Шаляпин - Моисей Янковский

По поводу «Жизни за царя» Н. Д. Кашкин писал, что постановка эта обросла таким количеством штампов, что Шаляпин выступает как чужой всему ансамблю партнер. Уподобляя артиста молодому вину, влитому в старые мехи, критик высказывал мысль, что либо вино прорвет мехи, либо само в них закиснет.

Интересно, что вопрос о переходе Шаляпина на казенную сцену и о его последствиях стал предметом специальной полемики на страницах «Московских ведомостей».

Автором одной из статей явился барон Н. Стюарт (приятель Шаляпина по Петербургу), который утверждал, что артист очень много потерял, покинув частную сцену, что прирожденный артист русской школы, он нуждается именно в русском репертуаре, а Большой театр ему этого репертуара не даст. Ему возражал на тех же страницах некий оппонент, избравший в противовес фамилии Стюарта не менее аристократический псевдоним — Тюдор. Он полагал, что опасения Стюарта не основательны, что и на казенной сцене Шаляпин сумеет показать всю силу своего дарования. Оба они говорили о Шаляпине как об артисте с огромным, всеми признанным талантом, и само появление этих статей свидетельствовало о том, что к его имени приковано внимание московской публики.

Почти с самого начала деятельность Шаляпина на казенной сцене не ограничивалась Москвой: он стал выезжать и в Петербург, где выступал в спектаклях Мариинского театра. Критики выражали опасения, что в силу своего особого гастролерского положения он станет таким же, как и все другие гастролеры, и это неизбежно отразится на уровне его творчества.

Однако предположение, что Шаляпин, с переходом на казенную сцену, хоть и ненадолго, остановится в творческом развитии, не подтвердилось. Конечно, некоторое время он не мог добиться введения в репертуар Большого театра тех опер, в которых столь ярко предстал в мамонтовском коллективе. Императорская сцена была все же очень неподвижна, и даже готовность Теляковского, влюбленного в талант Шаляпина, сделать все, чтобы тот заблистал на казенных подмостках, не могла заставить события развиваться быстрее, чем они всегда развивались в этой бюрократической машине.

Но Шаляпин не терял времени даром. Он посвятил себя подготовке концертного репертуара. 9 марта 1900 года он выступил в Благородном собрании (ныне Колонный зал Дома Союза) с большой концертной программой при участии А. Б. Гольденвейзера и С. В. Рахманинова (на двух роялях). Успех этого концерта был настолько велик, что нельзя было удовлетворить всю публику, желавшую обязательно присутствовать на концерте, и пришлось открыть двери в соседнее фойе, где разместилась значительная часть слушателей.

Этот концерт привел московских критиков к заключению, что на концертной эстраде появился первоклассный артист, прокладывающий новые пути, неведомые до сих пор нашим певцам, почти поголовно идущим по проторенной дорожке повторения шаблонных эффектов вокального искусства.

Он пел камерные произведения Глинки, Даргомыжского, Римского-Корсакова, Мусоргского, Рахманинова, Моцарта, Шумана, Грига. Кашкин, делясь впечатлениями от этого концерта, говорил, что он затрудняется назвать артиста певцом в обыкновенном значении слова, что это замечательный художник музыкальной речи, что его исполнение неотразимо действует на ум и чувство.

Обратим внимание на то, что первый значительный концерт Шаляпин дал при участии Рахманинова, с которым приготовил свой репертуар. Роль Рахманинова в формировании Шаляпина как концертного исполнителя исключительно велика. Конечно, в том, что критики обращали особое внимание на проникновенность трактовки произведений совсем различных авторов, видны плоды помощи Рахманинова молодому певцу, для которого концертная эстрада, в ее серьезном значении, открылась впервые именно в тот вечер.

Концерты продолжались во время всей зимы и становились все большими художественными событиями.

Подошло лето 1900 года. В Париже открылась грандиозная Всемирная выставка, и Шаляпин отправился во Францию.

В Париже Федор увидел много интересного и забавного. Он знал лишь несколько слов по-французски, и это нередко ставило его в затруднительное положение. Но он с легкостью усваивал язык, феноменальная память помогла создать в короткий срок большой запас слов, и к концу непродолжительного пребывания во Франции он уже с грехом пополам мог объясняться с парижанами. А его абсолютный слух помог в произношении, хотя оно никогда не было идеально.

