Замок из стекла - Джаннетт Уоллс

Я опасалась, что мистер Бейкер не даст мне работу, если я скажу, что мне всего тринадцать лет, поэтому я соврала, что мне уже исполнилось семнадцать. Он предложил мне работу за сорок долларов в неделю наличными. Я была вне себя от счастья. Это была моя первая серьезная работа. Собирание бутылок, присмотр за чужими детьми, стрижка газонов и выполнение домашних заданий за деньги – не в счет. Сорок долларов в неделю – это немалые деньги.

Мне нравилось работать. Покупатели ювелирных изделий всегда счастливы, и, несмотря на то, что Уэлч был бедным городом, желающих приобрести украшения хватало: старые шахтеры, покупавшие женам заколку или брошь с камнем за каждого ребенка, молодые пары, подыскивающие обручальные кольца. В таких парах девушка обычно радостно хихикает и смеется, а парень старается держать себя по-мужски и с достоинством.

Когда покупателей было мало, мы с мистером Бейкером смотрели трансляцию Уотергейтских слушаний. Мистеру Бейкеру очень нравилась жена Джона Дина[50] – Морин, сидевшая позади мужа во время дачи показаний. Морин была очень элегантно одетой, и ее светлые волосы были собраны в пучок. «Вот это классная женщина!» – восклицал мистер Бейкер. Однажды он так возбудился, глядя на Морин, что во время трансляции подошел ко мне сзади и начал об меня тереться. Я отвела его руки и не сказала ему ни слова, после чего он снова вернулся к просмотру слушаний.

Когда мистер Бейкер выходил на обед в расположенный напротив магазина дайнер, он всегда брал с собой ключи от прилавка с бриллиантовыми кольцами. Если во время его отсутствия приходили покупатели, которые хотели взглянуть на кольца, мне приходилось бежать в дайнер, чтобы его позвать. Однажды мистер Бейкер забыл взять с собой ключ и после своего возвращения демонстративно пересчитал передо мной кольца. Я поняла, что таким образом он дал мне знать, что совершенно мне не доверяет. Однажды он вернулся с обеда и стал с такой обстоятельностью проверять, все ли на месте, что я начала подумывать о том, что в его чертовом магазине стоит что-нибудь украсть. Брошки, ожерелья и банджо меня не интересовали. Наконец я увидела то, что мне нравится.

Я всегда хотела иметь часы. В отличие от бриллиантов, часы – это практичная вещь. Часы предназначены для людей, которые не хотят опоздать на встречу и стремятся повсюду успеть. Именно таким человеком я мечтала стать. На стенде за кассой тикали десятки часов. Мне особенно понравились одни из них. У этих часов было четыре сменных ремешка: черный, коричневый, синий и белый, которые можно было менять в зависимости от цвета костюма. Эти часы стоили 29,95$ – практически на десять долларов меньше, чем моя недельная зарплата. Но при желании эти часы могли бы быть моими совершенно бесплатно. Чем больше я думала о часах, тем сильнее начинала их хотеть.

Однажды в магазин зашла женщина, работавшая в магазине мистера Бейкера в городке Уор, которую тот попросил поделиться со мной секретами красоты. Волосы платинового цвета женщины были выложены в высокую прическу, а на ресницах была, наверное, тонна туши. Женщина сказала, что я, наверное, зарабатываю хорошие комиссионные. Я попросила ее уточнить, что она имеет в виду, и она объяснила, что в дополнение к своей зарплате в сорок долларов в неделю она получала 10 % комиссионных за каждый проданный товар. По словам женщины, ее комиссионные были вдвое больше зарплаты. «Черт побери, да по социальному пособию люди получают больше, чем сорок долларов в неделю, – сказала она, – если он не платит тебе комиссионные, он просто тебя обворовывает».

Когда я попросила мистера Бейкера платить мне комиссионные за продажи, он сказал, что комиссионные полагаются только продавцам, а я являюсь помощником продавца. На следующий день, когда мистер Бейкер ушел на обед, я открыла стенд и вынула часы с четырьмя ремешками, положила их в свою сумочку и аккуратно переставила часы, чтобы закрыть образовавшуюся дырку в экспозиции. Я лично сделала много продаж. Если хозяин отказывался платить мне комиссионные, я просто брала то, что он мне был должен.

Вернувшись с обеда, мистер Бейкер как обычно внимательно рассмотрел витрину с бриллиантами, но в сторону стенда с часами даже и не взглянул. Возвращаясь в тот вечер домой с часами в сумочке, я не шла, а порхала. После ужина я залезла в кровать и оценила, как смотрятся часы с каждым из ремешков, и делала жесты запястьем, как, по моему мнению, должны делать обладатели дорогих часов.

