Восприятие мира у детей - Жан Пиаже

о которой мы только что говорили[25]; действие и эмоциональная ситуация при этом образуют единое целое, к которому действие привязано как бы условным рефлексом, или просто отношениями синкретизма. Для мышления синкретического и реалистского одновременно такая связь прокладывает путь к магии, потому что действие становится символическим, а каждый символ успеха становится причиной успеха. Успешно пройти по тротуару, не наступив на швы между плитками, означает, что желаемое сбудется, а коль скоро любой знак связан с самой вещью, символический жест приобретает действенность.

Одним словом, случаи магии через соучастие действий и вещей объясняются тем же, что и случаи магии через соучастие мысли и вещей. Те и другие – следствие реалистской установки, а именно перенос мысленных связей на вещи: любой знак понимается как связанный с вещью и в силу этого часто принимает характер причины.

Но есть и третий вариант, когда реализм перетекает в магию, и это убеждение в соучастии самих субстанций (третья группа в § 2). Здесь все сложнее: субъект воздействует на тело посредством другого тела и воспринимает оба как связанные партиципаторно. Можно было бы сказать вместе с Фрэзером, что это простая ассоциация по сходству или смежности, которая понимается как объективная. Но это объяснение слишком простое, ведь оно не отвечает на вопрос, как именно ассоциации идей объективируются настолько, что превращаются в причинные отношения. Здесь нужно сказать, что реализм подразу мевает неразличение логических отношений и причинных. Для взрослых существует внешняя реальность, сотканная из причинных связей, и внутренний субъект, который пытается представить себе реальность посредством аналогий, а также законов. Реалистскому сознанию все видится реальностью одного порядка и все находится на внешнем плане. Отсюда предпричинность и синкретизм, которые мы исследовали в другой работе (L. P., гл. IV и V). Суть их в том, что ребенок помещает абсолютно субъективные связи, продиктованные его эгоцентрическим взглядом на мир, в окружающие вещи. Магия через соучастие субстанций – всего лишь вершина этого процесса. Она состоит в том, что отдельные тела воспринимаются как связанные материальной связью, а вовсе не законами и понятиями, построенными умом.

Разберем пример: ребенок думает, что притягивает ночь, когда отбрасывает тень. Убеждение основано на идее, что тень имеет отношение к ночи, что она сопричастна ночи. Не-реалистское сознание под этим предположением может иметь в виду следующее: тень появляется, потому что рука заслоняет свет, так же и ночь на одной части планеты наступает потому, что другая не пропускает свет; иными словами, ночь и тень аналогичны, поскольку обусловлены одними и теми же законами. Аналогия проведена потому, что оба явления подчиняются общему закону. А вот на стадии реализма, как мы пытались показать ранее (J. R., гл. IV), когда субъективность собственной точки зрения не сознается, человек делает выводы не путем логических связей, то есть не путем необходимых обобщений и дедукции, а путем синкретических схем и трансдукции, то есть прямого отождествления отдельных случаев. Соответственно, для реалистского сознания отождествить ночь и тень – значит не установить аналогию, основанную на законе, а допустить прямое тождество отдельных случаев, или материальную партиципацию: тень «происходит» от ночи. Трансдукция, или слияние, отдельных случаев – признак реалистской логики, а не формальной. Если применить ее к причинным цепочкам, которые можно наблюдать непосредственно, она покажется рациональной, потому что приведет к тем же выводам, что формальная дедукция, исходящая из тех же предпосылок. Но поскольку она применяется к случаям, разделенным во времени и пространстве, то приводит к синкретизму, а в крайних случаях – к партиципации.

Мы понимаем, что наше объяснение субстанциональной партиципации через трансдукцию и реалистическую логику гипотетично, но мы вернемся к этому вопросу уже более детально в исследовании физической причинности у детей.

Суммируем сказанное. Реализм, то есть изначально неразличение своего «я» (или мысли) и внешнего мира, всегда перетекает в партиципацию и магию, и это происходит тремя способами: через смешение мысли и вещей; через реализм знака, который воспринимается как сцепленный с вещью и действенный; и наконец, еще более целостно, через синкретическое слияние отдельных субстанций.

Но одним реализмом детскую магию объяснить невозможно. Отношения партиципации очень часто предполагают анимизм. Анимизм, как мы увидим далее, это следствие эгоцентрического реализма, но кроме того, еще и продукт партиципаций, которые ребенок с самого начала чувствует между собой и родителями. С одной стороны, поскольку психическое и физическое не различаются, любое физическое явление в глазах ребенка наделено намерением, а с другой, природа в целом в глазах ребенка подчиняется людям и его родителям. Из-за этого большинство событий и тел, на которые ребенок хочет воздействовать магически (если нельзя иначе), видятся ему наделенными чувством и волей, благоприятными или враждебными. Отсюда два вида случаев. С одной стороны, среди описанных ритуалов некоторые дублируются приемами, направленными на то, чтобы привлечь удачу или отвести опасность. Например, дважды переобу ваясь в расчете, что его не вызовут к доске, ребенок подразумевает, что у судьбы есть психология и что она оценит готовность к скучным действиям, доказанную переобуванием. А думая обратное желаемому, ребенок представляет себе судьбу, которая читает его мысли, чтобы сделать все наоборот, и т. д. С другой стороны, есть целая группа собственно анимистических партиципаций – это четвертая группа в § 2, магические действия через партиципацию намерений. Но, разумеется, даже у явлений этой группы присутствует элемент реализма, ведь без него не было бы магии.

На самом деле случаи четвертой группы объяснить легко благодаря сочетанию двух факторов. В первую очередь это, как всегда, неразличение или смешение «я» и внешнего мира, а в данном случае – собственной точки зрения и внешних движений: например, ребенку кажется, что когда он идет, облака и светила тоже идут. Затем есть анимистическое объяснение: ребенок говорит себе, что светила живые, раз они за ним идут. Следствием будет магия путем командования: вещам достаточно отдать команду, даже на расстоянии, и они послушаются.

По понятной причине в случаях четвертой группы символизация магических движений и слов слабее всего: магия этого типа выражается некой командой, такой же реальной, как команда живому существу. Но, как мы уже видели, партиципация намерений перетекает в магию через действие или мысль, а этот тип магии всегда тяготеет к символизму.

В заключение скажем, что эволюция магических практик, независимо от природы партиципации в их основе, следует закону, глубокий анализ которого дал г-н Делакруа в отношении языка. Сначала знак является частью вещи или возникает в присутствии вещи наподобие простого условного рефлекса. А под конец он уже отделен от вещи, освобожден интеллектом, который начинает использовать знаки как гибкие, бесконечно пластичные