Пожизненный срок - Лиза Марклунд

Она поставила воду на стол Спикена.

— Мы покажем им, что произойдет, если никто из нас не выйдет на работу. Мы заставим их понять все тяжелые последствия наплевательского отношения к коллективу…

— Господи, — простонала Анника, — ну что за ахинею она несет?

Девушка в костюме обернулась и раздраженно шикнула.

— Что? — спросила Анника. — Ты всерьез думаешь, что это нормально — всем сразу уйти на больничный?

Роня демонстративно отвернулась, сложив руки на груди.

— Нет, скажи мне, — не отставала Анника, — ты что, всерьез думаешь, что это нормально — пользоваться системой социального страхования для того, чтобы отомстить работодателям?

Наступила мертвая тишина, в которой отчетливо прозвучали последние слова Анники.

Стоявшая на столе Ева-Бритт потеряла нить. Она осмотрела толпу, и взгляд ее наконец остановился на Аннике. Ева ткнула в ее сторону пальцем и негодующе произнесла:

— Ты хочешь что-то сказать?

Все повернулись к Аннике, которая, чувствуя, как начинает колотиться сердце, в ответ лишь пожала плечами.

— Уйти на больничный, — сказала она, помолчав, — это не боевая стратегия. На самом деле такое использование системы социального страхования попросту противозаконно. Это фальсификация документов.

На щеках Евы-Бритт выступили красные пятна.

— Ты вообще понимаешь, что такое солидарность? — крикнула она.

Анника неловко переступила с ноги на ногу, чувствуя испепеляющие взгляды коллег.

— Ну хорошо, — сказала она, — но как быть с нашей солидарностью тем, кто действительно болен, если мы используем их деньги для того, чтобы насолить Андерсу Шюману?

— Солидарность — это когда толпа объединяется в коллектив! — выкрикнула Ева-Бритт Квист. — Солидарность — это когда ты видишь что-то дальше своего носа, но тебе этого не понять!

Анника внезапно пришла в ярость. Эта глупая курица выставляет ее на посмешище перед всей редакцией. Анника сделала два шага и смешалась с толпой коллег. Горло сжала судорога, ей стало трудно дышать.

«Только без патетики. Только не вздумай расплакаться».

— Ладно, — сказал вдруг стоявший рядом с Анникой Эмиль, — в конце концов, можем же мы обсудить этот вопрос? Мы ведь на собрании.

— Надо стоять всем вместе! — продолжала визжать Ева-Бритт. — Мы же договорились!

Анника удивленно посмотрела на коротышку-стажера. В этом парне что-то есть!

— Кто договорился и о чем? — спросила Анника, встретившись взглядом с председателем комитета. — Ты и кто еще? Как насчет нас, рядовых сотрудников?

— Анника верно говорит, — раздался чей-то голос за ее спиной.

— Это коллективное действие! — снова закричала председатель комитета. — Нам надо держаться вместе, чтобы добиться удовлетворения наших требований.

— Каких требований? — не сдавалась Анника. — Увольнять первыми пришедших последними? Где же здесь честность и справедливость?

— Именно! — поддержал Аннику Патрик Нильссон.

Собрание заметно оживилось.

— Нам надо держаться вместе! — гнула свое Ева-Бритт, окончательно срывая голос.

— Чтобы ты сохранила свое место! — крикнул кто-то из задних рядов. — Но что будет с нами?

— Да, именно, что будет с нами?

Анника отступила на несколько шагов, обошла Роню и взяла сумку со стола. Стоял такой шум, что никто уже не слышал, что хрипит Квист.

Было ясно, что поработать в отделе дневной смены ей удастся еще не скоро.

Андерс Шюман видел, как Анника достала из сумки талоны и исчезла в направлении столовой.

Сам он сидел в пустой радиостудии, наблюдая профсоюзное собрание сквозь открытую дверь.

Ева-Бритт Квист оказалась на посту председателя профсоюзного комитета еще большим несчастьем, чем он мог себе вообразить. Это говорило о многом.

«За нее бороться не стоит».