Носить часы на работу я, конечно, не могла. Потом я сообразила, что я могу столкнуться с мистером Бейкером в свободное время на улице, поэтому решила носить часы до начала учебного года только дома. Потом у меня возник логичный вопрос: что я отвечу Лори и Брайану, когда они спросят, откуда у меня часы? Я начала опасаться, что мое выражение лица и поведение могут меня выдать и мистер Бейкер начнет подозревать меня в воровстве. Рано или поздно он заметит пропажу часов и спросит меня, и я не была уверена в том, что смогу убедительно соврать. А если я буду плохо врать, то окажусь в школе для малолетних преступников с Билли, а мистер Бейкер будет говорить: мол, он так и знал, что мне нельзя доверять.

На следующее утро я вынула часы из коробки, в которой хранила свой жеод, положила в сумочку и отнесла в магазин. Все утро я с нетерпением ждала, когда мистер Бейкер отправится обедать. Когда он ушел, я открыла витрину и поставила в нее часы. Всего неделю назад я спокойно украла часы, но сейчас очень боялась, что кто-нибудь заметит, как я их возвращаю.

В конце августа я стирала белье в тазу в гостиной. И вдруг услышала, что кто-то поднимается по лестнице и поет. Дверь открылась, и вошла Лори с рюкзаком на плече. Она смеялась, валяла дурака и распевала песни, которые дети обычно поют в лагере вечером у костра. Я никогда не видела сестру в таком веселом и расслабленном настроении. В лагере их хорошо кормили, там был горячий душ, и она перезнакомилась с кучей людей. За это время у нее даже появился бойфренд, с которым она целовалась. «Ты представляешь, все относились ко мне как к нормальному человеку», – рассказывала она. Она поняла, что если уедет из Уэлча и от родителей, то сможет стать счастливой. С того самого дня Лори начала мечтать о том, что, когда вырастет, покинет родительскую семью и заживет самостоятельной жизнью.

Через несколько дней вернулась домой мама. Она тоже изменилась. Она жила в общежитии университетского городка, без четырех детей, и ей это очень понравилось. Она ходила на лекции и рисовала. Она прочитала кучу литературы о самоулучшении и поняла, что все эти годы напрасно отдавала свою жизнь другим. Она твердо решила бросить преподавательскую деятельность и посвятить себя искусству. «Пора начать жить для самой себя, пора заняться своей жизнью», – говорила она.

«Мама, но ты же все лето посвятила тому, чтобы получить новую лицензию на преподавание!»

«Если бы я этого не сделала, то никогда бы не смогла осознать то, что осознала».

«Ты не можешь уйти с работы, – спорила с ней я. – Нам нужны деньги».

«А почему только я должна зарабатывать деньги? – спросила мама. – У тебя есть работа, ты можешь зарабатывать. Лори тоже может начать зарабатывать. У меня есть вещи поважнее».

Я решила, что со временем мама передумает. Я надеялась, что с началом учебного года она сядет в машину с Люси и отправится работать. Но в первый день занятий мама не встала с кровати. Мы стянули с нее одеяло и пытались вытащить из постели, но, увы, безрезультатно.

Я напоминала ей об ее ответственности. Я говорила о том, что, если она бросит работу, в любой момент могут появиться люди из социальной службы. Она сложила руки на груди и твердо заявила: «Я не иду в школу».

«Почему?» – спросила я.

«Я больна».

«Чем?»

«Потому что у меня мокрота желтого цвета», – ответила мама.

«Если все те, у кого мокрота желтого цвета, не пойдут в школу, там никого не будет», – сказала я.

«Ты не имеешь права со мной так говорить, – отрезала она, – я – твоя мать».

«Если ты хочешь, чтобы к тебе относились как матери, веди себя как ответственная мать», – сказала я.

Мама редко сердилась. Обычно она или пела, или рыдала, но на этот раз ее лицо перекосилось в злобе. Мы обе понимали, что я позволила себе сильное заявление, но мне уже было совершенно наплевать. Я изменилась за то лето.

«Да как ты смеешь? – закричала мама – Это тебе так просто не пройдет! Я все расскажу отцу, когда он вернется».

Я не боялась маминых угроз. Я считала, что отец – мой должник. Я следила за детьми все лето, я покупала ему пиво и сигареты, и я помогла ему раскрутить Робби. Я была уверена, что с папой мы сможем договориться.

Когда я вернулась из школы, мама все еще валялась в кровати, рядом лежала стопка дешевых романов. Папа сидел у маминого изголовья и скручивал сигарету. Жестом руки он приказал мне выйти на кухню.