Век перевода. Выпуск первый (2005) - Евгений Витковский

***

Исчезло Я в разрывах стратосферыжертва ионов — облученный штамм —поля, частицы; вечности химерызастыли в сером камне Нотр-Дам.

Уходят дни — ни вечера, ни утра,стоят года, — ни палый лист, ни снегтого не скроют, что бессрочна сутра,а мир — побег.

Где путь твой, где конец пути, где мераисчерпанности, полноты —играет тьма кристаллом Агасфера:в его решетках протекаешь ты.

Агаты звезд — как колотые раны,джунгли смертей — как почва бытия,народы, судьбы, битвы, Каталаунызаглатывает бездна с острия.

Заброшен мир. Сквозная человечность,пространство-время вяжущая в жгут,есть функция, с пределом бесконечность,а мифы лгут.

Откуда и куда? Ни ночь, ни утро.За здравие? За упокой?Спросить ответ у веры было б мудро, —Но у какой?

О, если все мыслители о Богепомыслят и склонятся к одному,и пастыри, и паства, все в итогепричастием с себя омоют тьму,

вино стечет, как кровь из общей раны,и стол один — преломит хлеб семья, —о, этот вкус, о, этот час осанны,когда найдешь потерянное Я.

ТОЛЬКО ДВЕ ВЕЩИ

Устав, наконец, от созданьябесчисленных мифологем,ничто не избегнет страданьяпод вечным вопросом: зачем?

И спрашивая без зазренья,возьмешь много позже в толк,что есть лишь одно: терпенье —от смысла, от веры, от рвенья —судьбою навязанный: долг!

Проходят под гибельным знакомрозы, снега, моря,есть две только вещи: вакууми меченный атом — Я.

АВГУСТ

Нет одиночества полней,чем в августе, — вид урожая,пожаром красок угрожая,не трогает души твоей.

Светлы озера под луной,поля чисты, пусты аллеи,но где победы, где трофеицарств, предначертанных тобой?

Броженье плоти, винный дух,здесь, где оправданы рожденьяуспехом самоутвержденья, —ты выбрал пораженье — Дух.

ПОЕЗДКИ

Цюрих представьте, к примеру,город обычный вполне.Можно ли чистую веручерпать в его глубине?

Или же, бредя Гаваной,ждешь, что один ее видбелой и розовой маннойжажду твою утолит?

Станция, площадь, аллея,пляжи, руины, мосты, —даже потокам Бродвеяобщей не скрыть пустоты.

Ну и зачем ты плутаешь?Путаешь только себя.Стой — ты еще испытаешьявь безграничного Я.

ВАШИ ЭТЮДЫ

Ваши этюды,арпеджио, хоралкопируют причудыподержанных лекал.

Свою имеет нотупростой вороний грай —был глуп, имел работу:ну, чем тебе не рай.

Сакрального вокалакрасив речитатив,однако у шакалаесть тоже свой мотив.

Ax, призрачны литавры,и караул во фрунт,невидимые лаврытам, где под тоном грунт.

НУ, А ТЫ —?

Мимолетный, дай глазам сомкнуться,всё одно проиграно пари,вечером в пивной не шелохнутся,хоть ты, с места не сходя, умри.

Вдруг сидит мертвец за стойкой бара,адвокат с красавицей вдовой,год назад скончавшись от удара,снова пьет, здоровый и живой.

Вот ведь и цветы уже стояли,кем-то принесенные с полей,сорок лет назад, пока увяли,знает бог, в какой из летних дней.

Всё живет, в чем старая основапроявляет новые черты,всё проходит, чтоб начаться снова…Ну, а ты —?

ГЕРМАН ГЕССЕ (1877–1962)

ЗАПАХ ОСЕНИ

Снова нас покинул праздник лета,Где-то в поздних грозах уничтожен,От дождей и от скупого светаЗапах леса горек и тревожен.

Безвременник канет безвозвратно,Снят боровика тугой огузок,Дол, еще вчера невероятноСветлый и широкий, станет узок.

Станет узок этот мир, прогнозыГоречь и тревогу отмечают,Мы уже готовы встретить грозы,Те, что жизни летний сон кончают!

МОЛИТВА

Позволь мне разувериться, в себе,Но не в тебе!Позволь от многих бед с дороги сбитьсяПозволь огнем страдания напитьсяПозволь мне, Господи, позор,Ни в гору подняться,Ни в горе держаться!Но только выгорит зазор,Яви себя,Дай знать, что это ты,Тот, кто возжег костер до высоты,Я в это мгновенье,Найду облегченье,И смерть, как выход из тебя.

МАКС-ГЕРМАН НАЙССЕ (1886–1941)

ИСТУКАНЫ

Ледяные фигуры в бородах патриарховна ветру прорастают иголками тьмы,очутившись среди расцветающих парков,как отставшая свита зимы.

Так беспомощны эти покатые плечи,так готовы обрушиться в зелень травы,молодые побеги паденьем калечаот беспочвенной злобы… увы.

Обивая с каштанов нежнейшие свечки,над невинностью почек глумясь,они чувствуют власть —эти сверхчеловечки,когда топчут цветение в грязь.

Но посреди разгула и разбояв них вдруг растает стержень бытия,и к нам придет дыхание покояпосле минуты черной забытья.

ГЕРТРУДА КОЛЬМАР (1898–1943)

ТРАГЕДИЯ

Ступает тигр своей дневной тропою.В скольких верстах?Тропа, петляя, выйдет к водопоюВ чужих местах.

Железо прутьев: мир, что был снаружи,Перенесен,Среди нужды и зимней стужиОн — только сон.

Скользнет домой: давно родного краяЗабыта речь.Теснит и мучит клетка, продолжаяЕго стеречь.

Слепая боль всегда одна и та жеВ нем говорит,Он золотой свечой в полосках сажиДотла однажды догорит.

УСТАЛОСТЬ

Усталость так на мне лежит теперьКак золотой и мягкий крупный зверь.

Под нами разрастается клубок.Зверь смотрит тихо. Взгляд его глубок.

Мне тяжесть так сжимает больно грудь,Что невозможно воздуха глотнуть.

И воткнут коготь, как веретено.Сочится мак. Всё мраком сплетено.

Не видно ничего — вращение и бегКругов павлиньих на изнанке век.

Лицо теряется. В нем каменеет яд.Внутрь осторожно мой повернут взгляд.

Он разрастается, становится плотней,Чернеет пасть: он пропадает в ней.

Он камень, замурованный в стене.Он сам в себе. Лишь изредка извне

Усталость мягко поскребется в дверь,Как мелкий, нежно-серебристый зверь.

МОРСКОЙ ДУХ

Глазная роговицаСвет отразит, отбросит мрак;Ее не ранит птицаПером, звеневшим на ветрах.Не оком карамболиИзогнут роговой покров:Зрачок, привыкший к соли,Следит за танцами китов.

Мой глаз открыт навеки,И, раз ему заказан сон,Того не скроют веки,Во что не хочет верить он.В моей гортани сухо,Когда молю спасти от мук,Стучит в чужое ухоУдаров сердца мерный звук.

Сдержав в груди рыданья,Я, как заботливая мать,Берусь из состраданьяБаркас разбитый пеленать,Царевич пьет со стономЖелто-зеленый хлад волос:Ничто увядшим лономНе зачалось, не родилось.

Между седых утесовГрохочет волнами прибой,И крики альбатросовПетлей на лоб ложатся мой,Прибой как вечность гложет,Исчезнуть в пене, пену смыть:Тот умереть не может,Кому в веках бесплодным быть.

ОКОНЧАНИЕ ЧУВСТВ