Лесные палачи - Валерий Георгиевич Шарапов

ту же ночь передала его слова Дайнису, с которым уже не первый раз барахталась на сене в заброшенной мельнице. Но тем не менее при всем своем ветреном характере полностью разрывать отношения с Андрисом она все же не собиралась, рассудив скудным умишком, что еще неизвестно, как все может сложиться и кто на самом деле станет настоящими хозяевами Латвии.

Все эти мысли разом пронеслись в голове у Анеле. Она оперлась на локоть, приподнялась, стала целовать парня в веснушчатое плечо, пальчиками свободной руки неторопливо перебирать рыжую шерсть на его широкой груди. Продолжая волнительно целовать сухими мягкими губами обнаженное мускулистое тело, девушка понемногу продвигалась вверх и вскоре принялась шаловливо покусывать Дайниса, прихватывая мелкими зубами темную окружность кожи вокруг его соска.

— Миленький, — нежным воркующим голоском произнесла Анеле, подтянулась и заглянула в его зрачки, — признайся, помогла я вам в тот раз?

— Ну да, — оживился парень, обхватил ее за шею и притянул к себе, с жадностью впился своими губами в ее алые, по-девичьи свежие губы; чувствуя, как ее набухшие соски щекочут его волосатую грудь, начал шарить другой рукой по ее ягодицам, мять пышное податливое тело. А еще через минуту он отстранил от себя девушку и твердо проговорил: — Води и дальше с этим телком дружбу. А я тебя не брошу, верь мне. Так что пока он нам нужен, с ним не порывай…

— У-у, — обидчиво надула Анеле губы, но мигом передумала, и ее рука скользнула вниз, цепко ухватила выпуклость на трусах парня. — О-о! — уже совсем другим голосом протянула она.

Дайнис тотчас опрокинул ее на спину. Девушка сразу притихла, широко разбросав белеющие в солнечном свете ноги. Но, к ее неудовольствию, продолжения не последовало; парень поднялся, сел, поджав под себя ноги, с сожалением сказал, разглядывая ее потемневшими от похоти глазами:

— Надо в лагерь возвращаться. А то как бы поздно не было. Да и тебе пора домой, а то бабка будет переживать, что дома не ночевала. Ругаться станет на всю улицу. Этот твой… — на миг запнувшись, он поморщился и продолжил: — Андрис прознает про твои ночные отлучки, тогда точно тебе беды не миновать. Осторожнее надо вести себя.

Дайнис тяжело поднялся; неудобно стоя на одной ноге, стал надевать брюки. Анеле с недовольным видом поправила завернувшийся подол нижней юбки, сидя на сене, тоже стала собираться. Надев через голову цветастое платье, она вынула из-за пазухи косу, закинула ее за спину, застегнула на груди перламутровые пуговки, надела пыльные башмаки и встала, дожидаясь, когда оденется нерасторопный Дайнис.

Надев поверх светлой рубахи пиджак, тот неожиданно спохватился. С загадочной смешливостью поглядывая на Анеле, вынул из внутреннего кармана пиджака носовой платок, вышитый умелыми руками Анеле и подаренный ему во вторую встречу как признание в любви. Развязав зубами тугой узел, достал оттуда золотой перстенек с небольшого размера бриллиантом, дыхнул на него, вытер о рубаху на груди и неожиданно протянул Анеле.

— Мой тебе подарок, — сказал он, полюбовавшись в солнечном луче сверкающим камнем. — Наша фамильная драгоценность. Ты моя девушка, и я хочу, чтобы ты его носила.

Дайнис взял ее за кисть и осторожно надел перстень на безымянный палец левой руки.

— Считай, что ты со мной помолвлена, — произнес он, но как показалось Анеле, не очень искренне.

Но вид золотого кольца, да еще с бриллиантом, словно застлал ее блеснувшие от алчности глаза. Впрочем, в этом особой ее вины не было, потому что отдать девушке фамильную ценную вещь для любой многое значило.

— Красивое, — сказала она восхищенно и с поспешной необдуманностью предложила, чтобы сделать парню приятное: — Если у тебя есть друг, то могу его познакомить со своей сестренкой. Так-то она мне чужая, но все равно теперь стала как родная. Пропадает девка, — огорченно произнесла Анеле и прыснула в ладошки, от своей, как показалось, удачной шутки.

— А что, — загорелся Дайнис, — я не против. Есть у меня брат, двоюродный, Каспаром зовут. Только ты своей названой сестре не говори про нас ничего, мол, парни из соседней деревни… ну, пускай из Пасисксте, то да се… Уяснила?

— Не дура же я, в самом деле, — заверила Анеле, радуясь, что так удачно пристроила Стасю, которая в последние дни что-то особенно захандрила. — Могила.

После неудачного покушения на Стасю Журавлев в тот же злополучный день забрал девушку из больницы. Выяснив, что нападавший и есть тот самый изнасиловавший ее бандит, было решено на время спрятать смертельно перепуганную Стасю у невесты Андриса, проживающей со своей бабушкой. Что особенно немаловажно, такой выход предложил сам Андрис, заверив оперативников, что там она будет в полной безопасности. Девушки, почти ровесницы, сразу же сдружились и теперь были как родные сестры. Ну а то, что произошло со Стасей на самом деле на родном ее хуторе Талаевиеши, для всех так и осталось глубокой тайной.

Дайнис и Анеле украдкой вышли с мельницы, еще раз жарко поцеловались и разошлись в разные стороны. Дайнис спустился к реке, и вскоре она услышала тихий всплеск весел по воде.

— До новой встречи, милый, — прошептала девушка, чувствуя, как сильно бьется любящее сердечко, не способное совладать с нахлынувшими от счастья эмоциями.

Глава 17

Василь Пиявка, привычно прячась в кустах орешника, наблюдал в просвет между листьями за лесной дорогой. Удобно привалившись спиной к упругому стволу молодой ольхи, выросшей посреди кустарника, беспечно вытянув ноги в изрядно стоптанных сапогах с надетыми на них войлочными чунями для тихой ходьбы по лесу, он сидел на палых прошлогодних листьях и с сосредоточенным видом пришивал очередную заплату на немецкий китель. Время от времени Василь поднимал голову и настороженно вслушивался в лесные разнообразные звуки, стараясь на слух определить тихие шаги чужого человека, поскрипывание крестьянской подводы или шум мотора полуторки с военными. Но все было тихо, и он опять склонялся над своей уже ветхой, изношенной за пару лет одежонкой и продолжал неумело орудовать иголкой.

Минут через пятнадцать справившись с нелегкой и немужской работой, парень оценивающим взглядом оглядел пришитую крупными стежками заплату, неровно вырезанную штык-ножом из старой брючины, и невесело ухмыльнулся, как видно, все же оставшись довольным проделанной работой. Перекусив зубами суровую нитку, он по-хозяйски спрятал иголку за отворот немецкой кепки. Нахлобучил ее на лоб, откинул голову и, прислонившись потным затылком к теплому стволу ольхи, прижал руками ППШ к груди.

Посидев в таком положении некоторое время, Василь со вздохом поймал языком кончик свисавших по краям губ усов, прикусил широкими зубами (говорят, по народному поверью такие зубы бывают у добрых