Последний еврей Багдада - Макс Кратер

В один из дней Кайс сказал, что приготовил сюрприз и попросил Агнию закрыть глаза. Девушка зажмурилась.

— И не открывай, пока не скажу, — произнес юноша.

Он взял ее за левую руку и коснулся кончиками пальцев того места на сгибе локтя, где под нежно-белой, почти прозрачной кожей учащенно пульсировал кровеносный сосуд.

— Никто лучше египетских жрецов не разбирается в устройстве человеческого тела. Они говорят, что этот сосуд идет прямо от сердца. Один из стариков, который всю жизнь делал мумии, рассказывал мне, что у тех, кто в своей жизни по-настоящему любил, он прочный и полный. А у тех, кто нет — вялый и безжизненный.

Кайс повел пальцами дальше по голубой вене до запястья и ладони Агнии.

— Этот сосуд ведет вот к этому пальцу. На моем языке у него нет имени, поэтому его зовут безымянным. Так вот, в Египте есть обычай — обмениваться кольцами. Причем одеваются они именно на него. На сердце кольцо не наденешь, а на палец можно. Считается, что так сердца соединяются навеки.

Девушка почувствовала прикосновение металла.

— Теперь все! Можешь открывать.

На пальце сверкало золотое кольцо с темно зеленым, размером чуть больше ногтя камнем. При повороте его грани приобретали голубоватый оттенок. Это был смарагдос[74] — камень египетских фараонов. Агния часто слышала о нем, но никогда не видела — слишком дорогим он был. Еще один точно такой же перстень Кайс держал на протянутой ладони. Его глаза, которые сейчас почти не уступали по цвету камню в перстне, были красноречивее всяких слов.

Девушка взяла второе кольцо и надела его на безымянный палец юноши.

— Красивый обычай, — произнесла она, — думаю, он распространится во многих землях. А этот камень, он тоже из Египта?

— Нет, их добывают далеко на севере в рудниках Бактрии. Попасть туда можно, если сначала 50 дней ехать на восток, а затем еще столько же пробираться через высокие перевалы на север. В этой стране на вершинах гор даже летом не тает снег, а ущелья так густо заросли лесами, что пробиться через них можно, лишь прорубая себе путь. Земля в тех краях не богата ни серебром, ни золотом. Но камни, у нас они зовутся зуммурунди, особенно крупные и без изъянов ценятся выше всего на свете. Долгие века рудники принадлежали только правителям страны, а за попытку незаконной добычи полагалась смертная казнь. В итоге эти цари скопили несметные богатства.

— И что же стало с ними? — рассеянно спросила девушка. Все ее мысли сейчас были не о далеких сатрапиях и сказочных сокровищах прошлого, а об обряде, который они только что совершили. Значит ли он именно то, о чем она думала?

— После покорения Бактрии большая часть сокровищ пропала. Их похитили.

— И кто же?

— Точно я не знаю. У меня есть только подозрения.

Несколько раз Кайс просил, чтобы Агния познакомила его с отцом, но гречанка всегда переводила разговор на другую тему.

Однажды она рассказала, что ее родителю привезли в подарок от торгового дома Эгиби, клиентом которого он являлся, букет роз. Отца дома не было. Никогда прежде она не видела таких огромных бутонов. Они не шли ни в какое сравнение с мелкими цветками шиповника, к которым все привыкли. Агния очень жалела, что растения были срезаны с кустов. Вот бы получить их вместе с корнями. Можно было бы высадить у нее дома — рядом с беседкой. Но всем известно, как Эгиби гордится своими садами и как тщательно охраняет их.

Кайс немедленно поклялся, что проберется в сад и достанет ей розы. Девушка настаивала, чтобы он и думать забыл об этом, даже пригрозила разрывом отношений. Воровать у Эгиби — это ведь равносильно самоубийству. В конце концов Кайс пообещал, что откажется от попытки раздобыть цветы.

Но обещания своего не сдержал.

Глава XXVIII. Элефантиада

Чему обязан Александр, прославленный как бог?

Житейской нашей мудрости и силе наших ног.

В день, когда Кайс и Агния совершили необычный обряд с кольцами, к северу от Вавилона на обширной площадке, ограниченной с нескольких сторон водой, в условиях повышенной секретности должно было состояться показательное выступление прибывшего из Индии чудо оружия.

