Два билета в никогда - Виктория Платова

– А к Александру не относились с пониманием? У него были причины ненавидеть мать?

– Я бы на его месте возненавидела… Если бы не была на своем.

– Вы знали, что он приезжает?

– Нет. Я узнала об этом вчера. Как и о болезни Беллы.

– Когда конкретно?

– Сразу после того, как приехала в «Приятное знакомство» с детьми.

– А ваш муж?

– Он появился позже. Днем. В городе его задержали дела. Сдача объекта. Все как обычно – аврал и штурмовщина.

– Кто вам сообщил дурные вести о свекрови? Или это были радостные для вас вести?

– Сейчас это не имеет значения. Мне сказал об этом Виктор.

– Не удивились, что он не поставил вас в известность раньше? Все-таки болезнь Альцгеймера не случается с человеком в одночасье.

– Естественно, я была удивлена. Когда отошла от первого шока. Во-первых, я – психоаналитик и могла бы помочь на первых стадиях развития болезни… Во всяком случае, хоть ненадолго замедлить ее ход…

– Вы бы и впрямь это сделали? Учитывая ваше… столь нежное отношение к Белле Романовне?

– Да. Но правда заключается в том, что вылечить Альцгеймер нельзя. Слегка замедлить ее ход – да, продлить существование пациента – да. Хотя это будет именно существование, до тех пор, пока больной человек не забудет окончательно, как правильно дышать.

– И такое случается?

– Случается разное, но исход один. Полное разрушение личности и смерть. Вряд ли Белла хотела бы себе такой судьбы. Она и в страшном сне не могла себе этого представить. Вчера, когда я ее увидела… Я впервые пожелала ей скорой смерти. Искренне и от души.

– «Скоро ты сдохнешь, гадина». Это оно? Пожелание?

– Ах, господи… Мальчишка…

– Так он не соврал?

– Единственное, чего я не понимаю, – как он мог это услышать? Я была совсем одна… Стояла в зимнем саду, перед окном. Смотрела на поле для гольфа. Метель только начиналась. Я даже не уверена, что произнесла это вслух… И вокруг никого не было. Ровным счетом никого…

– Этот парень – тот еще геморрой, так?

– Я не была бы так категорична в оценках.

– Правда?

– Его жизни не позавидуешь.

– Честно говоря, я бы тоже так помучался. Под британским флагом.

– И согласились бы пережить то, что пережил он? Смерть матери, которая произошла на его глазах.

– Я не знал этого.

– Видите ли, Лора… Первая жена Виктора, мать Марка… Она не умерла. Вернее, не просто умерла. Она покончила с собой. Марку тогда было четыре года.

– И он запомнил, как это произошло?

– Не думаю, что в подробностях. Детская психика достаточно мобильна, какие-то вещи она отказывается воспринимать, а какие-то просто загоняет в подкорку. Переформатирует в сознании. С ним не мешало бы поработать хорошему специалисту… Убрать хоть часть проблем, которые преследуют его с детства…

– И кто бы мог это сделать? Вы?

– Помочь его матери я не успела. Или просто оказалась недостаточно внимательна к ней. Лора была прекрасной женщиной, очень ранимой, очень деликатной. И… вот черт, как же я могла позабыть об этом… Она была единственной, к кому благоволила старуха. Если вообще в ее случае имеет место какая-то человеческая расположенность. Она любила Лору. По-своему, но любила. И кажется, не простила сыну того, что произошло.

– И что же он сотворил?

– Ушел к другой. Банальная история.

– Другая – это Изабо?

– Вы и это знаете? Личная секретарша старухи нашептала?

– Имеются и другие источники.

– Я осуждала Виктора. И тоже не прощала ему Лоры… Пока не увидела Изабо. Устоять перед ней не было никаких шансов…

– Не совсем понимаю, о чем вы. Она что, супермодель какая-нибудь?

– Нет. Хотя могла бы при желании сделать карьеру в модельном бизнесе.

– Красивая женщина? Вы тоже – красивая женщина. Извините.

– Это пишется на диктофон?

– Э-э-э… Да.

– Мы как-то слишком удалились от основной темы…

– Мы просто беседуем. Значит, она красивая.

– Это слишком приблизительное определение.

– А какое было бы в точку?

– Не знаю… Может быть, животный магнетизм. Она ведь не была особенно умна. И не старалась понравиться. И не прибегала ни к каким женским ухищрениям. Да и поговорить с ней было не о чем… Во всяком случае, мне. Но она… завораживала.

