Наше преступление - И. Родионов

Голосъ Катерины, вообще низкій, контральтовый, звучалъ, какъ струна віолончели подъ медленнымъ смычкомъ. Слова выговаривались ею настолько не-ясно, что Акулина не могла разобрать ихъ и снова поддалась вліянію того таинственнаго страха, какой только что пережила во снѣ. Холодныя, крупныя му-рашки, какъ живыя, поползли у нея по хребту къ за-тылку. Она собралась съ духомъ и оклйкнула Кате-рину.

— Катя, да съ кѣмъ ты говоришь? — спросила она поиышеннымъ отъ испуга голосомъ.

— Да съ Ваней... — медленно, съ растяжкой, от-крывъ глаза и откашлявшись, отвѣтила Катерина сво-имъ обыкновеннымъ, немного заспаннымъ голосомъ.

— Да Ваня помёръ... сотвори молитву, доченька, и ложись спать... охъ, какъ ты меня спужала... все тѣло трясется... никакъ къ уму не приду ...

Катерина, вздохпувъ, повалилась на подушки. Все тѣлю ея горѣло, а иш^ іВДме1ашаЬ?кМв’

вдругь пахнѳтъ на нее холоднымъ вѣтромъ, а потомъ обдастъ жаромъ. *

Акулина, подождавъ, пока успокоилась невѣстка, быстро и крѣпко заснула.

Казалось, что Катерина мгновѳнно, какъ только головой дотронулась до подушки, погрузилась въ- крѣп-кій сонъ; на самомъ жѳ дѣлѣ она испытывала почти блаженноѳ состояніе, если бы нѳ безпокоила головная боль. Къ ней тотчасъ же явился мужъ, котораго только чго такъ некстати спугнули, нѳ давъ съ нимъ нагово-риться вволю. Прѳжде Катерина до смерти боялась его появленія; сегодня жѳ, когда онъ явился, она не толь-ко но испугалась, но даже и нѳ удивилась, найдя, что такъ и быть должно и что его появленіе такъ же обыкновенно, какъ еслибъ онъ пришѳлъ домой съ поля или пріѣхалъ съ «дороги».

— Тутъ всѳго насказали... — говорила она Ивану,

— будто мужики тѳбя убили... и кровь на травѣ... большой кругъ... да всѳ нѳ вѣрю...

Иванъ улыбнулся, таинственно подмигнулъ и сѣлъ у нея въ ногахъ. Катерина сразу замѣтила, что онъ былъ въ черномъ новомъ пиджакѣ, въ бѣлой, съ крас-ными крапинками, ситцевой рубашкѣ, въ жилеткѣ при часахъ съ цѣпочкой и въ лакированныхъ сапогахъ.

— Ну што жъ, убили, а я вотъ живъ, — съ своѳй веселой улыбкой отвѣтилъ Иванъ.

И Катерина знала, что это такъ и было и иначе не могло быть.

— Ишь франтъ какой! — ворчливо сказала она. — Какъ разрядился! Для праздника, што ли? Поберегъ бы добрую одёжу... Зачѣмъ трепать? Али тамъ, гдѣ живешь-то, всякой день праздникъ?

— Хочешь яблоковъ? — спросилъ мужъ.

— Ой, ты мнѣ ноги отдавилъ, ишь усѣлся... ду-

маешь, лѳгонькой? с*ду^.теіап-кагак.ги 218

Ы она, похлопавъ рукой по одѣялу, указала ему мѣсто съ краю кроватн, ближе къ ея лицу- Иванъ послушно пѳресѣлъ.

— Хочешь, што ли? — пѳрѳспросилъ Иванъ и раз-вязалъ пѳстрый платокъ, въ которомъ были краснобо-кія яблоки.

— Нѳ надо мнѣ твоихъ яблоковъ. Нѳ хочу... — капризно заявила она. — Почѳму не принѳсъ мятпыхъ пряниковъ? Помнишь, бѣлые... у Соколова въ лавкѣ покупалъ... Принеси...

— А я сычасъ... однимъ духомъ... *— отвѣтилъ Иванъ, весело подмигнувъ, такъ, какъ онъ это дѣлалъ при жизни.

