Шаляпин - Моисей Янковский

Касаясь обстоятельств своего перехода в Большой театр, Шаляпин рассказывал о них с известным стеснением. Он, конечно, всегда понимал, что его бегство из труппы Мамонтова, да еще в такой критический момент, обязательно должно было вызвать всяческие толки. Так оно и случилось. И спустя многие годы он излагал эту историю так: ему очень понравился Теляковский. «Было ясно, что этот человек понимает, любит искусство и готов рыцарски служить ему».

Но ведь как раз в Мамонтовском театре Шаляпин и был окружен подлинными людьми искусства, такими, каких, вместе собранных, нигде не сыскать. Значит, не в обаянии личности Теляковского суть дела. Далее он приводил второй мотив: «Я как-то сразу начал говорить ему о моих мечтах, о том, какой хотел бы я видеть оперу». Но и этот мотив, мотив мечты, не представляется весомым. Ведь именно в Мамонтовском театре его жизнь шла, опережая мечты. А казенная сцена того времени для мечтаний была мало приспособлена.

Наконец, он говорил, что в последний момент раздумал идти на казенную сцену, но его подстерегала неустойка в 15 000 рублей. Таких денег он сыскать бы не мог. «Однако я все же начал искать у моих состоятельных знакомых 15 тысяч рублей. Все относились ко мне очень любезно, но на грех денег у них не оказалось. Ни у кого не оказалось. Все они как-то сразу обеднели, и с болью в душе я простился с частной оперой».

Оставим это без комментариев. Но вспомним все же, что еще не так давно Савва Иванович внес казенным театрам за него большую неустойку. Помнил ли Шаляпин об этом, когда подписывал контракт с казенной оперой?

И все же осудить его за уход из Мамонтовского театра трудно. Для него театр этот был заключен в нескольких именах, в первую очередь в Мамонтове, Рахманинове и Коровине. Мамонтов явно переставал быть душой дела и его руководителем. Коровин уже в конце 1898 года стал сотрудничать в Большом театре. Ушел из театра и Рахманинов.

Все менялось. Если бы Шаляпин прожил долгие годы в Московской Частной опере, если бы он давно пустил в ней прочные корни — было бы другое дело. Такие артисты, как Секар-Рожанский, Цветкова, Забела-Врубель в ту пору не думали об уходе. А он, Шаляпин, как показали обстоятельства, был здесь своеобразным гастролером. Он не сжился с труппой. Действительно, очень скоро его имя стало звучать особо. Говорили о Мамонтовском театре и прежде всего вспоминали имя Шаляпина. И он быстро привык к этому.

В истории его поспешного ухода из Московской Частной оперы раскрывается одна, уже тогда заметная особенность его внутреннего склада: он одиночка. Он не артист, входящий в ансамбль равных. Он и не артист, который чувствует себя членом коллектива. Он царит над ансамблем. Если бы он был личностью несколько иной выделки, он подумал бы о том, что теперь ему следует возглавить дело, которое вынужден покинуть Мамонтов, объединить его, стать вожаком. Словом, он мог бы подумать о том, что пришло время строить свой театр. Но потребности создавать свой театр у Шаляпина в те годы не было.

Великопостные гастроли в Петербурге в начале 1899 года прошли с огромным художественным успехом. В центре внимания, как и следовало ожидать, оказался «Борис Годунов». Шаляпин вывез из столицы немало восторженных статей. Он получил теперь всероссийское признание. В этот приезд он еще больше сблизился со Стасовым, бывал у Римского-Корсакова, у него дома вместе с Забелой-Врубель он много пел, при этом Шаляпину было с Глазуновым и Лядовым проще, чем с Римским-Корсаковым, который своим профессорским обликом и присущей ему сдержанностью в какой-то мере расхолаживал певца. У Корсаковых он пел охотно, но раскрываться так, как умел у других петербургских друзей — у В. В. Стасова, А. К. Глазунова, он был не в состоянии.

Кончились гастроли. Кончился сезон. В семье Шаляпина образовалось пополнение: родился первенец Игорь. И оказалось, что Федор — отчаянный отец. Он безумно полюбил своего малютку.

Осенью, в сентябре, он давал прощальные спектакли в Московской Частной русской опере. Они собирали толпы народу. Но в театре царило сумрачное настроение. Ожидался скорый судебный процесс по делу Саввы Мамонтова и было неизвестно, чем он завершится.