Он вспомнил историю о том, как одна газета в Смоланде в течение нескольких лет пыталась избавиться от непримиримого профсоюзного активиста. На работе этот человек был абсолютно невыносим. Он противился всему, он отказывался работать под тем предлогом, что предложенная ему работа ниже его квалификации, говорил, что просматривает материалы, хотя на самом деле смотрел в это время порнографию в Сети. Когда же он понял, что его вот-вот уволят, немедленно стал председателем профсоюзного комитета газеты. Руководство тем не менее не оставляло попыток от него избавиться, но результатом стало лишь то, что все шведское профсоюзное движение сплотилось на защиту этого никуда не годного корреспондента. Дело кончилось тем, что его назначили омбудсменом в штаб-квартиру ассоциации журналистов на Вазагатан в центре Стокгольма. Все СМИ Швеции праздновали эту блистательную победу!

Активиста через три месяца испытательного срока отправили в отставку, но эту новость не заметил никто, если не считать ассоциации издателей газет. Сейчас тот тип работает таксистом в Сундбюберге.

«Игрища для галерки. Так это и работает. Пусть радуются своим сенсациям».

Вот они и провели свое большое собрание. Массы возмущены. Теперь настало время для уступок.

Андерс Шюман устало вытянул ноги.

Собрание оказалось интересным. Шюман обнаружил пару недовольных, которых раньше не замечал. Он, конечно, не удивился тому, что Анника Бенгтзон выступила против Евы-Бритт Квист и ее глупых идей. Анника сделала это отчасти потому, что терпеть не могла бывшую секретаря редакции, а отчасти потому, что инстинктивно возмутилась нарушением правил игры (правда, она не возмущалась, когда правила нарушала она или близкие ей люди).

В этом отношении Шюману просто повезло, что Ева-Бритт Квист — женщина. Она никогда не сможет добиться такого же авторитета, какого смог бы добиться мужчина. Отсутствие успеха все будут считать ее личной неудачей и не станут обвинять остальных членов профсоюзного комитета.

«Когда все это кончится, можно будет придумать вполне разумный повод, чтобы от нее избавиться. Драться за нее не будет никто».

После долгих переговоров Шюман и Квист пришли к соглашению относительно процедуры сокращения. По условиям этого соглашения, подписанного представителем профсоюза, члены правления и руководители редакций исключались из рассмотрения согласно кодексу законов о труде и не подлежали включению в списки сокращаемых сотрудников. Шюман утверждал, что любой другой подход будет неразумным, и Квист в конце концов уступила.

Может быть, она сама рассчитывает попасть в этот привилегированный список?

Исключение из списка особо не оговаривалось, никто не мог бы сказать конкретно, кто такие руководители редакций, так что лазейка тут была.

«Этот новый парень Эмиль и, конечно, Патрик. Молодые ребята из сетевой версии и девочки из отдела развлечений».

Всем им придется уйти, если придерживаться составленного с участием Квист списка.

Он продолжал сидеть и смотреть, как люди постепенно разбиваются на более мелкие группы и начинают расходиться по рабочим местам.

Главный редактор встал и направился в свой кабинет.

«Думается, наша газета скоро станет учреждением с самым многочисленным руководящим составом в мире».

Стол репортеров дневной смены был завален стаканчиками из-под кофе, банками кока-колы и апельсиновыми корками. Анника расчистила себе место, выбросила мусор в корзину и постаралась не обращать внимания на оставшуюся грязь. Она достала из сумки компьютер, поставила на стол и вошла в Сеть, вытащила свои сделанные прошлым вечером записи, конспекты телефонных переговоров и распечатки добытой информации.

Оставался единственный вопрос: можно ли все это как-то использовать?

Чем она располагает? Люди в правлениях разных компаний, сорокапятилетний мужчина, застреленный на автостоянке в Норчёпинге, американец, отбывающий пожизненный срок и исчезнувший из Тидахольма после какого-то несчастного случая…

Она взяла заметки, сделанные во время разговора с надзирателем из Тидахольма, и задумалась. Надзиратель сказал, что Давид Линдхольм был опекуном американца, отбывавшего пожизненный срок.

Опекуны — это должностные лица, осуществлявшие связь заключенных с внешним миром, элита системы исполнения наказаний.

«С какими еще заключенными у Линдхольма были официальные связи и контакты? Как это выяснить? Есть ли данные о таких вещах в открытом доступе?»

Никогда прежде она об этом даже не задумывалась.

Она зашла на сайт национальной организации исправительных учреждений, просмотрела контакты, нашла номер телефона и позвонила в Норчёпинг. Ее направили к юристу, отвечавшему за свободный доступ к информации.

— Такие сведения защищены законодательством, гарантирующим конфиденциальность для лиц, работающих в системе министерства юстиции, — ответил юрист. — Это частные сведения, а значит, их нет в открытом доступе.