Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 2 - Дмитрий Галантэ

Мы поздравили друг друга с удачным окончанием операции и, удобно расположившись вокруг костра, приняли из заботливых рук женщин по красивой деревянной чаше густого и ароматного дымящегося отвара. Нас потчевала розовощёкая женщина в очень хорошем теле со светло-русыми волосами, заплетёнными в косу, которую все ласково называли тётушка Румц. Судя по всему, её имя было производным от слова румянец, коего ей было не занимать, равно как и конопушек. Она несколько раз подливала нам дымящийся отвар, от которого всю нашу усталость как рукой сняло, и появилось желание сплясать или пробежаться эдак километра три, ибо в теле образовалась неуёмная и бьющая через край бодрость и жизнерадостность.

Тётушка Румц оказалась очень шустрой особой среднего возраста, она успевала одновременно и поддерживать разговор, и помогать с угощением, и даже строить глазки нашему скромнику Дорокорну, чем вгоняла его в крайнюю степень смущения, и ещё долго тот сверкал в мерцающем свете костров своими пылающими щеками. Никогда бы не подумал, что румянец может быть таким заразным, да ещё и на расстоянии. Это Дорокорну ещё повезло, что мстительный Юриник, занятый не менее важными делами, не обратил на это обстоятельство должного внимания.

У меня, было, мелькнула озорная мысль, так, ради забавы помочь ему узреть зарождающуюся страстную и чистую дружбу двух пламенных соратников, но я не стал этого делать, рука не поднялась! Вдруг ещё вместо забавных и остроумных шуток их кинет в пререкания, как это уже не раз бывало, позора не оберёшься, а я опять окажусь виноватым чуть не во всех смертных грехах одновременно. А эти конфузные пререкания возможны, принимая во внимание непримиримую позицию закоренелого праведника Дорокорна в отношении добропорядочных герониток и юриниковой безобидной слабости к ним.

Я внимательно огляделся в надежде усладить свой изнеженный целомудрием взор чем-нибудь прекрасным. Что-то милых сердцу мохнатеньких герониток пока не видать в нашем ближайшем окружении! Странно, это конспирация или некий тактический манёвр? Вокруг блуждают только женщины лесного народа, кстати, на мой взгляд, несколько более миловидные. Так что взор я свой всё же усладил, но не вполне достаточно, чую, чего-то не достаёт, и не достаёт именно басовитых герониток и той завуалированной колоритности, которая окутывает легкой дымкой их страстный темперамент. Видимо, ещё время для их появления не пришло, не пробил час, да и Юриник ни грамма не беспокоится, наверняка они уже обо всём условились, хитрецы.

Так что пусть Дорокорн с тётушкой Румц милуются, не стану вмешиваться, глядишь, в скорости пухленькие розовощёкие дорокорчики с румянчиками появятся. Ведь везде, где присутствуют прекрасные и милые сердцу женщины, многострадальных мужчин неудержимо тянет на разного рода подвиги и состязания, а то и ещё на что похлеще. И потому вовсе не мудрено, что вскоре начались хороводы и танцы. Скрипки, флейты, гармоники, дудочки, гитары вдруг зазвучали в дремучем лесу, появившись невесть откуда, будто по мановению волшебной палочки.

Удивительно гармонично вплелась в атмосферу царившего вокруг единения романтичная музыка, чередуясь с неожиданными всплесками залихватски витиеватых мотивов, которые стремительно взмывали ввысь, обрываясь на самом пике. Тогда-то тётушка Румц и тряхнула стариной! Сверкая хитрющими, разгоревшимися безудержным диким пламенем глазами, она отчаянно ринулась грудью на сближение с Дорокорном. Мне даже в какое-то мгновение показалось, что я нахожусь среди неистовых вакханалий каннибалов из затерянных миров. А между тем тётушка Румц продолжала неистовствовать, выражая накопившуюся нерастраченность чувств, и одержимо растворяясь во всё нарастающем ритме страстного танца. Дорокорн с восторгом вытянулся в струнку и напряжённо замер на месте. Потом они сблизились и воссоединились. И началось! Тётушка Румц и Дорокорн так жахнули с подскоком и выходом, что во всей округе бесам стало невыносимо тошно, больно и муторно, ибо они наконец-то уяснили для себя, что бесцельно прожили все эти годы, так ничему и не научившись. Действительно, откуда взяться в бесах алмазам?

А вокруг под задорную музыку с глухим и гулким топотом в такой же бешеной, восторженной пляске кружилось множество других пар. Даже целомудренный во всём, что его не касалось напрямую, Юриник, в бьющем через край возмущении раскрывший рот, напрочь позабыл все слова, готовые сорваться с языка. Наверное, отшибло память. Правда, рот несколько позже он всё же прикрыл.

