Русско-литовская знать XV–XVII вв. Источниковедение. Генеалогия. Геральдика - Маргарита Бычкова

Таблица. Лица, записанные как тысячники в росписях 80-х годов XVII в.[620]

Идеи власти и подданства в генеалогической литературе XV–XVI вв.[621]*

Обоснование политической власти государя в средневековом обществе как одну из важных составных частей включает и вопрос о происхождении династии. Часто именно в сопоставлении этого вопроса с идеями происхождения родов правящей элиты заложена концепция взаимоотношения государя и его вассалов, которая уже юридически оформлялась в законодательных актах, влияла на земельные пожалования, продвижение по службе, придворной и государственной. Идея власти государя и его взаимоотношения с подданными влияют на формирование самосознания правящего класса, национальное сознание.

Ясно осознавая многоаспектность этой проблемы, автор в данном случае решила остановиться на одном вопросе: происхождение родоначальника династии, родоначальника боярского рода в легенде, интерпретация такого происхождения, связанная и с изменением в общественном сознании представления о происхождении власти государя.

Конец XV в. – это время, когда в Русском государстве впервые оформляются самостоятельные родословные документы, в том числе и легенды о происхождении династий и отдельных родов: до этого времени подобные сведения включались в тексты других памятников, преимущественно летописей[622].

Появление самостоятельных родословий вызвано реалиями русской жизни. В последней четверти XV в. после длительного перерыва Русское государство снова ведет активную внешнюю политику: происходит регулярный обмен посольствами со многими европейскими государствами, вплоть до Испании, заключаются династические браки с соседними государями. В России зарождается интерес к европейской переводной литературе, которая вносит в сознание русского человека новые представления о происхождении и сущности власти государя и самом государе – носителе этой власти[623]. История России начинает рассматриваться в связи с европейской историей: на смену летописям постепенно приходят хронографы. В такой обстановке в Москве создаются родословные легенды о происхождении русских князей Рюриковичей, литовских Гедиминовичей и молдавских господарей. Была известна и литовская повесть о происхождении династии и магнатских литовских родов; легенда о происхождении молдавских господарей скорее всего связана с женитьбой наследника престола Ивана Ивановича на дочери молдавского господаря Елене Стефановне[624].

Этот брак, как и женитьба великого князя Ивана III на Софье Палеолог, не только вел к родству московского великокняжеского дома с более широким кругом правящих домов Европы; вместе с великими княгинями при московском дворе появлялся новый круг лиц, приехавших служить в Россию. Становились известными генеалогические нормы, существовавшие в других странах.

Естественно, что новые международные связи московских великих князей, их родственные отношения требовали и создания соответствующей идеям времени легенды о происхождении русского правящего дома.

Первоначально, еще со времен Древнерусского государства, родословные сведения о происхождении великих князей приводятся в летописях: это известный рассказ о призвании варяга Рюрика.

В конце XV в. новые великокняжеские родословные легенды в Москве оформляются в виде «сказаний»: «Сказание о князьях владимирских», родословие великих литовских князей и молдавских господарей[625]. Все они называют родоначальником династии выходца «из римлян», но в этом общем положении каждая из трех легенд имеет свои отличия.

В русской легенде основателем династии великих князей становится потомок римского императора Августа – Рюрик, которого приглашают на княжение «старейшины» Новгорода. Родословная легенда конца XV в. порывает с летописной традицией, согласно которой первым русским князем был варяг Рюрик. Неизменным остается лишь место, где появляется этот родоначальник. По летописям он приходит в Новгород; по легенде конца XV в. новгородские бояре по совету Гостомысла призывают к себе Рюрика, потомка римских императоров.

Аналогично описано происхождения литовских князей в литовских хрониках. Их родоначальник – родственник римского императора Нерона Палемон, который решил переселиться из Рима и вместе с которым в Литву приехали родоначальники всех знатных литовских родов[626].

А по молдавской хронике уже весь молдавский народ происходит от римлян, покинувших родину во время гонений на первых христиан. Найдя новое место для поселения, они выбирают государя из своей среды.

