Записки, или Исторические воспоминания о Наполеоне - Лора Жюно

того, кто падет мертвым?! Разве не довольно им арабов, язвы и мамелюков? Жюно заслуживает, чтобы я на месяц засадил его под арест, когда он выздоровеет!» Это собственные слова Бонапарта. Он довольно долго не навещал Жюно, говоря, что тот виновнее Ланюсса. Однако услышав на следующий день о причине дуэли, он заметил: «Бедный мой Жюно!.. Ранен за меня!.. И, повеса, не хотел стреляться!..»

Когда Бонапарт оставлял Египет, Жюно был начальником в Суэце. Известно, что отъезд Бонапарта был обставлен особой таинственностью; но какое нежное, доброе письмо написал главнокомандующий Жюно! Это письмо, вероятно, забытое Бурьеном, написано от руки последнего; только слова привет и дружба написаны рукой Бонапарта. Вот оно:

«Бонапарт, Главнокомандующий армией и сотрудник Института, бригадному генералу Жюно.

Оставляю Египет, мой милый Жюно. Ты далеко от того места, где я сажусь на корабль, и потому я не могу взять тебя с собой. Но я отдаю Клеберу приказ отправить тебя в течение октября. Где бы ни был я, в каком бы положении не находился, будь уверен, что я никогда не перестану доказывать тебе мое нежное расположение.

С приветом и дружбой,

Бонапарт».

Клебер хотел оставить Жюно у себя; Жюно никак не хотел этого. Он долго не мог добиться корабля, чтобы отплыть в Европу, и страдал, оставаясь вдали от отечества и от того, кто один мог заставить его переносить изгнание.

Несмотря на внешнее дружелюбие, Клебер причинил Жюно много неприятностей во время отъезда. В армии распространили слух, что Жюно везет с собой сокровища, найденные Бонапартом в пирамидах. Он не мог увезти их сам, говорили солдатам, так вот любимец его везет их к нему. Наконец дело дошло до того, что многие солдаты и унтер-офицеры явились на берег, и часть их взошла на торговый корабль, который отплывал в тот же вечер и увозил Жюно. Они пооткрывали всё и не смогли ничего найти; наконец увидели между палубами такой огромный ящик, что десять человек не в силах оказались сдвинуть его.

— Вот сокровища! — закричали солдаты. — Вот наше жалованье, которое задерживают нам целый год. Где ключ?!

Камердинер Жюно, добрый, честный немец, тщетно вопил изо всех сил, что это не принадлежит его генералу! Не слушали ничего!.. По несчастью, сам Жюно находился еще на берегу, разбойники схватили топоры и начали разбивать сундук, но тут прибежал, запыхавшись, корабельный плотник.

— Что вы это, дьяволы, делаете?! Постойте! Вот вам ключ! Оставьте мой сундук!

Он сам отпер сундук, в нем лежали плотничьи инструменты.

Эта сцена оскорбила Жюно до глубины души. Подозревать его самого в таком бесчестном деле — это уже была кровная обида, но подозревать его генерала в преступлении, на которое он способен менее всякого другого! Он мог бы доказать, что занял тысячу экю для отъезда в Европу; но он уезжал тем вечером, возвращался в отечество, им обожаемое, к человеку, не менее им любимому, к родным… Словом, он победил свое негодование и оставил дряхлый Египет, увозя из него только славу; оставил без сожаления, без угрызений совести и, обращая взор к Европе, думал только о Франции.

Но гнусная клевета, нелепая выдумка о сокровищах фараонов нашла легковерных людей не в одной французской армии. Англичане простодушно поверили этой сказке и отправили к Александрии корабль. Торговый корабль, на котором находился Жюно, вынужден был спустить флаг по первому приказу военного корабля «Тезей», под началом капитана Стила, так что Жюно и адъютант его Лаллеман не могли оказать никакого сопротивления.

Капитан Стил был самый несносный наглец, а известно, что если англичанин нагл, то он профессор в этой науке. Пребывая в восторге, что взял французского генерала из армии Бонапарта, Стил спешил подражать ослу, который лягает льва. Жюно сделался пленником, и самым несчастным, потому что капитан каждую ночь придумывал, чем бы еще на следующий день ухудшить и без того неприятное положение своих пленников.

Наконец, через четыре месяца плена капитан Стил вынужден был расстаться со своей добычей и отвезти пленников в Яффу для передачи их коммодору Сиднею Смиту. Я после буду говорить о Сиднее Смите. Теперь скажу только, что он с совершенной вежливостью принял пленников, и особенно Жюно, но не мог оставить их у себя и отправил на остров Кипр для отплытия оттуда в Тулон. Прежде надобно было, однако, чтобы один английский офицер сошел в Палермо для доклада Нельсону, который пребывал там с леди Гамильтон.

Корабль остановился в порту, и на следующее утро небольшая шлюпка с двенадцатью гребцами в белых куртках и черных бархатных фуражках приблизилась, чтобы осмотреть фрегат. В это время Жюно сидел в своей каюте. Капитан корабля вошел к нему и заявил:

— Выйдите на палубу: великий адмирал Нельсон, наш герой, хочет видеть французских пленников.

Жюно посмотрел на капитана, потом огляделся вокруг, как будто ища кого-то, и наконец спросил:

— А! Так это вы мне, генералу, говорите?

Капитан отвечал наклоном головы.

— И вы осмелились так нагло исполнить это поручение? Хорошо, идите и ответьте от меня и моих офицеров адмиралу Нельсону. Скажите ему, что для меня он не герой и не великий человек, потому что я привык к мерке, которая слишком велика для него; скажите ему, что я пленник не его, а его правительства. Если адмирал Нельсон хочет видеть меня, он знает, где я. Он выше меня чином и мог бы вежливо изъявить желание повидаться, тогда я явился бы к нему в ту же минуту. Но теперь оскорбление нанесено…

Досада заставила Жюно сказать то, чего он не думал, потому что уважал Нельсона и не скрывал этого. Но как же не сказать чего-нибудь обидного, когда победивший нас неприятель явно хочет нанести оскорбление! Если победа за нами — тогда иное дело, тогда можно сдержать себя и быть великодушным; но в несчастье… В тот же вечер Нельсон прислал французскому генералу большую корзину с фруктами и несколько бутылок вина; леди Гамильтон прибавила от себя апельсинов. Жюно справедливо решил, что отказ с его стороны прозвучал бы и глупо, и невежливо. Он принял посылку и благодарил за нее с искренней признательностью. Тем не менее Нельсон в конце концов отменил распоряжение Сиднея Смита, который хотел отправить пленников во Францию: их препроводили в Магон и оставили до получения ответа из Адмиралтейства. Дольше жить под игом капитана фрегата было выше терпения человеческого.

Коммодор Сидней Смит явился Жюно в ином свете, нежели адмирал Нельсон. Бонапарт не ошибался в истинном начале бедствий, причиненных ему продолжительной осадой Сен-Жан д’Акра. Эти бедствия и Сидней