Для участия в нем по приказу сатрапа были набраны три тысячи человек. Под палящим солнцем они дожидались начала представления. Капли пота текли по покрытым пылью лицам. За участие в спектакле обещали неплохо заплатить, поэтому не удивительно, что от желающих не было отбоя. Даже отбирать пришлось. Элай, Леон, Атрей, Мекон и Фаон попали в число счастливчиков, и теперь, чтобы не привлекать излишнего внимания, держались поодиночке.

Разношерстная толпа должна была изображать македонскую фалангу. Кто будет противостоять ей, людям не говорили. Да и какая разница — рассуждало большинство. Лишь бы награду выдали, как обещали. Драться всерьез никто ведь не собирается. Вот даже и у длиннющих сарис, что выдали им, сбиты стальные наконечники, и щиты не бронзовые, а деревянные.

Их выстроили восемь рядов. Позади, там, где на влажной земле возле канала возвышались кусты дикого сезама[75], разместились шеренги царских лучников. Но и у них, как легко можно было убедиться, стрелы тоже без наконечников.

Желтая выжженная трава в поле хрустела под ногами. Два всадника галопом промчались перед строем в сторону холма. По толпе пробежал восторженный ропот: на возвышенность въехал сам царь. Дарий восседал на колеснице в окружении десятков телохранителей. Чуть позади владыки половины мира держался Ферзан. Из строя этого было не разглядеть, но командир бессмертных то и дело нервно покусывал губы. От исхода этой демонстрации зависела его судьба.

Заревели трубы. Передние ряды, как и было заранее уговорено, опустили пики и медленно двинулись вперед. Строй держали с трудом. Непослушная змея извивалась, готовая в любой момент развалиться на части. Горе-фаланга на марше была похожа не на статный сосновый лес, а на финиковую рощу в штормовую погоду. Инвалидная команда не шла ни в какое сравнение с настоящим греческим войском. Но от нее это и не требовалось. Доблесть и напор должно было показать совсем другое подразделение. Именно поэтому Элай и его люди были здесь — у них был шанс посмотреть на слонов в действии. Упустить его, было бы непростительно.

Фаланга успела продвинуться шагов на полтораста, когда из пальмовой рощи перед ней вышли элефанты. Строй встал. Подбадривающие начальственные крики сзади не возымели никакого действия. Толпа была поражена.

Элай, стоявший в шеренге первым, вперил свой взгляд в удивительных животных. Закованные в металл огромные бивни гигантов отливали сталью. Играли в лучах солнца бронзовые попоны. На спинах располагались трое: впереди ближе к голове — погонщик, а в защищенной щитами корзине — метатели дротиков. И оружие у них было самое, что ни на есть, настоящее.

Элай пересчитал слонов. Четырнадцать. Они быстро приближались, намного быстрее, чем можно было ожидать от таких, казалось, неповоротливых махин.

Лучники дали залп, за ним второй, третий, четвертый… Элай знал, что особенным шиком у персов считалась такая скорострельность, когда одновременно в воздухе находится до восьми стрел, выпущенных одним воином. Волна за волной они обрушивались на наступавших слонов, не причиняя им совершенно никакого вреда.

— Вперед! — заорали сзади. — Отступившие будут убиты!

Элай обернулся. Лучников сменили копейщики. Шеренга встала в боевую стойку, готовая напасть на любого, кто побежит. До идущих на фалангу слонов оставалось шагов пятьдесят. Один горе-воин, находившийся в последнем ряду, не выдержал, бросил бутафорский щит с пикой и побежал к каналу. Не успел он сделать и пары прыжков, как тут же был насквозь пронзен двумя стрелами. На этот раз на них были самые настоящие — железные наконечники.

Элай и люди рядом с ним медленно двинулись вперед.

— Они парализованы страхом, мой повелитель, — произнес Ферзан, почтительно наклонившись к уху Дария, — это обычная реакция тех, кто сталкивается со слонами на поле боя. Мы специально не стали использовать кавалерию, так как она все равно отказалась бы нападать на них. Лошади боятся запаха незнакомых им зверей и в страхе разбегаются.

Дарий довольно ухмыльнулся.

Первым в фалангу врезался огромный самец. Ударом бивня он сбил с ног пару человек, а третьего поддел и подбросил в воздух. Не успел несчастный упасть на землю, как фаланга перестала существовать. Это не было отступление. Это было паническое бегство ослепленных страхом людей.

Лучники в упор расстреливали мчащихся на них обезумевших мужчин. Шеренга стоящих перед ними персов выставила вперед копья. Десятки ошалевших горожан бросались на них грудью и гибли. Некоторым удавалось прорваться. Но таких были единицы.