Космогон - Борис Георгиев

– Подох? А откуда тогда страдательные эманации?

– Надо подключиться к пузырю, прочесть.

– Умный какой! Поди, подключись к нему. Видишь, как лучится? Это же надо совсем быть затуманенным, чтоб пойти на такую страсть.

Старший чистильщик разбух от ярости, когда не достало мочи сдерживаться, заревел:

– Молчать, неподобные!

Когда установилась тишина и окрик затух в пылевых облаках, он вкрадчиво продолжил:

– Слыхал я, кто-то из вас собрался подключиться к инфовойду. Кто?

«Ты!.. Ты!.. Это не я сказал!.. Как не ты, когда я сам слышал! Выходи! Нет!.. Ты чего пихаешься, коллега?»

Волнуясь, сборище вытолкнуло из лав своих малого бестелесника, самого младшего из чистильщиков.

– Ты хотел подключиться?! – грозно спросил старший чистильщик, не давая бестелеснику смешаться с толпою.

«Он! Он!» – хором заголосило скопище.

– Я? – до просветления удивился младший чистильщик.

– Ты сказал, – поспешил сделать заявление старший чистильщик и обратился к Космогону: – По слову твоему, господин, найден виновник происшествия. Во искупление вины своей он подключится к инфовойду и расследует, что случилось с избранным тобою думотерием.

– Во искупление? Тогда ладно, пускай подключается, – разрешил Космогон.

По правде говоря, суета надоела ему, снова захотелось порченую параллельность вовне выкинуть, а самому возлечь на бережку и предаться созерцанию.

– Нет! Не-ет! – подвывал младший чистильщик. – Избавь меня…

Начальник, причитаний не слушая, подволок несчастного вплотную к лучащемуся пузырю и со словами: «Славь Космогона!» – соединил бестелесника с инфовойдом накоротко.

Свет нестерпимой яркости пронизал бестелесника, он забился в резонансных конвульсиях, дымные капли инфракрасные брызнули во все стороны. «Ава!.. Ва-а!» – захлёбывался криком самый малый из чистильщиков.

– Хаа-ар! – в восторге рычал Верховный, от рыка его морщилась кора шарика.

И снова отъединился пузырь, полный боли, от младшего чистильщика, а тот забормотал, как бы в забытьи: «Птах я, птах белый… Горло зверем прокушено…» – и заплакал инфракрасными каплями.

Трудности перевода. Интермедия

Текст внезапно кончился. Пока я изучал «Космогон», меня не оставляло ощущение, что я давно знаком с главным героем. Стоило мне наткнуться на первое упоминание о чистильщиках, само собою выстроилось предположение, полностью подтверждённое бессознательным бормотанием младшего чистильщика. Я прекрасно помнил, кто называл себя Птахом белым и при каких обстоятельствах ему прокусили горло, но это могло быть и совпадением. Мало ли кто может назваться Чистильщиком? Фразы кочуют из текста в текст, авторы при цитировании не всегда указывают первоисточник, особенно если полагают, что он общеизвестен.

Повестушку под названием «Чистильщик» я получил от переводчика сразу же после знакомства с ним, вернее после того, как оправился от последствий нашего знакомства. Как раз текстом «Чистильщика» мой реликт украсил стены нашей квартиры. Надписи исчезли на следующий день, но я успел скопировать их, хоть и не собирался перечитывать. Жена моя сказала, что повесть омерзительна, и я вынужден был согласиться с этим скороспелым суждением, хоть и подозревал мать моих детей в пристрастности. Она была сильно напугана, решила, что это мои фокусы и что я сам в угоду странной прихоти испачкал стены квартиры собственным творением.

– Ты хочешь, чтоб это прочли дети?! – негодовала она, особенно напирая на слово «это». Она права, детям читать «Чистильщика» не рекомендуется категорически. Фотографируя текст, я подсчитывал, в какую сумму обойдётся мне срочный ремонт, однако на следующий день кровавые буквы исчезли бесследно. Это перепугало жену мою ещё больше, но мне удалось её успокоить, убедив, что нам обоим просто нужен отдых.

В общем, дороговато обошлась мне повесть, и возвращаться к ней не хотелось не только по субъективным причинам. Сделав вывод, что переводчик таким экстравагантным способом ознакомил меня с пересказом какого-то малоизвестного апокрифа, я решил предать инцидент забвению. Откуда мне было знать, что события, изложенные в повести, имеют к моему новому знакомому прямое отношение?

– Это ещё не факт! – сказал я себе, разыскивая файл.

Апрельское солнце пригревало. Сквознячок шевелил полосы римских штор, острые лучики резали доски палубного пола наискось. Жена в соседней комнате читала детям какую-то сказку. Допускать мысль, что кровавая повесть реальна, не хотелось в ленивый воскресный полдень, но выбора у меня не было. Я открыл файл.