– Вас?

– Психоаналитика трудно чем-то удивить. Он видит то, что не видят все остальные: скрытые механизмы, которые заставляют человека поступать тем или иным образом. Тем или иным образом подавать себя. Но в Изабо не было никаких механизмов. Ни шестеренок, ни болтов. Ничего рукотворного. Сплошная органика.

– Животный магнетизм. Я уяснил.

– Старуха ее ненавидела. Называла шлюхой. Пыталась унизить, как унижала всех. Но нужно знать Изабо. На ней где сядешь – там и слезешь.

– Номер не прошел?

– Нет. Хотя неоднократно возобновлялся. С одним и тем же плачевным эффектом. И тогда Белла начала отыгрываться на Викторе. Особенно когда Изабо уехала.

– Куда?

– Откуда же мне знать – куда? Просто уехала. Оставила его.

– И давно?

– Года три назад. Или около того.

– Он искал жену?

– С Виктором мы никогда не были близки. Знаю, что он ездил куда-то за границу, но, кажется, безрезультатно. Белла подобные вояжи не приветствовала, называла его соломенным вдовцом. Экзекуция была публичной – вот что являлось самым неприятным. Самым отвратительным.

– Вы присутствовали всей семьей?

– Я не люблю об этом вспоминать. Если бы тогда Виктор угробил мать – я бы не удивилась.

– Но он терпел? Как и все остальные?

– Возможно, по-другому. Но терпел. А Белла получила сполна. Она ведь понимала, что с ней происходит.

– Дети были в курсе болезни бабушки?

– Мы с Толей и сами не были в курсе до вчерашнего дня.

– Но когда узнали – сообщили?

– Нет. Все-таки – Новый год. Не имело смысла портить Анюте праздник. Она и так была недовольна, что приехала сюда. Вместо того, чтобы отправиться в Прагу с классом. А Тёма слишком мал, чтобы что-то понимать. В общем, мы решили отложить разговор на сегодня. Как видите, все получилось еще хуже.

– А разве можно испортить праздник, который и без того испорчен? Она ведь уже не поехала в Прагу… И отсутствие бабушки за столом… Это ее не удивило?

– Она была увлечена книгой. Так и просидела с ней за столом весь Новый год.

– Той, что подарил ей испанец?

– Да.

– Она так хорошо знает испанский?

– Представьте себе. И прекрасно говорит! Выучила язык самостоятельно. И это наша безалаберная Анюта, которую и за уроки-то не засадишь.

– И как ей книга?

– Честно говоря, я давно не видела, чтобы она читала хоть что-нибудь с таким интересом.

– И даже Марк ей не мешал?

– М-мм-м… Отношения у них из рук вон. Это правда. И я не понимаю, почему. Просто какая-то иррациональная ненависть. Они ведь даже незнакомы толком. Последний раз встречались, когда были детьми. Четыре года и семь лет. Ну, пусть почти восемь. Какие воспоминания можно сохранить?

– Сложновато сохранить, согласен. Вот разве что переформатировать и сунуть в подкорку. А потом, по прошествии времени, вынуть и сложить пазл заново.

– Почему вы вспомнили о пазлах?

– Белла собирала их, чтобы удержать сознание на плаву. Вы не знали о таких практиках?

– Их существует великое множество, но все они – не панацея. К сожалению. В детстве Анюта тоже любила собирать пазлы. Потом забросила… Вообще, она очень хорошая девочка. С остро развитым чувством эмпатии.

– Эмпатии, ага.

– Смущает термин?

– Хотелось бы уточнить… Сверить, так сказать, позиции.

– Всего лишь способность сопереживания эмоциональному состоянию собеседника.

– На Марка это не распространяется, как я понял.

– Собственно, это никакая не тайна. То, что произошло за столом. Мальчишка ее донимал. Она мне жаловалась еще днем, что чертов недоносок несколько раз… пытался прикоснуться к ней. Облапать, да.

– Простите, кто? Чертов недоносок?

– Я так сказала?

– Угу.

– Это… это прямая речь моей дочери. Иногда она умеет… приложить.

– Того, к кому не испытывает эмпатии.

– Я попыталась объяснить ей, что Марк всего лишь мальчик с расшатанной психикой. И к нему нужно относиться терпимо. Если уж совсем невмоготу – лучше свести контакты к минимуму. Или иронизировать над ситуацией. И ее участниками заодно.

– Просветительская беседа возымела действие?