Кремлевский заговор - Валентин Степанков

Мы не спали уже третьи сутки. Но в ближайшее время даже думать об отдыхе не приходилось. У нас были сведения, что Янаев находится в Кремле, и мы с Баранниковым, решив не откладывать дело в долгий ящик, отправились туда. У коменданта Кремля, уже предупрежденного, наше появление никаких вопросов не вызвало, он лично проводил нас на второй этаж к кабинету Янаева. В коридоре мы встретили Карасева и Ярина, сотрудников аппарата президента. Как выяснилось, эти двое по собственной инициативе еще накануне взяли Янаева, что называется, под стражу и не спускали с него глаз до нашего прихода.

Допрошенный впоследствии в качестве свидетеля Вениамин Ярин подробно рассказал о том, как именно это происходило.

Из протокола допроса В. Ярина от 16 сентября 1991 г.:

— …21 августа, во второй половине дня, примерно в 17 часов, Янаев появился в Кремле. Я предложил изолировать его и пошел к нему в кабинет… В приемной я попросил секретаршу доложить обо мне. Когда она пошла докладывать, я пошел следом за ней и вошел в кабинет. В кабинете находился Янаев, причем, он был без пиджака, в рубашке, а пиджак его висел на спинке стула.

Янаев протянул мне руку для приветствия. Я взял его за руку и на всякий случай насильственно отодвинул

Янаева ближе к двери и подальше от пиджака, в котором, как я предполагал, могло находиться оружие. После этого я высказал Янаеву все, что я о нем думаю. Янаев пытался оправдываться, говорил, что пошел с «ними», чтобы меньше было крови, что иначе он бы оказался в Лефортове (тюрьма в Москве — прим. авт.), на что я ему ответил, что если бы он был в Лефортове, я бы его освобождал. В конце разговора я предупредил Янаева, что вся его свобода — стены этого помещения, что отсюда он не выйдет, и ушел.

Вечером мы с Карасевым прошли по Кремлю, а вернувшись на второй этаж 1 корпуса, застали там пять или шесть парней, видимо, из личной охраны… Я предупредил их, что если они попытаются вывезти Янаева, он умрет первым...

Всю ночь мы не спали, а утром, примерно в 7 часов, я решил разбудить Янаева. Мы с Карасевым прошли в его кабинет, причем, не через приемную, а через другой вход. Янаев спал на диване, укрытый коричневым пледом. Мы его долго будили, наконец он проснулся, но все не мог сообразить, где он находится, кто перед ним. Одеваясь, он не мог попасть в брюки, пришлось помочь ему одеться. Я не могу сказать, трезвым был Янаев или нет. По его поведению можно было сказать, что он пропьянствовал всю ночь. Однако запаха спиртного я не чувствовал, да и вряд ли мог почувствовать, т. к. в течение ночи выкурил огромное количество сигарет и сильно устал…

Вид у Янаева действительно был неважный. И заметно было, что он сильно нервничает. Но все-таки он старался держать себя в руках, был с нами вежлив, усадил за стол, сам сел. Мы ему представились, предъявили санкцию на обыск и арест. Крыть ему было нечем, статусом неприкосновенности он как вице-президент не обладал, законом это не было предусмотрено.

Покончив с формальностями, мы приступили к обыску. Кабинет у Янаева был большой — из трех комнат. В свое время его занимал Лаврентий Берия, политическая карьера которого тоже закончилась арестом…

Самое неприятное впечатление на нас произвел рабочий стол Янаева. Там лежало очень много различных документов. И видно было, что как их положили давным-давно, так они и лежат без движения — в папочках, гладенько отпечатанные, и ни единой на них пометки, вообще ничего указывающего на то, что их хотя бы просматривали. Большая часть этих бумаг относилась еще к началу деятельности Янаева на посту вице-президента.

В календаре записей почти не было, но одна фамилия встретилась нам дважды или даже трижды, и та же фамилия значилась в небольшом листочке, который был вложен в календарь и на котором было напечатано на машинке расписание экзаменов. Геннадий Иванович объяснил, что это фамилия дочери его шофера, она поступает в институт. Ну, мы поняли, что он посильно помогал ей в этом. А вот на выполнение своих прямых обязанностей у него времени не хватало, и многие проблемные, государственной важности документы месяцами лежали нечитанными…

Когда обыск был закончен, мы поручили Янаева заботам следственно-оперативной бригады и уехали из Кремля.

