Институты и путь к современной экономике. Уроки средневековой торговли - Авнер Грейф

Эти примеры отражают борьбу между светским и религиозным как источниками легитимности правителей и правил в средневековой Европе. В период зрелого Средневековья Церковь стала терять свои прерогативы главного источника легитимных правил, управляющих практическими аспектами политики, общества и экономики, т. е. прерогативы организации, назначающей правителей или издающей правила. Важную роль в этом процессе сыграла убежденность в правомерности рукотворного обычного права, вписанная в римское право и в германское обычное право и отвечающая интересам традиционных светских лидеров, которые поддерживали ее. Неспособность Церкви удержать своих членов от стратегического использования позиций Церкви для материального обогащения, возможно, тоже сыграла определенную роль, подорвав моральные основы церковной легитимности [Ekelund et al., 1996].

В период зрелого Средневековья нормы легитимности в Европе все больше стали опираться на государства и корпорации. Правила считались легитимными, если они провозглашались правителями с наследственным правом на трон, провозглашались по итогам процедуры представительных выборов или вырабатывались представительными сообществами в ходе согласительной процедуры. Великая хартия вольностей, выборная монархия Германии, Швейцарская Конфедерация, итальянские города-государства и французские Генеральные Штаты – вот отдельные примеры и плоды этих процедур, которые вошли в апогей при возникновении демократического государства Нового времени[142]. Сегодня на Западе государство и профессиональные ассоциации, принимающие участие в создании правил, являются главным источником легитимности [DiMaggio, Powell, 1991b; Димаджио, Пауэлл, 2010; Scott 1995].

В мусульманском мире процесс, связанный с нормами легитимности, шел в противоположном направлении. Сначала правители легитимировались своей близостью к пророку. Позже легитимность правителя все больше и больше стала основываться на вере, т. е. стала зависимой от того, насколько правитель уважал, продвигал и распространял ислам. Провал в продвижении ислама легитимировал использование силы для низвержения правителя. Как заявил Аль-Маварди, один из наиболее влиятельных мусульманских юристов, умерший в 1058 г., не следует повиноваться даже халифу, если его приказы противоречат исламскому вероучению. Государство при этом обладало лишь ограниченной легитимностью в качестве интерпретатора шариата – исламского законодательства. В период зрелого Средневековья улемы, мусульманские богословы, стали почти единственными легитимными интерпретаторами шариата. Даже у халифа не было такой легитимности. С тех пор исламские правители с переменным успехом пытались создать подконтрольных государству улемов. Наибольшего успеха правители добились в своих попытках повлиять на правила, касающиеся наиболее важных предметов – например, налогообложения и фискальной политики (см.: [Sonn, 1990; Lewis B., 1991; Abou El Fadl, 2001; Crone, 2004; Kuran, 2005]).

Однако необходимость обходить этот источник легитимности, уклоняться от него или сопротивляться ему повлияла на институциональное развитие в исламском мире. Действительно, даже когда после заката колониализма на арабском Ближнем Востоке стали возникать монархии, республики и диктаторские режимы, традиционные источники легитимности по-прежнему сохраняли свою власть. Даже этим относительно светским политическим образованиям приходилось заявлять о своей приверженности шариату. Например, в конституции египетской монархии, установленной в 1922 г., шариат был объявлен источником права. Конституция Арабской Республики Египет от 1971 г. определяет Египет в качестве социалистического демократического государства, но основным источником законодательства Египта все также провозглашает шариат.

5. Заключительные комментарии

В этой главе были использованы идеи классической теории игр и теории обучения в играх, чтобы лучше понять роль и взаимосвязи между различными институциональными элементами, а также достоинства и недостатки аппарата теории игр, применяемого для изучения эндогенных институтов. Эти идеи подчеркивают важность институционализированных правил, которые обеспечивают и направляют поведение, помогая индивидам формировать убеждения, касающиеся окружающего их мира, представлений о том, что будут делать другие люди, что является достойным в нравственном отношении. Эти идеи формируют общие представления, дают информацию и обеспечивают координацию, а также указывают на нравственно достойное и социально приемлемое поведение.

