Ричард Длинные Руки — Вильдграф - Гай Орловский

И вот это крохотное допущение, что земля не плоская, а выпуклая, сразу невообразимо расширяет и горизонты, и человеческие возможности. В том числе и необходимость строить большие корабли, на которых можно жить долгое время, чтобы доплыть и заглянуть за кажущийся край земли.

А также это крохотное допущение говорит о том, что раз край земли лишь кажущийся, то дальше могут быть острова и другие земли, где нас ждут неслыханные богатства, сокровища, волшебные вещи, дивные народы, магические животные и райские птицы…

Я старательно вживался в это мировоззрение, чтобы не слишком выглядеть дураком или сумасшедшим, а Великий Хребет с каждым часом полета приближается грозно и неумолимо, словно всемирное оледенение. Я всмотрелся в уходящие в стратосферу вершины, скорректировал по ним курс. Макманус говорил, что огры живут в точке пересечении Хребта с океаном.

Уже отсюда вижу, как неспешно и царственно поражающая воображение громада Великого Хребта опускается в океан, а там еще долго идет по морскому дну, гордо показывая миру острые вершины, грозные пики и недоступный даже птицам скалистый гребень. И лишь когда скрывается из виду, постепенно уходя на далекое дно, еще долго видно сквозь толщу воды эту каменную стену, словно бы высеченную из единого куска сверхпрочного гранита.

Жилища огров, как я понимаю, в той части, что возвышается над водой. Сами огры, по словам Макмануса, промышляют рыбной ловлей и охотой на морских чудищ, а вовсе не поеданием людей, как им приписывают.

Воздух теплый и влажный, ноздри поймали едва уловимый аромат морской соли. Я высунул язык, пробуя, в самом ли деле все такое соленое, крылья с удовольствием опираются о плотный воздух, над океаном и вблизи его он держит лучше, чем сухой и накаленный над знойными барханами.

Я приближался к возвышающейся над водой скальной полосе, похожей на волнорез, медленно и неспешно, высматривая место, где опуститься.

Хребет, опустившись основанием в воду, еще несколько миль рассекает море, как исполинская касатка. Каменная стена уходит на дно во всем блеске то ли игры природы, то ди обработанная неведомыми дизайнерами, с этой стороны всегда тихо, волны мелкие, почти и не волны вовсе, а так, мелочь, как на озере.

Кое-где под косыми лучами солнца отчетливо видны уступы, но слишком огромные, чтобы можно было перебираться с одного на другой. А еще блестящие, как стекло, клинья не вбить, крюками не зацепиться, с нижнего уступа до верхнего не дотянуться, даже, если встать друг другу на плечи.

По-моему, и самим ограм пусть спуститься нетрудно, но подняться непросто. Веревочные лестницы сбрасывают или еще как, но попадут прямо в воду, где ограм, думаю, до пояса, в крайнем случае — по грудь, в то же время людям пришлось бы причаливать на лодке, но как к стене из стекла? К тому же волна тут же разобьет в щепки. Справа от каменной стены полузатонувшего Хребта трое огров на огромном, как корабль, баркасе в сотне-другой ярдов забрасывают в море сети. Солнце играет на их мокрых телах, все трое как живые скалы, огромные и кряжистые, а их сетью можно покрыть целый залив.

Я пошел побыстрее вниз, пока они заняты. Когти царапнули по необыкновенно прочному камню, что за порода, как будто в глубинах под чудовищным давлением спресовалась во что-то гораздо более плотное, чем гранит, распластался, стараясь не привлекать внимание и побыстрее перетек в человека.

Сердце колотится, как бешеное, в черепе отчаянная Мысль: что я тут делаю, среди чудовищ и мокрой рыбы, но задние конечности уже подняли в вертикальное положение, мышцы гордо выпрямили спину.

— Хоть тут не играй, — пробормотал я злобно. — Нерон поганый…

Пальцы поспешно выудили из сумки раковину. Сердце уже не колотится о ребра, а пытается их выломать и убежать, ничего не получится, ты и дуть не умеешь, не Эол, даже не сэр Растер…

Я приложил ее ко рту, дунул, но в самом деле даже не пискнуло. Сердце стучит уже так, будто взбежал на эту вершину, а не опустился сверху, а руки дрожат, словно всю ночь курей крал именно у этих огров.

Рыбаки остановили лодку, один показывал в мою сторону, двое после паузы дружно взмахнули веслами. Баркас повернул в мою сторону, рулевой покрикивал, поправляя курс.

— Давай, — сказал я себе нервно. — Давай, гуди… Иначе только удирать…

Я прикинул с тревогой, что огры могут добраться сюда раньше, чем я снова превращусь в дракона, придется в мелкого и жалкого птеродактиля.

Пальцы трясутся, я снова поднес раковину к губам, набрал в грудь побольше воздуха и дунул изо всех сил.

ГЛАВА 5

Долгий сиплый рев, похожий на тоскливый собачий вой, разнесся над утесом, пролетел над водой и утонул там без всякого плеска. Я поспешно поднес раковину к губам снова, дунул изо всех сил. В глазах потемнело, чувствовал, как на висках вздуваются жилы, будто в последний раз дую над сломанной Дюрандалью.

Волны вблизи утеса странным образом измельчились, потеряли форму, что тревожно и даже пугающе, но я с большей тревогой всматривался в приближающихся на лодке огров. Передний взял в руку гарпун, размером с корабельную мачту, глаза его злобно всматриваются в меня, как в добычу, а мышцы на громадных плечах взбугрились в готовности к броску.

Я видел, как он начал отводить руку. Один из гребцов что-то крикнул, в голосе прозвучало предупреждение. Гарпунер медленно опустил взгляд, ему орали уже оба гребца, он чуть повернулся, всмотрелся в воду и с силой метнул чудовищную острогу в пенистый край волны.

Там взметнулся огромный фонтан, словно ударил подводный гейзер. Мелькнуло блестящее тело, исчезло. Бешено взбурлила, как в кипящем котле, вода. Гарпунер слетел с носа лодки, словно перышко. Гребцы бросили весла и тоже ухватили устрашающего вида крючковатые копья. Водяной зверь взметнул гору брызг, в него били острыми гарпунами, он в ответ хватал и хлестал щупальцами, толстыми, как анаконды. На миг показалось массивное тело, похожее на бок кашалота, вокруг бешено взметывались толстые канаты, объемные, как стволы деревьев.

Страшный удар подбросил лодку в воздух. Оба огра вылетели, как перышки. Оружие, к счастью, не выпустили, я видел смутно, как и под водой всаживают снова и снова длинные острия в зверя. Волны стали красными на пару ярдов в стороны, я уже ничего не видел, кроме бешеного мельтешения и всплесков красной воды.

Из пещер начали показываться лохматые головы. Самый сообразительный захватил длинную острогу и поспешил на помощь, но те уже сами начали трудно и долго выволакивать втроем слабо отбивающегося зверя, что-то среднее между громадным тунцом и глубоководным кальмаром.