И онъ убѣжалъ въ городъ въ лавку Соколова и принесъ Катеринѣ пряники. И всѳ это произошло такъ быстро, какъ будто онъ совсѣмъ и не отлучался, а взе время находился при !нѳй и въ то жѳ время хо-дилъ въ лавку. И всѳ это было какъ нельзя болѣе простс и ѳстественно и иначе быть нѳ могло.

— Ты мнѣ сына-то родишь? — спросилъ Иванъ, указавъ на ея животъ.

— А то какъ же... Кого жъ мнѣ родить?!

— Можетъ, дѣвочку ... не хочу...

— Нѣтъ, мальчишку...

И только что подумала она спросить, принесъ ли Иванъ для сына красные козловые сапожки, какъ мужъ вынулъ уже ихъ изъ кармана своего пиджака.

— Обряди его, сынишку-то, — сказалъ онъ, улы-баясь и подавая ей сапожки, и изъ того же кармана вынулъ красную шапочку съ длинными наушниками и черный дубленый полушубочекъ, отороченный по борту и воротнику сѣрымъ, курчавымъ каракулемъ, и все это передалъ ей.

— Какой у тебя карманъ-то... Сколько въ ёмъ

219

й Катерияа разсмѣялась оть восторга, съ восхи-щевіемъ разсматривала эти драгодѣнностн и разгла-живала ихъ рукой...

— Ты насъ жалѣешь... — съ благодарностью ска-зала она, отожествляя себя съ будущимъ сынишкой.

— Какъ жѳ не жалѣть? Кто васъ жапѣть будетъ, ежелп я не пожалѣю?!

XIII.

Два дня йпустя Леонтій пріхалѣъ въ Щепталово съ полуоправившейся Прасковьей, которая, во' что бы то ни стало, хотѣла навѣстить заболѣвшую дочь. Ка-терина бредила во снѣ днемъ й ночью, не пила и не ѣла, но когда ее разспрашивали, то отвѣчала вполнѣ разумно и жаловалась на нестерпимѵю головную боль.

— Голов.ушка моя бѣдная, — говорила стар.уха, стоя у постели больной дочери, — к.уда дѣваться мнѣ съ ею? Тамъ дѣдко лежитъ, доживаетъ свои послѣд-ніе денечки. Я день ползаю, а три дня лежу. Лё-вушка, можетъ, отвезъ бы ее, К&тюшку-то, въ боль-ницу. Все-таки тамъ лучше помогли бы. А то, што мы знаемъ, люди темные?

— Страшно, сватьюшка, какъ въ больницу-ту? — встряла Акулина и тотчасъ же по своему обыкнове-нію всплакнула. — Уморили тамъ ненаглядное мое со-кровшце, В&нюшку, и еѳ тамъ уморятъ. Кто изъ боль-ницы живой выходитъ?!

— Да што, рази больиица для насъ, мужиковъ? — озлобленно подхватилъ Леонтій. — Съ насъ только и знаютъ, что деньги дерутъ, а за господскими собач-ками тамъ лучше ходятъ, чѣмъ за нашимъ братомъ. Уморили Ивана Тимофеича и ей не миновать, и ее уморятъ. Можетъ, привези онѣ Ивана-то Тимофеича прямо домой, такъ и отлежался бы. А изъ больницы, дѣло извѣсное, одна дорога — на погостъ. Кто оттуда живой да здоровый пыходитс>?у.еІап-ка2ак.Ги

Да, да, сватушка. И теперь бы нашъ Вашошка-то, можѳтъ, живъ бы былъ, кабы привезли тогда до-мой... — сквозь слѳзы поддакивала Акулина, — а то мы съ Ксітюшкой совсѣмъ тогда отъ горя-то ума рѣ-шились, ну и ... повѳзли и вотъ... нѣту тепѳрь у насъ ВИшошки...

Старуха Прасковья, слушая сына и сватью, мор-щилась, точно отъ боли.

— О-охъ, Лёвушка, — заговорила она, укоризнѳнно покачавъ головой, — зачѣмъ говоришь неправду? Отецъ твой болыне ста годовъ на свѣтѣ прожилъ, я осьмой десятокъ доживаю и мы никогда не сказали ни о комъ неправды и васъ учили такъ-то говорить одну правду истинную, а ты отъ Егора, твоего пустобайки-брата, иаучился лгать. Зачѣмъ охаявать добрыхъ людей? За это Господь строго накажетъ, Лёвушка, за это Богъ нѳ проститъ. . .

