Вдова Клико. Первая леди шампанского - Ребекка Розенберг

– С вашей работой все в порядке. – Я беру в руки матагота, разглядываю белую меховую звездочку на его грудке. – Планы переменились. Филипп согласился продолжить дело, если я возьму партнера.

У Луи отвисает челюсть.

– Это замечательно, Барб-Николь. В самом деле. Но… – Он пьет вино.

– Но что? – спрашиваю я, прижимая матагота к сердцу. – Вам не хочется работать на вдову Франсуа?

Он сжимает бокал в своих толстых пальцах – пальцах человека, обладающего практическим смыслом.

– Моего брата забрали в армию, которая поддержит Наполеона в войне с Пруссией. Я обещал ему, что возьму на себя заботу о его семье и делах.

У меня сжимается сердце.

– Но ведь вас тоже могут призвать.

– Для наших местных властей я по-прежнему нахожусь в России. А брату нужна моя помощь.

– Луи, я не стала бы все затевать, если бы не рассчитывала на вашу помощь в продаже вина. – Матагот прыгает на стол и выгибает спину.

Луи подливает в блюдце сливки, и матагот снова жадно их лакает.

– Я в долгу перед братом. Я бросил его торговлю кофе и шоколадом, когда встретился в той пивной с Франсуа. Он был мрачный, потому что не мог продать шампанское. А я если и рожден для чего-то, то точно для торговли. Я умею кинуть наживку, подсечь клиента и сделать так, чтобы он бегал за тобой и просил привезти еще и еще какой-то товар. Поначалу я просто хотел похвастаться своим умением перед вашим приунывшим супругом. – Он вздыхает и качает головой. – Но когда я увидел, как после продажи той первой партии лицо Франсуа озарилось радостным светом, мне хотелось снова увидеть на его лице этот свет.

– Я тоже жила ради этого. – Мне больно вспоминать тот свет, сиявший иногда слишком ярко. – Когда Франсуа был счастлив, весь мир тоже был счастлив. Но когда он грустил…

По полу бежит мышь. Матагот прыгает со стола, вонзает в нее когти и пожирает.

– Я сделал ошибку, когда привез сюда этого хищника. – Луи морщится.

Матагот слизывает с лапки мышиную кровь.

– Наоборот. Феликс принесет мне невероятную удачу и огромную прибыль.

– Феликс? – Луи с улыбкой теребит бороду.

– Ведь он русский, верно? Феликс – единственное русское имя, какое я знаю.

– Борис, Густав, Владимир… продолжать? – Луи накрывает мою руку своей. – Я не знал, что вы не бросите виноделие, иначе я не стал бы строить другие планы. Но мне надо вернуться в Мангейм.

Его теплая, тяжелая рука кажется такой надежной, но это ощущение обманчиво.

– Давайте допьем вино. – Я наливаю «Бузи-Руж» и чокаюсь с его бокалом с воодушевлением, которого не испытываю. – За новые свершения. – Единственный друг, на которого я так рассчитывала, теперь покидает меня. Я наливаю вина в блюдечко Феликса. Теперь мне понадобится вся удача, какую только может дать мой свирепый матагот.

* * *

На следующий день, когда мы с Фурно подходим к входу в пещеру, Луи уже ждет нас там. Его веснушчатые щеки горят от холода.

– Но ведь вы уехали, – удивляюсь я. – Я думала, что вы уехали в Мангейм, не попрощавшись.

Он улыбается из-под густых усов.

– Я послал брату письмо, где объясняю, что сохранил свою здешнюю работу и что буду посылать его семье деньги.

– Мы не можем себе позволить торговых агентов, – бормочет Фурно.

– Месье Боне работает за комиссию, – напоминаю я Фурно факт, который мы не раз уже обсуждали.

– Вы, должно быть, Александр Фурно. – Луи протягивает ему руку. – Барб-Николь рассказывала мне про ваши впечатляющие вина. Для меня было бы большой честью продавать ваше вино.

Игнорируя его, Фурно толкает дощатую дверь, зажигает фонарь и топает вниз по ступенькам в пещеру. Вдоль стен виднеются бочки, сколько хватает глаз при тусклом свете, на каждой маркировка – сорта винограда и виноградник. Ароматы вина, обжаренных дубовых бочек и меловой пыли вселяют в меня уверенность, пусть даже мужчины ее и не чувствуют.

Я уже понимаю мою первостепенную задачу для успеха винодельческого дома «Клико-Фурно» – надо создать мало-мальски прочный союз между нами. В этом мне поможет вино, оно смягчит несогласие. Фурно – законченный француз, одетый в панталоны старого толка и жилет, пуговицы которого лопаются на обширном животе. Волосы под беретом побелели за годы нашего знакомства, но гордая осанка делает его моложе.

Луи Боне тоже не назовешь стройным, он коренаст и широкоплеч. Держится он всегда весело и готов обезоружить вас и насмешить своими историями. Русская шапка и меховой тулуп придают его здоровому облику бывалый вид.

Длинный дубовый стол стоит так же, как стоял при мне. Бабушка была бы довольна. Бокалы, ведерки для выплевывания вина, перья, чернила, блокноты. Я зажигаю канделябр и начинаю.

– Мы дегустируем вино из трех регионов Шампани, чтобы понять уникальные характеристики каждого терруара. Шардоне из Кот-де-Блан, Пино нуар из Монтань-де-Реймс, Пино менье из долины Марны.

– Терруара? Почвы? Мы дегустируем почву? – Веселый смех Луи раскатился по пещерам с гулким эхом.

Фурно презрительно фыркает.

– Терруар – это природная среда, влияющая на вкус вина: почва, топография виноградника и климат. Я-то думал, что вы торговый агент, знающий азы виноделия.

– Я предпочитаю именоваться разъездным агентом, а не торговым, – огрызается Луи.

– А я предпочитаю, чтобы вы больше продавали, чем разъезжали, – бурчит Фурно.

Помоги мне, Франсуа! Ведь это твои друзья.

– Господа, если вы сядете на свои места, я наполню мой золотой тастевин из бочки. Шардоне зеленое и пахнет как слишком молодое и кислое, но я все равно наливаю его в графин.

Далее я беру образец из бочки с Пино нуар – вино пахнет, как вспаханная земля. Я надеюсь, что земляной привкус будет уравновешен едкостью предыдущего вина.

Третья проба пахнет спелыми сливами. Пино менье внесет жизнь в смесь.

Фурно наблюдает за моими действиями.

– Этот тастевин похож на те, которыми пользуются монахи в аббатстве Отвилье.

Я подношу мою драгоценную чашу к фонарю; золото мерцает в его свете.

– Этот тастевин принадлежал моему прадеду Николя Рюинару. Он учился виноделию в Отвилье, а его учителями были его дядя и Дом Периньон.

– Николя Рюинар, который открыл первый дом шампанского? – Луи с довольным видом потирает руки. – Такая история понравится русской знати.

Я наливаю три вина в отдельные бокалы.

– Весной мы смешаем эти вина. Потом, прежде чем бутилировать их для второй ферментации, мы добавим тиражную смесь – сахар, дрожжи и чуть-чуть бренди.

– Кощунство, – заявляет Фурно. – Никогда не добавляйте ничего в вино, сотворенное Богом.

Луи пробует шардоне и хмурится.

– Слишком кислое для русских.

– Тогда пусть русские привыкают к нему, – заявляет Фурно.

– Александр, вы помните, как