По лезвию судьбы - Алина Савельева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всего стало слишком много. Нахлынувших обостренных ощущений, переполнивших меня до последней клеточки в миллиарде чувствительных нервных окончаний на коже, горевших и покалывающих. Ноги уже подкашивались, становились ватными.
— Медвежа-а-а-ае-е-ец, — прорычала я, не в силах больше ждать, доведенная до предела его игрой.
Услышав тихий, довольный смешок Макса, оказалась поймана в жаркие и крепкие объятья и поцелуй вернувшихся губ, оставивших свой вкус, прежде чем, подхватив меня, Макс уложил на что-то мягкое, но узкое, так, что мои связанные руки оказались под этой штукой. Медленно снял с меня последнюю деталь одежды и через секунду вздрогнула от прикоснувшегося ко мне чего-то маленького, круглого и холодного, кружащего по соскам и спускающегося все ниже, и, медленными зигзагообразными движениями выписав до промежности, Макс остановился, и вместо холодного шарика я ощутила массивную головку, которой Макс водил по складочкам, заставляя вздрагивать от дразнящих, горячих ласк.
Изнывающее тело послушно подчинялось Максиму, едва он проводил ладонью, просто мимолетно поглаживая или слегка нажимая, заставляя меня откинуться на мягкую поверхность, и, поднимая мои ноги на свои плечи, провел языком по лодыжке, вызвав сладкий спазм, пронесшийся по всему телу.
— Моя малышка… — едва слышно прошептал Макс и со стоном провел массивной головкой, раздвигая складки, и, толкнув бедрами, наконец наполнил собой.
Там так все одурело от ожидания, что его набухший член тут же оказался в плену жадно сжимающим его, требуя продолжения. Ритмично, но медленно двигаясь, Максим как будто оттягивал наступление развязки, периодически останавливаясь, входя на максимум, наклонялся, с хриплым рыком впивался в губы, врываясь языком, снова двигался, уже наращивая темп, выбивая больше моих стонов, и по телу бежала мелкая дрожь, предвещая фееричный лазерный рейв в моей голове. Наверное, я не продержалась и пяти минут на пике острых ощущений, меня оглушает оргазм такой силы, что я теряюсь в происходящем и не сразу понимаю, что уже лежу на кровати с развязанными руками и без повязки на глазах.
Максим тяжело дышит рядом, повернув голову в мою сторону, и, едва я открыла глаза, спросил охрипшим голосом:
— Правда?
— Что? — попыталась оттараканить свой мозг обратно, не понимая, что он спрашивает.
— Ничего. Руки покажи.
Рассмотрев мои руки, Максим удовлетворенно кивнул и, откинувшись обратно на подушку, заявил:
— Ты моя. Хоть и обманщица.
— Это кто еще обманщик! — возмутилась я. — Ты обещал не влюбляться! Ты сказал, что женится в этой жизни не будешь! А сам колечко на кухне положил кому? Фильке?
— А почему ты сказала, что не нужен? Какое такое плохое зло я тебе сделал?
Его манера разговаривать просто не давала мне серьезно настроиться, заставляя улыбаться над его фразочками, но я вроде разговаривать сюда шла, не сразу просто получилось.
— Я боюсь, что у меня найдутся генетические отклонения из-за родителей. Я не хочу сделать тебе «плохое зло» и обрекать на жизнь с такой как я.
— Кто тебе настучал? Твои подруги? Я ляпнул это по дури! Я просто идиот!
От услышанного я провалилась в ледяную прорубь. Он так говорил?
— Я не знала, что ты это говорил, но ты прав. У таких, как я, мало шансов быть… не важно.
Я встала с кровати и, вспомнив, что я теперь без платья, решила забрать его футболку. Что уж теперь париться. Буду воровать в наглую.
— Катя, не уходи… пожалуйста... не надо… — попросил Медвежаец, и я ошарашенно смотрела на его растерянное лицо и глаза, в которых опять умирала жизнь.
— Почему, Максим? Зачем тебе такая?
— А тебе зачем такой?
— Какой? Ты мне так и не показал.
Максим смотрел на меня, часто моргая, как будто я ему сказала, что Земля плоская. Я покосилась на синюю вазочку, но, заметив, что он, проследив за моим взглядом, тоже на нее смотрит, быстро отвела глаза. Решив, что рано еще его выпускать, но оказалось, он и сам не собирался, раз не ушел, зная, где это лежит.
— Ключ в синей вазочке, Катюш. Если не нужен, уходи.
— Я и без тебя знаю, где ключ! — я схватила эту вазочку с намерением выкинуть в окно и вместо ключа нашла там записку, написанную почерком моей училки Лики. Для Максима.
— Тут записка. Тебе.
39. Макс
Никогда не понимал этих приторно-слезливых выражений, например, как: «Задыхаюсь от любви». Глупое оно, мне трудно даже нарисовать себе эту картинку. А сейчас лежу рядом с ней на кровати и натурально не хватает кислорода. И дело не только в улетном сексе, когда сорвало все тормоза от мысли, что это в последний раз. От жажды слиться в одно целое, как будто это поможет удержать ее. А в том, что она пробормотала после, отчего дыхание снова перехватило, а сердце вырывалось из груди, видимо, послушать поближе ее тихое признание.
Перегрузка моего нетренированного мозга грозила вырубить мыслительный процесс окончательно. За пять минут такие качели! То «я так тебя люблю, Максим», то «нам не по пути, не хочу портить тебе жизнь».
Было бы там что портить.
В какой-то момент осознаю, что веду себя как те же качели. Катя, уходи — Катя, не уходи. Сколько раз я переобулся за последний час? И даже за последние пять минут? Сам же не готов ее отпустить, тем более после ее признания, а продолжаю по накатанной отталкивать ее.
Нарядная такая, в моей футболке, полезла за ключом, а я понял, что не выпущу, пока не узнаю все причины ее сомнений. Они точно не во мне, иначе Катя бы мне высказала за связанные руки, а в ее искаженном восприятии самой себя.
— Тут записка. Тебе.
Мне не до записок было совсем, но на автомате взял свернутый листок и уставился на него, кажется, перезагружая мозг. Первая мысль была: с какой стати они все лезут в мою жизнь? Каждый первый считает своим долгом ткнуть меня носом. Каждый первый знает, что мне нужно и что мне делать.