— Да, по твоему, — всѣ говорятъ неправду. Вы только съ отцомъ правильные. Рази не для господъ больницы на наши трудовые мужицкіе гроши строены? Разл земство съ насъ нѳ деретъ деньги? Мы и не знаемъ, куда ихъ расходують... все по господскимъ карманамъ расходится.

— Ты самъ меня по лѣту туда отвозилъ и три недѣли, какъ одинъ денечекъ, я тамъ вылежала и ко всѣмъ тамошнимъ порядкамъ приглядѣлась. Глав-ный дохтуръ тамъ хорошій, обходительный и фершала и фершалицы хорошіе... Дай имъ, Господь, здоровья!

— старуха, отыскавъ глазами иконы, перекрестилась, — помогли мнѣ и денегъ ни копѣечки не взяли и ни-какихъ господъ тамъ не лечатъ и господскихъ соба-чекъ я тамъ ие видала, а все лежатъ мужики да бабы и за всѣми одинъ уходъ...

— Ну, завела... — сказалъ Леонтій, махнувъ ру-кой. — По тебѣ всѣ на свѣтѣ люди хорошіе, худыхъ-то нѣгу-ти, а денегъ въ больницѣ не взяли, такъ возь-мутъ...

221

— Будь самъ къ людямъ хорошъ и къ тебѣ люди будутъ хороши. Только людямъ потѳряннымъ да пья-ницамъ не угодишь добромъ...

— Знаѳмъ мы этихъ хорошихъ господъ. Вотъ по-смотришь, сдерутъ съ меня за твое леченіѳ.

— Дохтуръ самъ завѣрилъ, что нѳ возьмутъ... и не возьмутъ.

— А, всѳ-таки, въ твою хорошую больницу я сестру свою нѳ опредѣлю! — упрямо заключилъ Леонтій, раз-горяченный противорѣчіемъ матери. — Свезу ее до-мой, самъ за ей ходить буду, а нѳ отдамъ въ боль-

ницѵ... Вотъ и всѳ! не отдамъ!

Катерина, находившаяся въ полудрѳмотномъ со-стояніи, однако, поняла, что рѣчь шла о ней.

— Доченька, вотъ ужъ и нѳ знаѳмъ, какъ быть? — обратилась къ ней Акулина. — Сватья ладитъ тѳбя въ больницу, а свать не хочетъ и я ужъ тоже не

знаю: голова-то у меня не на мѣстѣ... .

Въ болѣзненномъ мозгу Катерины представился весь ужасъ пріема въ больницу избитаго мужа«и тѣ муки, которыя онъ переиспыталъ тамъ въ первую ночь. Она заплакала.

— Не хочу въ больницу... тамъ помру, какъ Ваня помёръ. Нѳ хочу, не хочу...

Акулина развела руками.

— Такъ какъ же быть-то? ужъ и нѳ знаю...

— Можетъ, къ намъ въ Черноземь хочешь? Све-земъ, — сказалъ Леонтій.

— Къ мамѣ хочу... въ Черноземь ...

Сказавъ это, Катерина закрыла глаза. Поутихнув-шія было боли въ головѣ отъ волненія возобновились еще сильнѣе. Лицо ея горѣло. Снова прншелъ мужъ, сѣлъ на кровати и придавилъ своей спиной ея животъ; она отстранила его рукой. Онъ всталъ въ ногахъ, но на животъ все-таки что-то тяжелое надавливало и не

отпускало. ддд.еіап-кагак.ги

222

Пѳслѣ обѣда Катѳрину подняли съ постели, за-кутали въ ватную пальтушку, повязали двумя теплыми платками, а на ноги надѣли валенки. Отъ нестерпи-мой боли Катерина со стономъ металась головой, не находя для нея мѣста. Нѣсколько разъ за время одѣ-ванія пришлось класть ее на кровать, чтобы она от-дышалась и собралась съ силами, но потомъ, когда еѳ подняли и повели, поддерживая подъ руки, она еле передвигала ногами; переступивъ же порогъ, она за-дохнулась и закричала; ноги ея подкосились.