Корейская война 1950-1953: Неоконченное противостояние - Макс Гастингс

в толпе солдат, чтобы краем глаза увидеть сцену. Саймон принадлежал к числу тысяч бойцов, которых несказанно обрадовало известие, что война уже на исходе, и которые не могли дождаться, когда их наконец отправят домой.

Но теперь он оказался среди тридцати пяти перетрусивших беглецов посреди Кореи, без компаса. Бежавшие с ними офицеры не выказывали никакого желания принять командование. Отряд начал просто потихоньку пробираться на юг. Большинство бросило оружие. Они шли пешком две недели, питались ягодами, отчаянно, но тщетно махали желтыми шарфами самолетам-корректировщикам. Как-то раз в какой-то деревне они разжились у одного папы-сан[141] – взяв его на мушку – рисом и картофелем. Ночами они завороженно смотрели на объятые огнем холмы, которые обстреливались с бреющего полета. Какое-то время они прятались в доме у напуганного мирного жителя, пока тот не избавился от них, сообщив, что коммунисты повсюду. Они уже близки были к тому, чтобы рухнуть от изнеможения и сдаться, но очередным утром впереди вроде бы замаячил танк с «красной дорожкой» в качестве опознавательного знака. Они кинулись вперед и нашли на земле лондонскую газету. Потом увидели британские сухпайки и, наконец, ползущий далеко внизу, в долине, гусеничный транспортер. Они решили, что до него надо добраться, кто бы на нем ни ехал. К их величайшему облегчению, транспортер оказался принадлежащим британской 27-й бригаде.

⁂

Рядовой Саймон и его спутники являли собой лишь малую часть пострадавших после той бури, что обрушилась 1–3 ноября на американскую 1-ю кавалерийскую дивизию и нанесла непоправимый ущерб корейскому второму корпусу. Южнокорейцы первыми попали под тяжелый удар. Китайская 116-я дивизия атаковала южнокорейский 15-й полк. Затем 1 ноября около Унсана, расположенного примерно на полпути к северу Корейского полуострова, пришла очередь американцев. Мощные силы противника, ударив по ним зло и решительно, раскололи их на части, после чего атаковали по одной. Батареи на дороге и стрелковые роты на позициях попали под шквальный огонь из стрелкового оружия, минометов и «катюш». Третий батальон 8-го кавалерийского полка был уничтожен подчистую, другие батальоны полка изрядно потрепаны, значительный урон нанесен частям 5-го кавалерийского. Однако, когда для 1-й кавалерийской дивизии сражение закончилось, боевые действия на корейском фронте снова свелись к локальным стычкам.

Здесь кроется одна из величайших и самых неразрешимых загадок корейской войны. Более чем за три недели до того, как китайское наступление развернулось в полную силу, Пекин нанес беспощадный предупреждающий удар: мы здесь, в неприступных для вас корейских горах, заявляли китайцы недвусмысленным языком пуль и снарядов. Мы можем в любой момент ударить по вашим войскам, плохо подготовленным физически и морально – особенно морально – к встрече с нами. Мы готовы понести тяжелые потери ради тактического успеха. Солдаты Ли Сын Мана совершенно не способны дать нам отпор.

Однако это послание, это предупреждение Макартур и его подчиненные не пожелали воспринять. Они упорно считали, что войска ООН будут и дальше безнаказанно ломиться к Ялуцзяну (Амноккану). Они по-прежнему думали, что китайцы либо не захотят, либо не сумеют устроить полноценную интервенцию. Их как будто совершенно не встревожило, что не только южнокорейские дивизии, но и их собственные продемонстрировали далеко не блестящую боеготовность. Они жили в воображаемом мире, где события развиваются в соответствии с божественным провидением, направляемым из здания штаба в «Дай-Ити». В организации продвижения к Ялуцзяну (Амноккану) отразилось почти беспрецедентное в войнах XX века пренебрежение разведкой и основополагающими принципами предосторожности.