Побег третий. Чистильщик

Птах

Холмистая бурая равнина шевелилась как живая. Лениво ворочалась, клонилась, дышала. Чистильщику казалось, что под щетинистой шкурой перекатываются бугры мышц. Он хорошо помнил теорию: самопроизвольное зарождение политерия возможно только в системах двойных звёзд, и значит, шевеление поверхности планеты – иллюзия, результат несовершенства органов зрения носителя. Глаза – их два у носителя – устроены были примитивно, зрачки их двигались скачками, независимо друг от друга, суетливо; фокусировка казалась Чистильщику хаотичной, непонятно было, что высматривает углеродец и высматривает ли он хоть что-нибудь. Похоже, инфовойд не смог полноценно оседлать мозг думотерия, оформленные мысли уловить не получалось, только ощущения, но с ними Чистильщик ещё не освоился. Слишком были острыми. Голод – думотерий искал пищу. Чувство пространства – там вдалеке, точно известно где, был дом. Чувство среды – газовая смесь приятна была думотерию, но холодновата. Чувство тела… «Вот с этим особенно плохо, – думал Чистильщик. – С ума сойдёшь, пока разберёшься с конечностями, не говоря уже о декоративных мышцах и внутренних органах. Атавизмы ещё… Но это ладно, пока жаловаться не на что. Боли нет, а это главное. Почему же от инфовойда так несло страданием? Планета выглядит мирно, думотерий страха не испытывает, только голод. Будущее не пугает думотерия, в прошлое он не заглядывает, ищет пищу».

Чистильщик под влиянием носителя почувствовал покой и умиротворение: невыразимо приятно было, не задумываясь ни о чём, парить, опираться на упругую газовую среду, повернувшись навстречу потоку. «Крылья, – осознал Чистильщик. – Верхние конечности у меня крылья. Нижние поджаты. Был у меня однажды похожий носитель, тоже кислозависимый углеродец, когда мы чистили пятую планету красного карлика в соседней галактике. Но тот был задумчивей этого. Птах. Что это он?.. О, кажется, что-то нашёл».

Серые коробки, сверху мохнатые, приблизились скачком – думотерий заметил их, – они стали поворачиваться, – он снижался кругами, – они метнулись в сторону и тут же вернулись.

Чистильщик понял: это строения, а пятна светлые на проплешине – спины углеродцев. Неопасных. Ещё одну странную большую неопасную фигуру успел заметить, но не разглядел. Носитель сфокусировал зрение на округлом предмете, очевидно, искусственного происхождения, и в тот же миг радость электрическим разрядом пронзила Чистильщика. Он почуял запах, всем нутром носителя ощутил восхитительное стремление насытиться. Всё, кроме посудины с пищей, потеряло смысл. Тело думотерия увлекло Чистильщика к цели. Он заложил вираж. Не теряя из виду цель – мягкое, в жиже размоченное, жирное, вкусное! – он расправил крылья, опираясь о поток, забил ими при торможении. Запах манил его. Изогнув шею, он углядел одним глазом, за что уцепиться; на миг увидел собственные когтистые лапы и щербатый изогнутый край огромной посудины, но еда…

Счастье! Счастье!.. Отхватывал он кусками пышное, жирное.

Счастье! Горой высится! Разум бестелесника сдался под напором эмоций, слабый сигнал тревоги остался без внимания.

Какое-то движение сбоку, пустяк. Но в следующий миг и носитель забеспокоился, скосил правый глаз.

«Опасно!» – пришло от носителя сообщение. Тёмное, огромное, быстрое – успел разглядеть Чистильщик – чудовище метнулось к нему. Глаза его…

«Очень опасно!» – просигналил носитель, напрягшись. Он взмахнул что было сил крыльями. Зверь ощерился. Клыки его…

«Это смерть!» – паниковал носитель. В разум бестелесника били волны ужаса.

Дикая боль клещами схватила Чистильщика за душу. Он бился, кричал, но клыки сжимались сильнее. Он толкал навалившуюся тушу лапами, но тщетно. Он слабел. В крыло воткнулись острия боли. Когти? Полетели белые перья. Зверь на миг разжал челюсти, Чистильщик дёрнулся из последних сил, будто хотел сбросить с души пузырь, переполненный болью, но челюсти сжались снова. Хрустнули кости, боль стала нестерпимою, жизнь толчками уходила из горла. В последний миг Чистильщик не бестелесным наблюдателем стал, а пойманным птахом. Душа рвалась из него с криком:

– Птах я! Птах белый!

Боль прошла. Чистильщик лишился тела; не стало у него ни крыльев, ни горла. Он плакал, причитая: «Птах я… птах белый… Горло зверем прокушено». Горячие слёзы падали в бесплотную тьму – словно капли кровавые в воду.