Индивиды стремятся найти руководящие правила, которые позволили бы им понять, как вести себя в той или иной ситуации; такими руководящими правилами являются социальные нормы. Социальные психологи убедительно доказали, что эволюция настроила способности человеческого мозга на то, чтобы предпринимать действия в ситуациях, в которых индивиды руководствуются социальными нормами [Tooby, Cosmides, 1992].

В то же время индивиды отвечают на социальные нормы с учетом опыта, основываясь на своих собственных знаниях и информации. Поэтому институционализированные правила, т. е. социальные нормы, соответствующие регулярности поведения, накапливают частную информацию и частные знания. Единственными социальными правилами, которые могут быть институциализированы, являются те, которые, если ожидается, что им будут следовать, действительно выполняются и не опровергаются исходами, порождаемыми ими. Следовательно, институт может задаваться в качестве включающего когнитивные, координационные, информационные и нормативные социальные элементы, которые совместно формируют регулярность социального поведения, обеспечивая, направляя и мотивируя его.

Теория игр оказывается аналитическим инструментом, полезным в ситуациях, когда преобладают институционализированные правила, поскольку они отвечают теоретико-игровой посылке общеизвестности. В таком случае анализ ограничивает множество допустимых социальных правил, соответствующих поведению, теми, что оказываются самоподдерживающимися: каждый индивид, считающий, что другие будут следовать правилам, решает, что лучше всего поступать так же, если этому не противоречат его частные знания и информация. Тем самым ограничивается множество допустимых институционализированных правил. Действительно, самоподдерживаемость, по Нэшу, также предполагает, что поведение воспроизводит, а не отвергает убеждения и не подрывает нормы, мотивирующие его. Социальные правила, являющиеся самоподдерживающимися, – единственные правила, которые могут быть институциализированы. Следовательно, способность ограничивать множество допустимых убеждений является тем главным свойством, благодаря которому теория игр доказывает свою полезность для институционального анализа.

Идея, изложенная в этой главе, требует дальнейшего развития, которое должно идти в нескольких направлениях. Аналитических средств, допускающих дедуктивное ограничение интернализированных убеждений (ментальных моделей) и норм, не так уж много. Кроме того, недостаточно разработан аргумент о том, что люди играют по отношению к когнитивному и информационному содержанию правил, а не по отношению к правилам игры. Вообще, как показывает Саймон [Simon, 1955], содержательные следствия ограниченного познания и рациональности еще должны быть выяснены. Дальнейшее развитие исследования могло бы извлечь пользу из связывания стратегического поведения с тем, в котором индивид стремится, скорее, к «сатисфакции» или «достаточному удовлетворению» (satisfice), чем к оптимизации[143].

Социальные психологи утверждают, что поведение мотивируется также психологически, поскольку поступки, расходящиеся с представлением человека о самом себе, являются психологически весьма затратными. Кроме того, индивиды обычно вырабатывают идентичности, которые соответствуют ожиданиям других. Честный человек вырабатывает идентичность, которая осложняет мошенничество; индивид, от которого ожидают, что он будет предприимчивым, получает удовлетворение именно от предприимчивости. Поведение, порождаемое институтами, и убеждения, мотивирующие его, тем самым ведут к установлению соответствия между идентичностями и психологической мотивацией, подталкивающей к осуществлению такого поведения. Дальнейшее изучение взаимосвязей внешних и внутренних мотиваций, следующее этой логике, кажется весьма перспективным.

И все же несмотря на то, что многие вопросы остаются неизученными, крайне важно понять основное взаимодействие правил, убеждений, норм и поведения в ситуациях, когда институты формируют поведение. Люди ищут когнитивные модели и информацию, которыми они могли бы обосновывать свои решения; ищут средства для координации своего поведения, а также руководящие правила, позволяющие понять, что именно социально приемлемо и достойно в нравственном отношении. Социально распространяемые общеизвестные правила обеспечивают такие микроосновы, благодаря которым индивид получает когнитивное представление о ситуации и информацию; они определяют нравственно достойное и социально приемлемое поведение, а также формируют убеждения, касающиеся поведения других.