⁂

Первые части южнокорейской армии добрались до Ялуцзяна (Амноккана) 25 октября и отправили Ли Сын Ману бутылку с его одурманивающей водой. Некоторые солдаты, как и их американские соратники, предпочли не менее символично помочиться в реку с берега. В тот же день второй корпус армии Республики Корея, двигавшийся на север по западной оси наступления войск ООН, подвергся яростной атаке и в завязавшемся сражении был почти уничтожен. Южнокорейцы доложили, что нападавшими были китайцы, и отправили американцам несколько китайских пленных. Генерал Пэк Сон Ёп, самый, пожалуй, толковый южнокорейский военачальник, назначенный в этот период временным командующим второго корпуса, потребовал, чтобы этих пленных привели к нему на командный пункт. Он сам бегло говорил на китайском и сразу установил, что пленные действительно с материка и у них южный акцент. Одеты они были в китайские двусторонние блузы. «Вас здесь много?» – спросил Пэк. Они закивали: «Много-много». Пэк слово в слово передал этот допрос командиру первого корпуса Милберну, по прозвищу Креветка. Однако Милберна убедили не столько корейцы, сколько его собственный офицер разведки полковник Перси Томас, тоже пришедший к выводу, что теперь китайцы действительно представляют серьезную угрозу. Генерал Уокер, со своей стороны, счел событие малозначительным – мол, подумаешь, затесалось несколько китайцев среди северокорейцев: «В конце концов, у нас в Техасе тоже полно мексиканцев живет…» Второй корпус принялся отступать перед войсками противника, теснившими его под прикрытием дымовой завесы, которую они устроили, поджигая леса по ходу движения. Американская 1-я кавалерийская дивизия, прорвавшаяся через южнокорейские части, чтобы поставить заслон противнику и пойти в атаку, понесла большие потери. Тем временем на востоке южнокорейский 1-й корпус, движущийся на север из Хамхына, был остановлен на дороге к гидроэлектростанциям Чосинского водохранилища (Чанджинхо). Еще 25 октября южнокорейская 1-я дивизия приняла тяжелый бой, в ходе которого взяла в плен солдата, признавшегося, что он китаец. На следующий день были захвачены еще пленные, оказавшиеся бойцами 124-й дивизии китайской 42-й армии. К 31 октября количество пленных достигло двадцати пяти – обманываться насчет численности китайских войск у Чосинского водохранилища было бессмысленно.

Аргайлские и сазерлендские горцы из британской 27-й бригады приняли участие в стычке у реки Чхончхонган, которая стоила им пятерых убитыми и шестерых ранеными. Теперь они осторожно продвигались вперед, осматривая разбросанные по склону тела коммунистов. «Такие нам еще не попадались, – писал лейтенант Колин Митчелл. – Из-за толстых стеганых ватных курток и штанов они напоминали мишленовских шинных человечков. Я перевернул одно из тел ногой и увидел у него на кепке значок в виде красной звезды. Значит, китайцы. Потом я перевернул еще одного, он открыл один глаз и уставился снизу на меня. Я застрелил его из своего “Люгера” с криком: “Они недобитые!” Мы быстро довершили дело, и вскоре все враги были мертвы»[142]. Но и тогда командование ООН упорно не могло заставить себя признать очевидное: в корейскую войну вступили крупные силы китайцев.

Брэдли в Вашингтоне осторожно предположил, что со стороны Пекина это, возможно, просто попытка сохранить лицо в знак поддержки своих разгромленных северокорейских союзников. Снова разгорелись споры о том, стоит ли бомбить мосты через Ялуцзян (Амноккан). Тринадцатого ноября Госдепартамент запросил мнения Лондона, Канберры, Оттавы, Дели, Вашингтона, Москвы и Гааги о возможных пролетах над Маньчжурией самолетов ООН «в ходе непрерывного преследования противника». Послы США в каждой из перечисленных столиц доложили, что реакция на подобную инициативу будет крайне неодобрительной. Доклады ЦРУ если и подталкивали к выводам, то не слишком категорично: 8 ноября, по оценкам управления, в Корее находилось 30 000–40 000 китайцев и еще 700 000 стояли наготове за маньчжурской границей. Согласно докладам, Пекин считал, что располагает полной свободой действий и может развернуть масштабное наступление. Но Вашингтон свято верил, что коммунисты едины и руководствуются заранее намеченным планом; что Пекин не будет или не может действовать независимо от Москвы и что очевидное нежелание Москвы способствовать разрастанию войны помешает китайцам в нее вступить. Девятого ноября директор ЦРУ Беделл Смит убеждал Совет национальной безопасности развязать Макартуру руки в Корее, поскольку «на основное решение Кремля по поводу войны местная провокация в этом районе вряд ли повлияет»[143].

На совместном заседании Госдепартамента и Министерства обороны 21 ноября Ванденбург и Форрест призвали к тому, чтобы в случае, если китайцы сдержат наступление Макартура в направлении Ялуцзяна (Амноккана), от Пекина потребовать: «вывести войска, чтобы не вынуждать… ударить по ним в Маньчжурии»[144]. Никаких признаков несогласия