В описании переселения из Рима следует отметить два момента, сближающие молдавское и литовское родословия и отличающие их от русского. В первом случае из Рима в результате гонений переселяется весь народ, во втором – знать страны вместе с будущим основателем династии, и все они – потомки римского патрициата. В русском же родословии император делит «вселенную» между своими родственниками, и русская знать приглашает его потомка.

Идея о происхождении правящей династии от римлян принадлежит к общественным концепциям конца XV в., связанным с традициями Возрождения. Фактически, сделав императора Августа родоначальником династии, составители родословия порвали с многовековой традицией русских летописей. В Литве хронике, выводящей литовцев от римлян, также предшествовала более ранняя, называвшая первым князем Витеня, предка великого князя Гедимина[627]. Можно говорить о том, что «римская» идея возникла синхронно или под взаимным влиянием в ряде соседних стран.

Однако мысль о римском происхождении, очевидно, никогда не использовалась при создании легенды правящего дома соседней страны. Литовские хроники не говорят о происхождении русских князей от Августа. Молдавская хроника не нашла развития в русских генеалогических источниках. При создании в Москве литовского родословия была использована не хроника, выводящая князей от римлян, а более ранняя, которая называет первым великим князем Гедимина; происхождение самого Гедимина было освещено в выгодном для русского правительства свете: по одной версии он потомок Витеня, слуги (в отдельных списках хроники – раба) полоцкого князя Рюриковича, по другой – Витень уже потомок этого полоцкого князя. Следует отметить, что сама литовская хроника по структуре, манере изложения близка к русскому летописному рассказу о призвании варяга Рюрика, хорошо известному русским публицистам XV в.

Первоначально идея о «рабском» происхождении Гедимина принадлежала хронистам Ордена, еще в XIV в. она была одной из составных частей орденской концепции о необходимости завоевания и обращения в христианство Литвы. Заимствовав такую версию о происхождении литовской династии, русские авторы смягчили ее, связав родоначальника с русскими князьями Рюриковичами. Скорее всего, такая русская редакция старой литовской легенды связана с положением при московском дворе литовских Гедиминовичей (князей Бельских, Мстиславских, Голицыных и др.[628]): в какой-то мере она уравнивала их положение с положением Рюриковичей.

В середине XVI в. русские публицисты вообще отказались от «неродовитого» происхождения Гедиминовичей: Государев родословец 1555 г. сделал их прямыми потомками полоцких Рюриковичей. Иван IV, живо интересовавшийся происхождением соседних государей, писал в 1567 г. польскому королю и великому князю литовскому Сигизмунду Августу, что о рабстве Витеня «безлипичники врут», и признал короля равным себе Рюриковичем[629].

Еще в конце XV в. в России сложилась своеобразная генеалогическая ситуация с потомками черниговских и смоленских Рюриковичей, чьи владения находились в составе великого княжества Литовского. Именно с этого времени они все чаще переходят на службу к московским государям. Оказавшись в Москве, литовские Рюриковичи стремились определить степень своего родства не только с правящим домом, но и с Рюриковичами из других русских княжеств.

Одним из самых ранних памятников русской генеалогии является роспись потомков черниговских великих князей начала XVI в., помещенная в сборнике, принадлежавшем Дионисию Звенигородскому[630] (в миру Данило Васильевич Звенигородский, из черниговских князей).

В начале XVI в. при московском дворе обосновались две группы черниговских Рюриковичей. Среди них и князья Звенигородские, по семейному преданию будто бы приехавшие в Москву вместе с литовским князем Свидригайло в 1408 г.: в русских летописях они упоминались с середины XV в. и легко могли доказать древность своей службы великим князьям. Другие, как Воротынские, Одоевские, Белевские, также выходцы из Литвы, начали службу в Москве с конца XV в., но с особым статусом – служилые князья. Ранняя роспись черниговских князей и должна была установить степень родства между различными ветвями рода, как перешедшими в разное время служить московским князьям, так и потомками князей Торусских и Оболенских, чьи владения никогда не входили в состав великого княжества Литовского[631].