Наше преступление - И. Родионов

— Вздым...ми... — какъ чуть слышный шелестъ сухихъ листьевъ, пронесся мѳдленный шопотъ старца.

Леоптій, перехвативъ ковшикъ въ лѣвую руку, пра-вой осторожно обхватилъ отца подъ спину и при-поднялъ.

Голова умирающаго, какъ отрублѳнная, привали-лась къ его груди, и когда сынъ поднесъ снова ков-шикъ къ его губамъ, старецъ былъ уже мертвъ.

Смерть отца, которую Леонтій послѣднія педѣли ожидалъ съ злобнымъ нетерпѣніемъ и на которую смо-трѣлъ, какъ на избавленіе его отъ лишнихъ хлопотъ и лишняго рта, тутъ поразила и потрясла его.

Осторожно, съ молитвой и страхомъ опустивъ на подушку голову покойника, Леонтій подошелъ къ ле-жавшей на кровати матери, дотронулся рукой до ея плеча и, неожиданно зарыдавъ, вскрикнулъ:

— ОтецЪ(-то дриказалъ іцолго ,жить! Помёръ... мама, слышь? Мама, слышь, помёръ тятя-то...

Старуха вздрогнула и горячечнымъ воспаленнымъ взглядомъ во всѣ глаза глядѣла на сына, но не пони-мала, кто стоитъ передъ ней и чтб говоритъ. Она была въ безпокойствѣ, тревогѣ и напряженіи. Ей казалось, что она сидитъ за куделей и сучитъ пряясу и все хочегь покруче закрутить ^р^^^^.еіапзщга^аік.гц

вившихся, сухихъ пальцахъ и не закручивается. Ста-руха часто поплѳвываетъ на пальцы, а они веѳ такъ же еухи, какъ и прежде. А тутъ кто-то большой, колеблю-щійся, лохматый толкнулъ ѳѳ, и пряжа оборвалась. Только что она приладила ѳе опять къ куделѣ, какъ нитіса стала тянуться, тянуться все длиннѣе и длиннѣе, и рука тоже тянется за ниткой и веретеномъ черезъ всю избу до самой печи, и сама печь тянется — тянется и колеблется и уходитъ всѳ дальше и дальшѳ отъ нея и нѳ можѳтъ старуха притянуть обратно свою руку и на-мотать нитку на непокорное веретено. И все это раздра-жаетъ и мучаетъ Прасковью____

Старика Петра отпѣли и похоронили на третій день. Всѣ домашніе, родные, пріѣхавшіе изъ Петѳрбурга сынъ Егоръ и дочь Варвара и даже сумасшедшая Катерииа ходили па кладбище; дома оставалась только одна Пра-сковья, лежавшая въ бреду, безъ памяти. Потомъ были поминіси.

Когда гости разошлись и разъѣхались, дома нѳ до-считались бабьихъ и мужицкихъ рубахъ, одного чугу-па, одного ведра, двухъ горшковъ и ухвата.

Все это было раскрадено односельцами въ то время, когда домашніе были на похоронахъ.

конец второй части. Часть третья - в следующем файле.

Часть третья.

тотото.ѳіап-кагак.ги

^ 28-го марта слѣдующаго года въ выѣздной сѳссіи

К-скаго окружнаго суда разбиралось дѣло объ Иванѣ Кирильевѣ. Въ каждый изъ прѳдыдущихъ пяти дней рѣшалось по полудюжинѣ и болѣе уголовныхъ дѣлъ; на 28-ое марта назначено было только два. Сдѣлано было такъ потому, что защищать убійцъ Ивана пріѣ-халъ изъ Москвы молодой, но уже вошедшій въ славу адвокатъ, и предсѣдательствующій суда зналъ, что, когда выстуцаетъ эта знаменитость, дѣло затягивается чуть не на цѣлый день.

Судъ засѣдалъ въ помѣщеніи уѣзднаго съѣзда, въ третьемъ этажѣ кирпичнаго дома, въ длинномъ, про-сторномъ залѣ, выходящемъ семью окнами на обшир-ную соборную площадь съ каменными рядами лавокъ и магазиновъ.

