Колокол и держава - Виктор Григорьевич Смирнов

оборонять город. Служилому князю Василию Гребенке-Шуйскому, степенному посаднику Фоме Андреевичу и степенному тысяцкому Василью Максимову наказали срочно собирать войско и готовить пушки. Каждой улице определили для защиты свой участок окружавшего город острога.

Услыхав приговор веча, Марфа не смогла сдержаться, слезы покатились по ее запавшим щекам.

3

Пока горожане готовились к обороне, архиепископ Феофил снова собрал совет господ. Втайне договорились просить у Москвы мира даже на самых тяжких условиях. 15 ноября большое новгородское посольство во главе с владыкой тронулось навстречу великому князю, но, опережая его, один за другим воровато выскальзывали из города и мчались припасть к государевым стопам именитые новгородские бояре.

23 ноября в селе Сытино состоялась встреча. Владыка униженно просил великого князя смилостивиться над своей отчиной и унять свой меч, соглашался звать его государем и платить дань. Все, о чем просил: не судить новгородцев на Москве и отпустить схваченных в прошлом году на Городище пятерых бояр. Иван Васильевич молча выслушал послов и удалился, перепоручив их своим братьям и ближним боярам, которым наказал всячески затягивать переговоры.

А тем временем касимовские татары царевича Данияра уже захватывали пригородный Кириллов монастырь. Татар было немного, их можно было выбить из обители, но воспротивился совет господ, дабы не сорвать заключение мира.

25 ноября передовой полк князя Данилы Холмского, двигавшийся вдоль реки Мсты, подошел к озеру Ильмень. Погода снова подыграла Москве. Раньше обычного ударили морозы, сковавшие озеро льдом. Приказав воинам ждать, князь Данила первым выехал на ледяную равнину. Молодой лед потрескивал под тяжестью всадника, но держал.

Уже стемнело, когда едва заметные в мертвенном свете луны московские ратники приблизились к противоположному берегу озера. Вдалеке смутно белели стены Юрьева монастыря, красными огоньками светились узкие окошки братского корпуса. У самого берега чернели закраины незамерзшей воды, чуя которую лошади тревожно всхрапывали и пятились назад. Выругавшись нехорошим словом, Данила Холмский хлестнул своего коня плетью. Ломая лед, конь провалился по грудь, но выправился и по мелководью выскочил на покрытый снежком и прошлогодними водорослями пологий песчаный берег. Вслед за князем с гиканьем помчались его воины.

На испуганный окрик монаха-привратника князь Данила рявкнул так устрашающе, что тот безропотно отворил окованные железом ворота. Оставив большую часть полка расселяться в обители, Холмский помчался дальше, спеша занять Клопский монастырь. На следующий день передовой отряд Стриги-Оболенского занял еще три монастыря и с десяток пригородных деревень. Так великий князь без боя одержал свою первую и самую важную победу, заполучив зимние квартиры для своего войска.

Убедившись в том, что Новгород взят в плотное кольцо, Иван Васильевич наконец дал ответ истомившимся новгородским послам. Перечислил все вины Великого Новгорода, заключив их словами: «А захочет отчина наша Великий Новгород бить челом, так они знают, отчина наша, как им нам, великому князю, бить челом». Ломая голову над тем, что означает сия загадка, новгородские послы отправились восвояси.

27 ноября великий князь с остальным войском появился под стенами Новгорода. Для своей резиденции он выбрал приильменское село Лошинское, то самое, где родилась и провела свое детство Марфа Борецкая.

4

Вот когда пригодились великому князю разнообразные таланты Аристотеля Фиораванти! Псковские плотники под началом итальянца выстроили у Городища крепкую понтонную переправу через Волхов, выдержавшую тяжелую конницу и пушки. Покончив с переправой, Аристотель занялся артиллерией. Расставил орудия, выбрав самые уязвимые места крепости, помог пушкарям пристреляться.

На военном совете у государя Фиораванти подробно обрисовал достоинства и недостатки новгородской обороны. Город окружен острогом, являвшим собой высокий земляной вал, обнесенный деревянным частоколом и окруженный глубоким рвом. Незамерзший Волхов перегорожен наплавной бревенчатой стеной. В конце каждой улицы высились каменные башни прямоугольной формы, сложенные из необработанного известняка. В бойницах башен торчали не менее полусотни пушек. На стенах видны были лучники и пушкари с зажженными фитилями. Еще внушительнее смотрелся похожий в плане на фасолину Детинец, окруженной каменной стеной.

Впрочем, на взгляд Фиораванти, новгородская крепость не выдерживала сравнения с европейскими цитаделями с их монументальными стенами, подземными переходами и выдвинутыми вперед башнями, позволяющими осажденным вести фланкирующий огонь.

Когда итальянец умолк, вскочил Данила Холмский и предложил, не мешкая, идти на приступ. Однако великий князь охолодил воеводу. Он решил брать город измором. При штурме не избежать мародерства, а он хотел получить неразграбленным богатый город, который уже считал своим. Так что стоило подождать, пока свое дело сделают голод, болезни и пушечные обстрелы.

…Декабрь прошел в осадной маяте. Новгородцы наглухо заперлись в остроге, время от времени постреливая из пушек, чтобы отпугнуть слишком близко подходивших к стенам москвичей. Осаждающие в свой черед вели настильный обстрел, круша деревянный тын острога и пробивая насквозь каменные башни. Несколько мортир стреляли поверх стен «огненными шарами», вызывавшими пожары.

Долгая осада несла свои тяготы и для осаждающих. Огромное войско уже опустошило округу и проглотило монастырские припасы. Пришлось срочно затребовать продовольственные обозы из Пскова. Но гораздо тяжелее приходилось защитникам Новгорода. Лазутчики доносили, что в город набилась тьма народу из окрестных деревень, что на Торгу не купишь хлеба ни за какие деньги, того гляди скоро дойдет до людоедства. Много жителей погибло от пушечных ядер. Уже началось моровое поветрие, люди мятутся промеж собой, одни хотят биться, другие кричат: хотим к Москве! Бояре сидят тихо как мыши, и только дьяволица Марфа Борецкая никак не угомонится. Все, что имела, раздала голодным, всюду поспевает, всех уговаривает стоять до конца.

Снова приезжали просить мира новгородские послы. Они уже перестали ставить свои условия, а только смиренно спрашивали: чего хочет государь? Наконец этот ответ прозвучал, и каждое слово в нем было как гвоздь в крышку гроба: «Вечу не быть, колоколу не быть, а государство все нам держати!»

Взрывом негодования отозвалось вече на эти неслыханные требования, горячие головы даже предлагали сделать вылазку, но сил уже не было. 28 декабря сложил крестное целование Великому Новгороду служилый князь Василий Гребенка-Шуйский. Его не удерживали. Старый воевода покидал город с понурой головой, провожаемый молчаливыми толпами горожан. Иван Васильевич принял князя Шуйского с честью, до поры ни словом не обмолвившись о том, что скоро заберет себе и его владения.

Снова явились новгородские послы. Но на этот раз вместо кнута Иван Васильевич приготовил им пряник, пообещав «золотым поясам» не трогать их вотчины, освободить от службы в московском войске за пределами Новгородской земли и не выводить отсюда людей. Заведомо зная, что не сдержит своего слова, великий князь, однако ж, не испытывал угрызений совести, с детства усвоив заповедь: нет такого