Проценты кровью - Андрей Анисимов

– Как – отказал? – не поверил Анатолий Афанасьевич. – Я лично договорился с Анчиком.

– Ты, папаня, может, и договорился, но денег мне сегодня не дали. А если я не расплачусь за товар, моей фирме крышка, – пожаловался Кирилл, чуть не плача.

– Ты ничего не путаешь, малыш? К директору заходил? – спросил Больников, поднимая телефонную трубку.

– Заходил. Он мне и сказал, что не даст, – сообщил зять.

– Почему не даст, тоже сказал? – Больников хотел набрать номер, но воздержался.

– Сказал, что вы арестовали его друга и даже не сообщили об этом, – ответил Кирилл.

– Какого друга? Я не в курсе никаких арестов деловых ребят в нашем городе, – Больников вспомнил вчерашнюю встречу в бизнес-клубе с уголовным авторитетом Храпом. Если бы в городе что-либо подобное приключилось, Храп обязательно бы рассказал. Да и начальник управления не имел привычки втихаря подобные аресты производить.

– Чеченца Руслана Ходжаева взяли, – пояснил Кирилл. – Руслан – друг Анчика, и банкир очень зол.

– Сиди, малыш, и жди, – приказал Больников зятю и, вызвав по селектору машину, вышел из кабинета. Проходя мимо секретарши, он бросил:

– Сегодня прием отменяется. Я в Управление внутренних дел по срочному вопросу.

Стараясь не смотреть в лица пожилых людей, томящихся в очереди, Больников поспешно миновал приемную. Особенно зажался чиновник при виде общественника-интеллигента Старозубцева. Тот восседал первым и грозно поблескивал своим пенсне. Заместитель мэра юркнул в лифт и через минуту сидел рядом с водителем в своей персональной «Волге». Здание Управления внутренних дел находилось через три дома от мэрии. Но Больников предполагал после разговора с Всеволодом Никаноровичем отправиться прямо в банк, и без машины это могло занять достаточно времени.

Семякина в управлении не оказалось. По словам его заместителя Васильчикова, полковник ушел к Сметанину в налоговую инспекцию. Инспекция располагалась в доме областного правительства, в том же здании, где кабинет заместителя мэра. Больникову пришлось вернуться назад. Сметанин и Семякин беседовали в буфете. Разговор шел о новом «тульском» ружье. Сметанин намеревался приобрести винчестер, последнюю разработку завода, и советовался на эту тему с Семякиным. Полковник считался в городе непревзойденным знатоком охотничьего оружия. Больников не без интереса подключился к разговору. Сошлись заядлые охотники, и тема оказалась захватывающей для всех. За увлекательной беседой Анатолий Афанасьевич чуть не забыл главного вопроса, по которому искал Всеволода Никаноровича.

– Скажи, на каком основании вы арестовали бизнесмена Ходжаева? – наконец вспомнил Больников.

– Какого Ходжаева? Чеченца? – удивился полковник.

– Да, Руслана Ходжаева, – подтвердил заместитель мэра.

– Ничего не знаю об этом, – растерялся Семякин. Он подумал, что его подчиненные совсем распустились и берут известных людей, даже не согласовав вопрос с ним. Все трое зашли в кабинет Сметанина, и полковник связался по телефону со звоим заместителем Васильчиковым.

– У тебя неверная информация, – сказал Семякин Больникову, положив трубку и обтерев лоб платком: – Ходжаева никто не арестовывал. Ордера на его арест никто не подписывал. Это утка.

Распрощавшись с руководителями карательных ведомств, Больников вернулся к себе. Кирилл, как зверь в клетке, расхаживал по кабинету из угла в угол. Увидев тестя, молодой человек бросился ему навстречу:

– Ну, папаня, как?

Больников молча уселся за свой стол и набрал номер банка.

– Анчик, здравствуй, дорогой. Там у тебя какое-то недоразумение с кредитом для фирмы «Запад». Разберись пожалуйста. Да, насчет твоего друга Ходжаева. Он на свободе. Я только что говорил с начальником управления. Руслана никто не арестовывал, и как я понял, таких намерений у наших милиционеров нет. – Больников положил трубку, на минуту задумался и, заметив вопрошающий взгляд зятя, сказал Кириллу: – Езжай, малыш, в банк. С кредитом все в порядке.

Оставшись в одиночестве, заместитель мэра допил остывший кофе, быстро заглотил отломанный бисквит и вызвал секретаршу.

– Кто-нибудь на прием остался?

– Иван Андреевич Старозубцев, – развела руками Рая, демонстрируя свое бессилие помочь чиновному родственнику.

– Вот настырный старикашка, – безнадежно вздохнул заместитель городского головы. – Черт с ними, зови. – И, усевшись за свой письменный стол, скривился, как от съеденного лимона.

До таблички с указателем поворота на деревню «Кресты» Ерожин с Таней домчались за тридцать пять минут. Петра Григорьевича известие о том, что отыскалась няня Кадкова и его сводная сестра Вера, заинтересовало. За домом Веры в Санкт-Петербурге с его подачи Бобров установил наблюдение. Подполковник подозревал, что Эдик имеет место, где его примут и дадут время отсидеться. Теперь это место обретало реальные адреса. Свернув с бетонки, Ерожин притормозил. Ухабы и лужи, сквозь которые тянулись разбитые колеи проселка, водительского энтузиазма не вызывали. Низкая посадка шведской машины вовсе не предполагала кросса по пересеченной местности.

