Ричард Длинные Руки — Вильдграф - Гай Орловский

— Привет, ребята, — сказал я покровительственно.

Мне не ответили, да я и не ждал, в холле прохлада, но светло и празднично, как и в самом городе, это в наших северных королевствах в замках всегда полумрак, окна узкие, да и небо почти всегда хмурое, свечи приходится жечь даже днем.

Придворные сразу поворачивали головы, но никто в упор не рассматривает: варвары такие взгляды воспринимают, как вызов, а с кочевниками лучше не связываться.

Принцесса, гордая и надменная, отыскалась во внутренних покоях, где кормит с руки птичек в просторной клетке. Я издали залюбовался ее дикой красотой, что больше пугает, чем умиляет, в каждом движении сквозит сила и решительность, лицо волевое, умное, нижняя челюсть слегка упрямо выдвинута вперед, других женщин это испортило бы, но здесь только подчеркивается необузданная красота.

Я остановился в трех шагах и отвесил короткий исполненный достоинства поклон.

— Ваше Высочество…

Она кивнула достаточно приветливо, хотя и высокомерно, продолжая со всем вниманием смотреть, как птички клюют из ее розовой ладони мелкие зернышки.

— Десятник Рич…

— Вы изволили поинтересоваться мной, Ваше Высочество, — напомнил я. — Весьма любопытственно, что за рыба издохла в лесу.

— Рыба?

— Идиома, — объяснил я. — Да не идиома сдохла… но это не важно. У вас ко мне вопросы или же вы просто восхотели мною полюбоваться во всем моем великолепии?

Она наморщила нос, в глазах промелькнуло неудовольствие и предостережение, шутить можно только с разрешения ее светлости, а весьма вольный тон ее раздражает.

— Не то, — произнесла она рассеянно и в неподражаемом королевском величии, — чтобы совсем уж вопросы…

Я отступил на шаг и сказал тверже:

— Ваше Высочество, я вижу, вы весьма и зело заняты.

Не буду вам докучать своим присутствием.

Я был уже возле двери, как меня догнал ее негодующий возглас:

— Десятник Рич!

Не поворачиваясь, хотя это вообще-то хамство, но я сам везде видел, как в таких случаях почему-то не поворачиваются, уж и не знаю, ерунда какая-то, спросил надлежащим голосом:

— Да, Ваше Высочество?

— Да повернитесь же, — потребовала она раздраженно. — Не с вашей же спиной разговаривать!

Но разговаривают же, мелькнула мысль, хотя и выглядит глупо. Какой-то совсем другой мир, условный, но я-то в реальном, и я медленно повернулся. Принцесса, забыв про птичек, смотрит на меня с гневом и в то же время как-то беспомощно.

— Да, — повторил я, — Ваше Высочество? Она сказала требовательно:

— Подойдите. Не кричать же через весь зал.

Тоже верно, хотя я видел, как кричат, но приблизился, она величественно повела в мою сторону темными загадочными очами.

— Слуги говорят, вы снова не ночевали.

— Да все по бабам, — ответил я со вздохом. — Из-за них все проблемы.

Она внимательно посмотрела мне в лицо.

— А вот и не врите, — произнесла она строго. — Все мои Женщины говорят, что вас и близко возле них не было.

— Они тоже шляются по кабакам? — поинтересовался я.

Она покачала головой.

— И там вас не было. Я послала проверить… беспокоилась, чтобы гонцу из дальнего племени утеснений и обид никто не чинил. Вас просто не было в городе!.. Да и ваш конь загадочным образом исчез из конюшни…

Я поинтересовался мирно:

— Конь? А при чем тут конь?

— Но как-то же надо передвигаться сыну степей?

Я сказал многозначительно:

— Принцесса… в мои таланты входит не только умение ладить с женщинами.

Она прищурилась, быстро посмотрела по сторонам.

— Что вы хотите сказать?

— Только то, — ответил я невинно, — что сказал. Я еще тот орел! И даже деревья клюю. Временами, но часто.

— Где вы были на этот раз, загадочный вы человек?

Я ответил, глядя честнейшими глазами:

— Где еще быть сыну степи? Вышел за город, чтобы подышать свежим воздухом. И до утра сидел, смотрел на звезды. Мы, степняки, такие романтики, такие романтики… Сами себе удивляемся. А вы так забеспокоились, что мне будут утеснения?

Она чуть-чуть пожала плечами.

— Вы слишком быстро заводите врагов. И не самых мелких.

— Я сам не мелочь, — заметил я скромно.

Она покачала головой, на лице в самом деле отразилась тревога.

— Я не о том… Мне кажется, вы сильно раздражаете конунга Бадию. Он терпит, слишком могущественен чтобы обращать внимание на мелочи, но его люди смотрят на вас очень зло… И вообще, я видела вас в моих снах… вам грозят неприятности.

— Сны брешут, — сказал я твердо.

— Но бывают же вещие? — возразила она. Я пожал плечами.

— Господь иногда может послать нечто… предупреждающее, но дьявол настолько все исказит, перевернет и перепутает, что такие сны лучше вообще не рассматривать. Даже, если посланы самим Богом. Проснулся и — забыл.

— Существуют мудрецы, — напомнила она, — занимаются только снами!.. Ох, что ты делаешь…

Птичка испуганно отпорхнула на другую строну клетки, а принцесса потерла клюнутый палец.

— Дикая все еще, — сообщила она, как бы извиняясь за невоспитанную птичку, тоже, наверное, дочь степей. — Но привыкнет…

— Привыкнет, — согласился я. — Ярл Элькреф уже клюет из вашей руки. Но сонники, составленные вашими мудрецами, воспринимают всерьез только тупые бабы из простонародья.

Она улыбнулась, глаза хитро прищурились.

— Вы отказываетесь узнавать о содержании снов… в которых были вы?

Я заколебался, кто из нас не хочет слушать о себе любимом, но вскинул голову и ответил, надменно выпятив подбородок:

— Разумеется. Я мужчина, а не эта самая… — Кто?

— Баба.

— Женщина?

— Баба, — повторил я. — Баба от женщины, как плотник от столяра… Баб много, женщины — редкость. Многие из мужчин даже не знают, что женщины в самом деле существуют…

Она произнесла с иронией:

— Что, так и не встречали?

Я помолчал, чувствуя, как из самых глубин, накрытых плотной тяжелой крышкой, пытаются пробиться наверх горькие воспоминания.

— Встречал.

Она помолчала, наблюдая за мной, лицо медленно смягчилось, стало почти женским, а голос впервые прозвучал без командной нотки:

— Я коснулась вашей старой раны… простите.

Я чувствовал, как из меня рвется тяжелый вздох, пытался подавить его или как-то замаскировать, мы не любим, когда зрят наши слабости, но принцесса все равно ощутила, глаза странно мерцают, на лице проступило глубокое сочувствие, и она стала удивительно красивой без всякой вал ькиристости.

— Ничего, — ответил я сдавленным голосом.