В тот день, 22 августа, планировались аресты еще троих членов ГКЧП — Пуго, Стародубцева и Павлова. Но Пуго застрелился. И об этом мы расскажем позже. А Василия Александровича Стародубцева пришлось долго разыскивать. 21 августа он исчез, как в воду канул. Павлов, по нашим сведениям, все еще был в больнице. И мы решили, что не будем пока его тревожить. Ну, коль неможется человеку, пусть лежит, лечится. Подождем. И раз уж так все складывается, сами передохнем.

На следующее утро нам стало известно, что Валентин Сергеевич Павлов пребывает на даче и здоровье его не вызывает опасений. С Павловым работы предстояло много: надо было проводить обыски в рабочем кабинете, дома и на даче. Поэтому мы отправили на его задержание следственно-оперативную бригаду, а процедуру ареста решили произвести в прокуратуре.

Только бригада уехала, позвонил шеф КГБ России Иваненко и сообщил, что по линии его ведомства получены сведения о местонахождении Стародубцева. Это известие очень нас порадовало и потому, что Стародубцев наконец отыскался, и потому, что произошло это очень для нас кстати. К тому времени Президиум ВС СССР по ходатайству прокуратуры Союза дал согласие на привлечение к ответственности депутатов Шенина, Бакланова, Варенникова и Стародубцева, так что у нас были руки развязаны. Можно было его брать. И наши люди тут же отправились по указанному Иваненко адресу.

Но известия от них поначалу поступили не слишком утешительные. Они позвонили и сказали, что в квартире, где предположительно укрылся Стародубцев, к двери никто не подходит, полная тишина. После истории с Пуго нервы у всех были на пределе. И неудивительно, что у ребят из службы наружного наблюдения российского КГБ появилось даже намерение взломать дверь. Но мы им разрешения на это не дали. Ломать — дело нехитрое. Однако как это будет расценено хозяином квартиры? Он-то перед законом ни в чем не виноват. К тому же никто тогда не гарантировал стопроцентную достоверность сведений о том, что именно в этой квартире укрылся Стародубцев. Поэтому мы посоветовали группе задержания запастись терпением и выдержкой.

Прошло время, и немалое, прежде чем они снова позвонили. Беседуем — говорят — с Василием Александровичем через дверь. Правда, смысла в этих беседах мало. Мы ему: «Как дела?» Он нам: «А у вас как?» У него большие сомнения насчет российского правосудия, он опасается предвзятости…

В общем нашим людям действительно пришлось проявить массу терпения, прежде чем Василий Александрович согласился отправиться с ними в прокуратуру. Его привезли уже часам к пяти или шести вечера. Естественно, нас заинтересовало, что же он делал в чужой квартире так долго, не отзываясь на звонки в дверь. Оказалось, что все это время Стародубцев работал над чем-то вроде проекта Указа о сельском хозяйстве. В доказательство он представил нам рукопись на трех страницах и сказал, что если Горбачев подпишет этот Указ, то наше сельское хозяйство очень быстро станет на ноги. Кроме такой вот «государственной бумаги», он еще составил то ли прошение, то ли заявление о том, чтобы его судьбу решала прокуратура Союза. Но против беседы с нашим следователем он не возражал, согласился отвечать на его вопросы без адвоката.

А часа за полтора до того, как Стародубцев, под привычным для него, героя многих документальных фильмов, взглядом телекамеры начал давать предварительные показания, в прокуратуру был доставлен Валентин Сергеевич Павлов. Вел он себя очень спокойно, даже не без достоинства. Мы поинтересовались его самочувствием. Он ответил, что сейчас здоровье у него более-менее хорошее, а вот 20 и 21 августа он был настолько болен, что не мог принимать никакого участия в деятельности ГКЧП. Мы, конечно, спросили, отчего он столь внезапно прихворнул. Валентин Сергеевич пояснил, что в ночь на 19 августа на совещании членов ГКЧП в кабинете Янаева подавали кофе с добавлением виски и этот напиток подействовал на него так плохо, что он вынужден был прилечь на диван, а утром его отвезли на дачу, где он почти безотлучно и находился до сей поры.

Валентин Сергеевич был не против беседы со следователем. Правда, их общение мало походило на беседу. Валентин Павлович превратил ее в свой довольно продолжительный монолог, но ему не препятствовали: пусть человек, что называется, выговорится. Потом он в соответствии с законом просматривал видеозапись своих показаний, что-то в них корректировал. И время уже близилось к полуночи, когда в кабинете Генерального прокурора России Павлову и Стародубцеву были предъявлены постановления об их аресте. Так закончился день 23 августа.