Два билета в никогда - Виктория Платова

А китов.

Песни китов – самых настоящих, плавающих в океанах, – распирали флешку изнутри.

Слушая это курлыканье, сипение и повизгивание, Вересень периодически впадал в легкий транс и начинал думать о фальшивой реальности, навязанной ему странным мальчиком Мариком. Что, если члены семьи Новиковых (не все, но некоторые) сговорились между собой? И привлекли на свою сторону не только невролога Кубаева, не только бизнесмена Дыховичного, но и даже несчастную кухарку Эльви. С которой произошел довольно неприятный инцидент в ночь вынужденного дежурства у постели Беллы Романовны. В чай, который она принесла с собой, кто-то подмешал снотворное, и Эльви благополучно проспала первую половину дня, очнувшись только к опознанию тела Виктора Владимировича Новикова. Что, если они придумали Белле ее болезнь и угробили здорового человека, чтобы добраться, наконец, до наследства?

Конечно, оставалась еще штуковина, переданная ему Мариком. Подаренная за возможность лишний раз погладить дурацкого парня. Но она уж точно не монтировалась с убийством.

А «Кригхофф» монтировался. И нужно во что бы то ни стало найти это чертово ружье. Над этим работал сейчас лейтенант Калязин. Работал – в самом прямом смысле, рыл носом землю, вернее – снег. И два раза в день звонил Вересню. Докладывать обстановку.

Сегодня он позвонил в третий – внеплановый раз.

– Нашли! – выдохнул Калязин в трубку.

– Ружье?

– Ружье. И при нем тело. И при нем телефон. Нерабочий, но думаю реанимировать можно.

– Вы молодец, товарищ Калязин. Имя-то я узнаю когда-нибудь?

– Чье?

– Ваше.

– А-а… Иван.

– Ты молодец, Ваня. Очень большой молодец.

– И вы молодец, товарищ Вересень. Очень большой.

– Выезжаю. Жди.

…Они снова сидели в Восточной гостиной особняка «Приятное знакомство». Мизансцена почти полностью повторяла мизансцену восьмидневной давности: тот же импровизированный амфитеатр из стульев, сгрудившихся вокруг рояля, у которого стоял Вересень. Только теперь к первому – расширенному – ряду добавился второй. Места во втором ряду занимали Михалыч и Эльви, а состав первого не претерпел никаких изменений. Карина Габитовна, Анна, рыжая Софья, Анатолий, Саша и двое испанцев. Круглый сирота Марик все так же полулежал на диване с брезгливо-снисходительной улыбкой на лице. А вместо Михалыча дверной косяк подпирал лейтенант Калязин.

– Когда улетаете? – мягко спросил Вересень, обращаясь сразу к троим на испанском фланге.

– Мы остаемся. – Саша пристально посмотрел на следователя. – Еще на некоторое время. Я и Хавьер.

– Улетаю я, – на чистейшем русском ответила бывшая Эухения. – Завтра днем. Если, конечно, у вашего следствия нет ко мне вопросов.

– У следствия – никаких. У частного лица Бориса Вересня… Может быть, один. Сложно быть испанкой, будучи русской среди русских?

– Наверное, нет. Если предварительно потренироваться. Просто у меня не было времени на тренировки.

– Если предварительно потренироваться, можно изобразить все что угодно. Например, то, что вы незнакомы. Даже если вы знакомы. Даже если учились на одном курсе в университете. И даже в одной группе. Не так ли, Карина Габитовна? Софья Леонидовна, ау?

Щеки Софьи вспыхнули так ярко, что у Вересня заслепило глаза, а Карина, наоборот, побледнела как полотно.

– Поднять архивы было несложно. И найти пару ваших сокурсников. Они утверждают, что вы были не разлей вода на первых курсах. А потом Софья Леонидовна удачно вышла замуж, а Карина Габитовна нашла себя в Южной Африке. Не только как специалист по декоративно-прикладному искусству. Вы ведь занимались ювелиркой? Оценивали алмазы? Когда вас нашла Софья Леонидовна? Минуты на размышление хватит?

Вересень всем корпусом повернулся к Саше.

– Хавьер ваш близкий друг. Теперь вы и сами это не скрываете. Я правильно вас понял?

– Да.

– Ничьё прайвиси не нарушено?

– Нет.

– Когда-то вам навсегда отказали от дома и вычеркнули из жизни именно за это? За то, что вы гей?

– Я бы не хотел это обсуждать с посторонним человеком.

– Обсудим ваш разряд по стрельбе?

– При чем здесь это?

– К слову пришлось. А так совершенно ни при чем.

Сказав это, Вересень бросил Сашу и смотрящую на него исподлобья Женьку и протанцевал в сторону Софьи.

– Интересная история получается с этим грустным Новым годом. Карина Габитовна утверждает, что вы единственная, кто уходил из-за стола надолго. И примерно в то же время, когда произошло убийство.