Иногда у меня возникает закономерный вопрос, что же там у Дорокорна было со знойной тётушкой Румц? Но до сих пор ничего точно я об этом сказать не могу. К сожалению, специально не подглядывал. Но знаю точно, розовощёкая тётушка Румц произвела неизгладимое, незабываемое впечатление на нашего Дорокорна, а рикошетом на всех нас, и оставила глубокий след в его большом сердце.

Из деликатности я заставил себя переключиться на беседовавших у костра Дормидорфа, Парамона, Сергая и остальных. Развеселившийся не на шутку Сергай кликнул к нашему, и без того весёлому костру, своего друга детства и близкого соратника Якоба.

Якоб оказался большим оригиналом. Эта весьма примечательная личность обладала мохнатой и слегка вьющейся чёрной шевелюрой волос, ниспадавших ниже плеч. Своим хаером он, судя по всему, очень гордился, ибо периодически любовно и бережно расчёсывал свою гордость, тщательно копошась в ней растопыренной пятернёй, нервно потряхивая при этом для удобства головой и радужно улыбаясь вытянутыми пухлой трубочкой губами. Якоб имел ещё одну особенность: сквозное отверстие в коже левой руки чуть ниже локтя, на внутренней её части. Он не раз хвастался и не ленился доказывать, что может преспокойно вставить туда кольцо или даже стрелу, но только без наконечника. Особенно его радовало, что теперь ему есть к чему стремиться, ведь в этом дивном искусстве раскрывается огромное поле для деятельности! Да-да! Вполне вероятен ощутимый прогресс, если ещё немного потренироваться и растянуть это отверстие, тогда туда даже копьё войдёт, но только маленькое, чтобы случайно ничего не повредить. Ведь надо обязательно учитывать, что любое повреждение или разрыв очень рискованно и болезненно! Но по большим праздникам он смело вставлял в заветное отверстие блестящее колечко, вплетал в волосы всевозможные ленточки и надевал любимую полосатую толстую вязаную рубаху, очень смахивающую на нашу тельняшку. В совокупности с его боевыми шароварами эффект был ошеломляющим своим поражающим безобразием!

С его слов получалось, что девушки вешались на него гроздями, а если не успевали вовремя как следует зацепиться, то валились с ног и укладывались неподалёку красивыми штабелями, прибывая в лёгком, но продолжительном и приятном любовном шоке. Он же берёг своё мужественное, верное сердце для единственной и неповторимой, которую ласково, нежным, интимным шёпотом называл «моя Котя» и складывал при этом пухлые губы трубочкой, невероятно вытягивая их вперед. И тут же у окружающих создавалось впечатление, будто он пытается дотянуться до вожделенной Коти этим своим приспособлением.

В детстве Сергай и Якоб росли вместе и были, как братья, даже жили в пещерах, располагавшихся по соседству. Однажды с ними произошёл забавный случай, вспомнив который, они здесь же наперебой стали рассказывать.

Было им в ту пору лет по десять-двенадцать. Гуляли они всегда вместе, ну, и были, естественно, шалопутные, как все нормальные мальчишки в этом возрасте. Любознательный Сергай ненароком влез в какую-то лужицу и серьёзно замочил ноги выше, чем по колено. За это тяжкое преступление он обязательно должен был вскоре получить от родителей совершенно бесплатное, но очень эффективное средство от простуды, а именно, «горячих» по одному всем известному мягкому, а в его случае костлявому и жестковатому месту. Это старое, как мир, средство заодно как нельзя лучше стимулировало и его мозговую активность. Эх, старый и добрый нагоняй, который, кстати, всегда шёл только на пользу, и сколько не дай, ещё и мало будет, ибо сорванец Сергайка со своим закадычным другом Якобом наверняка натворил уже на гораздо более серьёзное наказание, это к бабке не надо ходить!

Итак, Сергай, расстроенный прискорбными событиями – промокшими ногами и перспективами неминуемой расплаты, вовсе не сник, как поступил бы любой другой на его месте. Нет! Будущий воевода, лихорадочно соображая, принялся искать выход из создавшегося положения, но выход находиться упрямо не желал, хоть тресни. Тогда он ничего лучшего не придумал, как пламенно воззвать к мужской солидарности своего друга, Якоба Полосатого, ибо он уже тогда рассекал в тельняшке и потому носил кличку Матроскин. Сергайка настойчиво убеждал Матроскина наступить в эту же лужицу и самоотверженно промочить себе ноги во имя великой справедливости, чтобы ему, бедному обречённому Сергаю, было не обидно одному принимать неминуемое наказание.