Стороны и свидѣтели по обоимъ назначеныымъ къ разбору дѣламъ собрались, согласно повѣсткамъ, къ 9-ти часамъ утра, но дѣло объ Иванѣ Кирильевѣ, шед-шее послѣднимъ, началось слушаніемъ толысо около 4-хъ часовъ дня.

Къ этому времени изъ боковыхъ дверей въ залъ бойкими шагами вошелъ въ вицъ-мундирѣ, съ бѣлой цѣпыо на шеѣ, судебный приставъ — маленькій, круг-лѳнькій, совершенно лысый господинъ съ близорукими, выпуклыми глазами, придававшими его вообще добро-душному лицу съ торчащими въ стороны русыми усами выраженіе разсерженнаго кота.

№№№.ѲІаП-Ііа2кГи

— Судъ идетъ. Прошу встать!—громко провозгла-силъ онъ. .

Всѣ встали. Залъ былъ биткомъ набитъ публикой. На заднихъ скамьяхъ размѣстились мужики и бабы — все родные, знакомые, сваты и односельцы Ивана иего убійцъ. Тутъ былъ и Степанъ съ Палагеей, съ двумя старшими дочерьми, изъ которыхъ Анютку недавно на-сильно выдали замужъ, и другіе родственники, всѣрод-ныо Горшкова и Лобова, Акулина съ дѣтьми, зятемъ и дядьями покойнаго Ивана. Сѣрый людъ толпился и въ передней, и на лѣстнйцѣ, и даже на подъѣздѣ. Двое дюжихъ городовыхъ, стоявшихъ у вторыхъ дверей зала, едва сдерживали напоръ толпы. Переднія скамьи были заняты чистой публикой, пришедшей послушать рѣчь московской судебной знаменитости, и приставу, чтобы размѣстить всѣхъ, пришлось распорядиться поставить цѣлыхъ два ряда стульевъ въ проходѣ между передней скамьей и рѣзной невысокой коричневой рѣшоткой, пе-регораживавшей залъ на двѣ половины. Какъ разъ око-ло нея столпились всѣ присяжные засѣдатели, чело-вѣкъ около тридцати.

Вслѣдъ за приставомъ въ залъ вошли судьи въ вицъ-мундирахъ съ толстыми золочеными цѣпями на шеѣ у каждаго.

Предсѣдательствующій — внушителыіаго вида су-хощавый господинъ неопредѣленныхъ лѣтъ, съ сѣрой растительностью на сѣромъ лицѣ и стриженой бобри-комъ головѣ, съ тяжелымъ взглядомъ усталыхъ глазъ занялъ кресло за серединой длиннаго стола, покрытаго краснымъ сукномъ, отороченнымъ золотой бахромой, съ спускавшимися почти до пола кистями по угламъ. Остальные два члена сѣли по обѣимъ сторонамъ пред-сѣдательствующаго.

Съ одного края стола помѣстился тщательно при-чесапный, съ завитыми тонкими усами и шелковистой бородкой на тонкомъ, красивомъ, мало - йодвижномъ, почти безжизненномъ лицѣ молодой товарищъ проку-рора, съ другого, лицомъ къ нему и въ профиль къ судь-ямъ, — секретарь съ грубымъ, прыщеватымъ лицомъ и толстыми черными усами.

На стѣнѣ, за спиной судей, висѣли большіе портре-ты Государей; въ святомъ углу подъ иконой, на тум-бочкѣ, стояло открытое зерцало. .

Въ залѣ находился и адвокатъ въ черномъ фракѣ, въ туго-накрахмаленной бѣлой сорочкѣ. Онъ помѣ-стился за особымъ столикомъ, впереди скамьи под* судимыхъ.