В Париже Шаляпин вновь встретился с знаменитым балалаечником В. В. Андреевым, гастролировавшим во время выставки со своим оркестром, и тот ввел певца в парижские салоны. Там Шаляпин пел немало, в том числе и произведения Мусоргского. В салонах ценителей музыки уже кое-что знали о создателе «Бориса Годунова». Его творчество пропагандировал во Франции композитор Клод Дебюсси, горячо интересовавшийся русской музыкой, в особенности творчеством Мусоргского. За несколько лет до Шаляпина в Париже с песнями Мусоргского выступала замечательная русская певица М. Оленина-Д’Альгейм. Но ее искусство стало достоянием лишь узкого круга. Точно так же в кругу парижской элиты с творениями Мусоргского выступал и Шаляпин. Время, когда Мусоргский будет широко известен на Западе, еще не наступило.

Однажды ему довелось петь на вечере, устроенном редакцией газеты «Фигаро», куда его привел Андреев. Очевидно, его успех на этом вечере стал известен, так как вслед за тем, когда Федор поехал в Италию к гостившей там семье, он неожиданно получил приглашение от Миланского театра La Scala выступить в будущем сезоне в партии Мефистофеля в одноименной опере Бойто.

Федор никогда этой оперы не слышал. О характере партии Мефистофеля Бойто, по сравнению с Мефистофелем из «Фауста» Гуно, он тоже не имел представления. Это тревожило его. К тому же его пугала перспектива выступать в Италии, стране великих певцов. Но он был все же человеком неустрашимым, бесстрашию его научила жизнь. Он дал согласие и одновременно поставил, как ему казалось, кабальные условия: он просил за десять выступлении в Милане 15 тысяч франков! Против ожидания, эти условия были сразу же приняты. На будущий год ему предстояло петь в La Scala.

На сей раз он путешествовал в обществе С. В. Рахманинова, который тоже находился в Италии. Поселились они в маленьком городке. Здесь они засели за штудирование «Мефистофеля», и Рахманинов стал готовить партию со своим другом.

Но этим новости года не исчерпывались. 1900 год знаменателей для Шаляпина еще и тем, что у него родилась дочь. По желанию крестного отца Рахманинова ей было дано имя Ирина. Так у Шаляпина появилось двое детей. Настоящая семья. Иола Игнатьевна, после рождения первенца бросившая сцену, теперь полностью посвятила себя домашнему очагу.

Следующий сезон в Большом театре начался с полных сборов и шумных оваций, ставших уже привычным явлением. Шаляпин был безраздельным кумиром публики. Это доказывалось на каждом спектакле.

Первой премьерой сезона явилась опера А. Корещенко «Ледяной дом», где Шаляпин выступил в эпизодической партии Бирона. Казалось бы, и самая опера, и эта роль не представляют ничего особенного (кстати, в дальнейшем Шаляпин исключил ее из своего репертуара), но спектакль дал повод вновь заговорить о певце. Поднял этот вопрос Н. Д. Кашкин.

Он считал, что сила Шаляпина заключена не только в том, что природа дала ему замечательный голос, но и в том, что, слава богу, его не обучали пению итальянские профессора. По мнению Кашкина, итальянские педагоги рождают заштампованных певцов, они только учат, как ставить ноту, и являются врагами подлинного вокального искусства. Единственным учителем Шаляпина был Усатов, и, к счастью, Усатов — сам хороший музыкант и певец не был отравлен итальянской школой. Он чувствовал стиль своего времени и именно этому учил своего ученика. Благодаря особенностям своей биографии Шаляпин избежал той порчи певцов, которую несут нынешние учителя пения. Его собственный талант помогает ему понять сущность музыкальных сочинений, которые он исполняет, и в этом его спасение. В результате возник блестящий представитель русской вокально-исполнительской школы, какого до него не было. На творчестве Шаляпина нужно учиться разгадке того, что представляет собою русская школа пения, так как он не похож на всех остальных певцов. И если разберутся в существе того, что такое Шаляпин как певец, как интерпретатор, то возникнет и русская школа преподавания пения, которой, по сути, сейчас нет. Тогда прекратятся разговоры об итальянской школе как об универсальной и единственной. На смену ей придет школа национальная, победа будет за нею.

Можно не соглашаться с отрицательными высказываниями об итальянской школе пения, но важно другое: появление самородка Шаляпина вызывает потребность осмыслить самое понятие русской вокально-исполнительской школы. Она существовала со времен Глинки и его современников, была развита Даргомыжским. Но для утверждения русской певческой школы нужно было, чтобы укрепились в творчестве русские композиторы: ведь по преимуществу на их созданиях начала расти и крепнуть она.