– Что будем делать? – спросил Ерожин у Тани, с завистью отследив, как медленно и торжественно сзади по асфальту прокатили джип «Чероки» и «Лендровер». – Вот бы сейчас сменить наш «Сааб» на эти внедорожники…

Вопрос девушке подполковник задал для порядка. Он понимал, что младший лейтенант вряд ли поможет советом. Решать предстояло ему.

– Не знаю, – честно отозвалась Назарова. Их встреча после возвращения Петра из Москвы проистекала вовсе не так, как мечталось девушке. Ерожин внимательно выслушал ее доклад, похвалил за работу, но ни словом, ни жестом не выра-зил никаких чувств, помимо профессионального удовлетворения. Таня сдерживалась, как могла, чтобы не броситься москвичу на шею.

– Ладно, рискнем, – наконец решился Ерожин и, включив вторую передачу, повел иномарку по российскому бездорожью. «Сааб» буксовал, выбрасывая из-под колес потоки жидкой грязи, дрожал своим дорогим корпусом, но пер. Километр они проползли, хотя после каждой лужи Петр Григорьевич мысленно благодарил Бога, пока они передвигались по полю. Дальше проселок сворачивал в лесок. Перед поворотом Ерожин остановил машину.

– Надо взглянуть, что нас ждет впереди, – сказал он Тане и вышел. Ходить пешком по раскисшей глине, имея на ногах нормальные городские ботинки, требовало не меньшей отваги, чем езда по ухабам на иномарке. Петр Григорьевич передвигался не по самой дороге, состоящей из жидкой глиняной каши, а сбоку, по дерну. Когда-то тут растили рожь, но после развала колхозного быта поля поросли сорными травами. Жухлые заросли этих трав от холода и ночных заморозков полегли, образовав труднопроходимый ковер ржавого цвета. Ботинки Петра Григорьевича мгновенно промокли, но он самоотверженно дошагал до лесочка. В лесу проселок превратился в одну сплошную лужу. Ерожин обследовал путь, двигаясь в придорожном ельнике вдоль нее и грустно размышляя о ее глубине. Утешали только два факта. Первый, что лесок скоро кончался, и дальше дорога поднималась на бугор, и по сравнению с тем, что они уже одолели, казалась вполне сносной. Вторым фактом явился след от легковой машины. Его Ерожин отметил еще при повороте с бетонки. Этот след и сыграл главную роль в его смелом решении вести «Сааб» по болоту.

«Проскочим лесок, пробьемся», – сделал вывод подполковник и вернулся к машине. Ответив на вопрошающий взгляд Тани многозначительным «угу», Ерожин завел двигатель и, еще раз мысленно обратившись к Всевышнему, тронул с места. Половина лесной лужи осталась позади. Водитель уже готовил благодарственную реплику Господу Богу, но и милости Творца имеют границы. Правое колесо машины провалилось в глубокую, невидимую под водой, яму, и мотор заглох.

– Приехали, – констатировал подполковник. Он посмотрел в глаза попутчицы и, к своему удивлению, ужаса в них не увидел. Таня даже обрадовалась. В другое время и в другой компании она могла бы проявить испуг или неудовольствие. Но застрять с любимым в лесной луже, что может быть заманчивее?

Однако Петр Григорьевич романтических намерений попутчицы не разделял. Он прикинул, что если вылезет из своей водительской двери, окажется по колено в ледяной грязной воде. Откинув спинку сиденья, подполковник перекочевал назад, выбрался через заднюю дверь и, посоветовав Назаровой не высовывать нос наружу, отправился за подмогой. Выбор у него оставался небольшой: или возвращаться на трассу и ловить мощный грузовик с тросом, или подняться на бугор и оглядеть пейзаж в надежде найти что-либо поближе.

– Вернуться я всегда успею, – резонно заметил про себя Петр Григорьевич и поплелся на бугор. Его башмаки уже не просто намокли, а еще и обросли внушительным слоем глины, превратившись в нечто вроде водолазного свинца. Поднимать ноги в таких башмаках с каждым шагом становилось труднее. Петр старался на ходу стереть глину жесткой ботвой прошлогодних сорняков и упрямо двигал вперед. Старания его были вознаграждены полностью. За бугром, не более чем в полукилометре от его вершины, виднелась одноэтажная постройка из силикатного кирпича, огороженная полуразрушенным бетонным забором. За забором просматривались врытые в землю, почерневшие от времени цистерны. Ерожин не слыл эстетом, но его часто удивляла способность русских людей строить ужасающе мерзкие производственные здания, вписывая их в великолепный ландшафт родной природы. Но сейчас ему было не до критических размышлений. Наоборот, Ерожин испытал радость от зрелища. Особенно порадовал глаз москвича силуэт «Кировца». Трактор не походил на заброшенный металлолом и дремал возле крыльца кирпичного строения. Петр Григорьевич, ободренный увиденным, напролом зашагал к цели. Трава пыталась удержать, путала ноги, но подполковник все препятствия героически преодолел. В кирпичном домике, служившем раньше колхозной автомастерской, сидели три мужика. Двое пили пиво. А третий вертел в руках инструмент, и это занятие поглощало его внимание полностью.