Лесные палачи - Валерий Георгиевич Шарапов

по натуре людей) и принялся задумчиво жевать, в который раз мысленно перенесясь в родной хутор Калиничи, находившийся под Житомиром.

Василь хорошо помнил тот злополучный день, когда его призвали на фронт. Стояло жаркое лето 1941 года, начало июля, трава горела от засухи, на корню гибла рожь, которой славилась Житомирская область, а в их захудалой деревеньке стоял невыносимый бабий вой — уходили на войну заматеревшие мужики, отслужившие службу в Красной армии молодые мужья и совсем еще парни, у которых год призыва только подходил. Василь для храбрости выпил стакан вонючей горилки и, пошатываясь, поднимая лаптями, обмотанными до колен холстинными онучами, дорожную пыль, вместе с другими мужиками пошел на войну, перекинув через костлявое плечо холщовую сумку со скудными харчишками.

А до этого у него с матерью произошел неприятный инцидент, еще больше переполошивший весь хутор, после которого народ еще долго не мог успокоиться.

— Не пущу, — горестно кричала охрипшим, сорванным голосом мать и отчаянно мотала непокрытой головой, трясла седыми космами, не замечая, что топчет босыми грязными ногами упавший с головы платок. — Под расстрел пойду, а не пущу!

При этом она цеплялась за одежду Василя заскорузлыми пальцами, тяжело висла на нем, когда ноги в какой-то момент отказывались держать ее худощавое тело и подламывались от свалившегося на нее несчастья. Василь был единственным и поздним ребенком, и после того, как его отец, а ее муж трагически погиб в лесу, придавленный громоздким стволом дуба, остался единственным кормильцем.

— Отстань! — запальчиво крикнул Василь.

Он с силой оттолкнул старую мать от себя и торопливо зашагал за ушедшими односельчанами, выделывая ногами кренделя, то и дело оглядываясь на упавшую мать. Так он ее и запомнил: стоящую на коленях посреди улицы, на пыльной сельской дороге, с болью вглядывающуюся вслед уходящему сыну, с бегущими по впалым морщинистым щекам слезами. Но даже в этом положении матушка нашла в себе силы поднять безвольную руку и перекрестить его в путь-дорогу, беспокоясь за его жизнь.

А когда в концлагерь Освенцим, куда Василь Пиявка попал после того, как его, контуженого, в бессознательном состоянии взяли в плен, прибыл генерал Власов, перешедший на сторону нацистской Германии, для агитации пленных красноармейцев в Русскую освободительную армию, Василь без долгих раздумий согласился, надеясь при первой же возможности сбежать. Но прослужив некоторое время под командованием предателя-генерала, Василь узнал из разговора таких же отщепенцев, как и сам, что Советы к предателям Родины относятся с презрением и сразу же определяют им высшую меру наказания. С позором умирать в довольно юном возрасте ему совсем не хотелось, но и исправить свою судьбу было уже не в его силах, и тогда он решил сражаться до конца. Все же где-то внутри себя надеясь на непредвиденный случай, что все обойдется малой кровью и он еще успеет скрасить одинокую жизнь матери, с которой его продолжала связывать невидимая пуповина.

Когда армию Власова разбили, а самого генерала взяли в плен, судьба-злодейка свела Василя Пиявку с остатками разбитой Красной армией 19-й добровольческой пехоты СС. С этими озверевшими от безнадежности людьми он сейчас и мыкался по лесам, чувствуя с их стороны недоброжелательное к себе отношение из-за того, что он другой национальности, и терпели Василя только потому, что он воюет на их стороне.

Не раз Василь подумывал от них сбежать, особенно в те моменты, когда небольшая ссора украинца с латышами переходила в ожесточенную драку. Он был один против целой кодлы и всегда проигрывал, хоть и дрался отчаянно. И если бы не своевременное вмешательство Улдиса Культи, который безжалостными пинками разгонял драчунов, обещая в следующий раз обязательно расстрелять зачинщиков, неизвестно чем могла закончиться такая потасовка.

Только вот решиться на побег было совсем непросто. Он помнил, как Культя расправился со своим земляком-латышом. Однажды парню все осточертело и он, воспользовавшись темной дождливой и грозовой ночью, когда оглушающе громко гремел гром и сверкали молнии, тайком покинул расположение. Его поймали на другой день за двадцать верст от лагеря и насильно вернули. А потом, избитого, с переломанными ногами, окровавленного по приказу жестокого Культи на страх другим закопали по шею в муравейник, где жили злые рыжие муравьиные особи размером с крупные подсолнечные семечки.

Через неделю Василю довелось проходить мимо того места, и он, не имея сил перебороть нездорового животного любопытства, завернул к огромному муравейнику. То, что он увидел там, повергло в шок: изъеденное обезображенное лицо с кое-где оставшимися клочками гниющего мяса, пустые глазницы, проваленный нос с треугольным неровным отверстием, голый череп с сохранившимися участками кожи с клоками спекшихся от крови светлых волос. Но все-таки мысль о том, чтобы при удобном случае сбежать, его ни на минуту не покидала.

В какой-то момент Василь Пиявка кожей почувствовал, что прохладный, пропахший порохом ствол ППШ уперся ему в подбородок.

«Застрелиться, что ль?» — неожиданно подумал он с той безнадежностью, которая и толкает даже не слабого духом человека на суицид и другие не менее безрассудные поступки.

Василь явственно представил, как он нажмет на спусковой крючок, прозвучит выстрел, которого он уже не услышит, и его голова мигом превратится в нечто бесформенное, похожее на скомканную грязную и рваную тряпку, зеленые листья вокруг обагрятся темной кровью, а серые мозги жирными ошметками облепят коричневые ветки, свисая с них длинными соплями.

Картина перед глазами получилась до того омерзительная, что Василя от отвращения передернуло. Радовало лишь то, что на этом все закончится. С минуту поколебавшись, он надавил подбородком на ствол, щетинистая кожа сразу стала от волнения потной и скользкой. Парень потянулся уже большим пальцем к спусковой скобе, как неожиданно его окликнули:

— Эй, хохол! Иди, там тебя Улдис Культя зовет!

Василь снова вздрогнул, но теперь от смущения и испуга, что человек застал его за таким занятием и вдруг догадался, что задумал неуравновешенный украинец; резко отслонив влажный ствол ППШ в сторону, несостоявшийся самоубийца поспешно повернулся голову на голос.

— Зачем? — занервничал Василь.

— Ночью состоится вылазка в Пилтене. Больше ничего не знаю. Иди, он тебя ждет.

Василь с обреченным видом поднялся и с видимой неохотой направился в сторону лагеря, окончательно решив для себя во что бы то ни стало этой ночью перейти на сторону Советов.

Глава 18

В полночь робкую тишину безлюдных улиц и проулков Пилтене разорвал дикий заполошный женский крик:

— Пожа-а-а-ар! Пожа-а-а-ар!

Этот рвущий душу вопль насмерть перепуганной неизвестной женщины долгим и многоголосым эхом звучал в теплом августовском воздухе, расплескавшись по всему крошечному городку. От этого прямо