При первомъ взглядѣ со стороны казалось, что эти люди въ мундирахъ и золоченыхъ цѣпяхъ, отдѣленные отъ другихъ массивной рѣшеткой, такъ торжественно возсѣдающіе на возвышеніи, на виду у всѣхъ за крас-нымъ столомъ, совершенно особыя высшія существа, призванныя рѣшать судьбу другихъ простыхъ людей, составляютъ одну дружную семью.

На самомъ дѣлѣ это было далеко не такъ.

Предсѣдательствующій и молодой товарищъ проку-рора хотя и жили въ одномъ губернскомъ городѣ и чуть ли не каждый день видѣлись въ судѣ, но ничего обща-го внѣ службьг между собой не имѣли, даже не бывали другъ у друга и въ душѣ недолюбливали одинъ другого.

Праваго уѣзднаго члена суда, много лѣтъ уже безъ повышенія занимавшаго свою должность въ городкѣ, предсѣдательствующій признавалъ какъ опытнаго юрис-та, но презиралъ, какъ консерватора, и относился къ нему свысока за то, что тотъ оказался «затертымъ» по службѣ. Въ свою очередь, правый членъ платилъ пред-сѣдательствующему тѣмъ же презрѣніемъ, считая его пролазой. Съ товарищемъ прокурора отношенія у него хотя и не были близкими, но въ воззрѣніяхъ они почти всегда сходились и потому симпатизировали другъ ДРУгу.

Лѣвый членъ — почетный мировой судья и земскій дѣятель, былъ совсѣмъ не юристъ и въ составѣ суда яв-лялся случайнымъ гастролеромъ.

По распоряженію предсѣдательствующаго, два кон-войныхъ солдата, съ шашками на-голо, ввѳли подсуди-мыхъ въ залъ.

Всѣ они были щѳгольски одѣты,въ своихъ новыхъ пиджакахъ и хорошихъ сапогахъ. Никакого смущенія или стыда незамѣтно было на ихъ лицахъ. Сашка, какъ всегда, глядѣлъ угрюмо, по-волчьи, исподлобья; Лобовъ своими блестящими озорными глазами спокойно осматривалъ залъ; спокоенъ былъ и Горшковъ. Сѣрыхъ зрителей приводили въ завистливое удивленіе ихъ бѣ-лыя, сытыя лица и толстыя шеи, особенно у Сашки Сте-панова.

— Ишь какіе загривки себѣ наѣли на казенныхъ хлѣбахъ... — перешептывались на заднихъ скамьяхъ.

— А што-жъ имъ? Никакой тебѣ работы, никакой заботы; какъ ни наѣсть?! Всякой такъ-то наѣлъ бы...

Предсѣдательствующій спросилъ у каждаго изъ подс-удимыхъ имя, отчество, фамилію, вѣроисповѣданіе, не былъ ли раньше подъ судомъ и врученъ ли обвини-тельный актъ? Получивъ на все это отвѣты, онъ освѣдо-мился у прйстава, всѣ ли свидѣтели прибыли? Оказа-лись всѣ на лицо. Послѣ этого онъ положилъ въ стояв-шую передъ нимъ на столѣ урну ярлычки еъ написан-ными на нихъ именами и фамиліями присяжныхъ, смѣ-шалъ ихъ и, вынимая по одному, громко вызывалъ тѣхъ, чьи ярлычки попадались.

Вызванные двѣнадцать человѣкъ и двое запасныхъ съ степеннымъ достоинствомъ проходили за рѣшетку и усаживались лицомъ къ подсудимымъ, на стульяхъ, поставленныхъ въ два ряда вдоль наружной стѣны. Присяжные были болыпею частью мужики, одинъ со-держатель парикмахерской, одинъ приказчикъ- домо-владѣлецъ, одинъ купецъ и толстый, плѣшивый, бри-тый, съ сѣдыми усами нѣмецъ—директоръ одного

болыиого завода, лѣтъ 30 назадъ пріѣхавшій въ Рос-сію въ качествѣ помощника мастера, безъ гроша въ карманѣ, теперь же имѣвшій крупное состояніе, же-нившійся на русской дворянкѣ и считавшій себя ба-риномъ.