Дела Мамонтова не входят в круг тем этой книги. Но личность Саввы Ивановича такова, что, рассказав о нем подробно, я считаю себя обязанным и завершить его биографию, хотя она отнюдь не закончилась вместе с окончанием судебного процесса.

Крупный промышленник, железнодорожный концессионер и участник ряда иных предприятий, Савва Иванович Мамонтов считал, что все средства, имеющиеся в его распоряжении, он может передвигать куда ему заблагорассудится, перекидывать из одного предприятия в другое, распоряжаясь ими как собственными, в то время как официально некоторые его предприятия значились акционерными обществами. Следовательно, владельцами их были собственники акций. Но, как часто водилось, и не только в России, акционерные общества являлись, по сути, лишь ширмой для частного предпринимательства. В самом деле, в управлении Московско-Архангельской железной дороги все ответственные посты занимали родственники и свойственники Мамонтова. Его сыновья, в частности, считались директорами дороги и могли решать финансовые дела, не считаясь ни с кем.

Так и получилось, что уже с 1895 года Мамонтов стал оказывать финансовую поддержку одному из своих убыточных предприятий — Невскому механическому заводу — из средств железнодорожных, как бы в виде авансов под заказы на рельсы. Такого рода операциями было перемещено из одних (акционерных по формальной сути) предприятий в другие несколько миллионов рублей. Когда же государственная ревизия это обнаружила, то выяснилось, что Мамонтовы не в состоянии вернуть выданные Невскому заводу средства. Их не оказалось: Мамонтовы рассчитывали на большой государственный подряд, который принес бы им значительную наличность, ею они думали погасить задолженность завода. Но подряда не получили.

К тому же Мамонтов и некоторые его ближайшие родственники получали авансы в значительных суммах, которые не были истрачены по назначению. Словом, речь шла и о растратах.

Чем мог кончиться процесс? С. И. Мамонтов и другие, привлеченные к делу, могли быть осуждены на лишение прав и на тюремное заключение, то есть были бы опозорены навсегда.

Но Москва осталась верной себе. Не так давно, по делу М. В. Лентовского, было признано, что он не должен отвечать в уголовном порядке. Его только объявили несостоятельным должником. Москва, ценившая его художественные начинания, простила ему нераспорядительность и нерасчетливость в денежном отношении.

Так случилось и теперь по делу неизмеримо более крупному и шумному. Суд присяжных признал наличие установленных следственными властями фактов незаконного оперирования деньгами вкладчиков и тем не менее счел подсудимых в уголовном порядке оправданными. А в порядке гражданском им надлежало вернуть то, что с них причиталось.

Мамонтов ушел из суда свободным, но начисто разоренным. Теперь у него не было ни заводов, ни железнодорожной концессии, ни других предприятий. Он лишился и своего нарядного, убранного редкими вещами особняка на Садово-Спасской у Красных ворот, и имения Абрамцево. В его собственности остался лишь маленький домик за Бутырской заставой и мастерская по обжигу керамики — его любимое детище, которому теперь он отдался с увлечением подлинного художника. Отныне он не мог и думать о собственном театре, обратившемся в «товарищество артистов», а когда ему предложили стать консультантом в казенном Большом театре, он отказался.

С огромным мужеством перенес он крушение всей своей жизни. Нередко в домишке за Бутырской заставой можно было застать его былых друзей — художников, артистов. С ними он не порвал, как и они не порвали с ним…

21 сентября состоялось прощание Шаляпина с бывшим Мамонтовским театром. В «Русском слове» по этому поводу появилась заметка следующего содержания:

«Грустное настроение чувствовалось вчера в Частной опере при разъезде. С последними звуками голоса г. Шаляпина в гениально воспроизведенной смерти Годунова публика прощалась не только с симпатичным талантом, но и с теми произведениями русского творчества, которые держались в репертуаре Частной оперы только благодаря участию такого художника, как г. Шаляпин. Много, пожалуй, пройдет времени, пока эти оперы проникнут на императорскую сцену, и в Частной опере они вряд ли сохранятся в репертуаре: для бывшей антрепризы убытки были неважны, да их и не было при г. Шаляпине, так как только спектаклями с его участием и покрывались убытки остальных представлений… Вообще, участь Частной оперы нам представляется сомнительной…»

Пессимистический прогноз газеты не оправдался. И без Шаляпина Частная опера, став товариществом артистов, просуществовала еще несколько лет, благодаря, в частности, тому, что во главе ее стал просвещенный и энергичный музыкант М. М. Ипполитов-Иванов.