– Я сказала вам то же самое, если вы помните. Я поднималась к сыну. Он проснулся и…

– Я помню. Вы также сказали, что провели в комнате около получаса. Читали сыну книжку. «Петсон и Финдус». Кажется, так.

– Да. И что?

– А потом мальчик заснул, и вы спустились обратно в гостиную. И подошли к ней как раз в тот момент, когда эта чертова идиотка… как вы выразились… грохнула поднос с посудой.

– Да. И что?

Вересень перевел взгляд на госпожу Добрашку.

– Все было именно так, Карина Габитовна?

– Да.

– Вы разбили эту проклятую посуду, и малознакомая вам женщина, которую вы видели два раза в жизни… Жена сына вашей хозяйки. Помогла вам собрать осколки.

– Да. Да. Да. Все именно так и было.

– Это утверждаете вы. И она. Две университетские подруги, которые почему-то скрывали свое знакомство. Никаких других свидетелей нет. Да и посуда разбилась вовремя. Ровно тогда, когда на улице раздался выстрел. Не факт, что он был бы слышен в доме. Но подстраховаться не мешало. Тем более, что в коридоре вы были одни. А Софья Леонидовна подошла чуть позже. Ровно тогда, когда все осколки были собраны.

– Инсинуации, – слабым голосом произнесла Софья и ухватилась за ладонь мужа так, что у нее побелели костяшки пальцев. – Ты же не веришь всему этому, милый?

– К сожалению, это не инсинуации. – Вересень посмотрел на обеих женщин даже с каким-то сочувствием. – В деле имеется свидетель, который видел, как вы зашли в комнату, где спал ваш сын, и через минуту вышли. Кое-что там оставив. Артем ведь не просыпался, не так ли? Где вы провели полчаса? И что оставили в комнате?

То, что произошло в следующий момент, стало для Вересня самой настоящей неожиданностью. Софья прижала руки к лицу и начала раскачиваться, как китайский болванчик. А потом, отняв ладони, закричала, с трудом сдерживая ярость:

– Где я была? Где была? Сдирала со старухиного пальца чертов бриллиант!!! Ах, ты боже мой!! С меня семь потов сошло, пока я справилась. А эта тварь… Эта тварь смотрела на меня бессмысленными глазами. А потом появился кот… Да я чуть коньки не отбросила, когда он заорал!

– Соня, заткнись, пожалуйста, – устало отозвалась Карина Габитовна. – Зачем рыть себе могилу на ровном месте?

– Ты предлагаешь мне заткнуться? Когда меня напрямую обвинили в убийстве?! Тебе-то что? Подмешала чухонке снотворное, тарелки разбила – и все? Взятки гладки?

– Ну ты жжешь, Ма, – в который раз повторила Аня, глядя прямо перед собой и сжимая пальцами лежащую на коленях книгу. – А бриллиант-то где? Это «Глупышка Лора», да?

– Это «Жозефина», – ответил вместо Софьи Вересень. – Очень редкий камень. В свое время Белла Романовна купила его на аукционе. Рыночная стоимость – два миллиона двести тысяч долларов.

– Два миллиона триста семьдесят пять тысяч, – поправила Вересня Карина Габитовна. – Но это частности… Психоаналитик хренов!

С дивана раздалось тихое повизгивание. Это смеялся Марик.

– А почему нужно было вытаскивать кольцо с таким сложностями? – Вересень уставился на личного секретаря Беллы Романовны с неподдельным любопытством. – Неужели нельзя было это сделать в спокойной обстановке? У вас ведь был доступ к телу двадцать четыре часа в сутки.

– Слишком приметная вещь. Слишком дорогая. Белла носила его, не снимая, много лет. Оно почти вросло в палец. Его хорошо знали. И семья, и бизнес-партнеры. Тот же Дыховичный. А круг людей вокруг Беллы в последнее время был узок. И только сейчас расширился. В эти дни. Появились новые лица.

– На кого можно было бы все спихнуть?

– Возможно. Кто-нибудь из испанцев вполне бы подошел. Или вот маленький поганец. Дрянной мальчишка. Самая лучшая кандидатура.

– Пожалуй.

И снова дрянной мальчишка захихикал, а Вересень взглянул на дверь. Лейтенант Калязин, подпиравший дверь последние полчаса, исчез.

– Кстати, непосредственно в убийстве вас никто не обвинял, Софья Леонидовна. Оно произошло чуть позже.

Пора.

Едва лишь он подумал об этом, как в гостиной раздался звонок. Впрочем, это был не совсем звонок. Начало какой-то испанской песни, где явственно слышалось слово «карасон». Когда-то Вересень знал, что означает слово. Но теперь забыл.

– У кого-то телефон, – сказал он. – Звонит. Кажется, у тебя, Аня.

Она даже не сделала попытки вынуть телефон из кармана джинсов, лишь еще крепче вцепилась в книгу.