Русско-литовская знать XV–XVII вв. Источниковедение. Генеалогия. Геральдика - Маргарита Бычкова

В январе 1494 г. переговоры завершились обручением Елены, которое происходило в покоях ее матери Софьи Палеолог в присутствии Ивана III и московских бояр. Священник прочитал молитву «кресты с чепьями и перстни меняли, и в великого князя Александра место обручал пан Станислав Янович»[664].

Более романтично это описано в летописце Великого княжества: в Кремле после пира в великокняжеском дворце Иван Васильевич отвел литовских послов в покои Софьи. Когда Софья согласилась на брак, в покои вошла Елена, и послы, упав на колени, просили, чтобы она «князя и пана их в ласце своей заховала». По просьбе Ивана послы показали портрет Александра. На портрете Александр был красивым, белолицым с румянцем, черными глазами[665].

Несколько иной портрет Александра дал в 1599 г. известный польский генеалог Бартош Папроцкий: князь был невысокого роста, с удлиненным лицом и черными волосами, туповат умом и поэтому был молчаливым[666].

Через год, в январе 1495 г. после заключения мира с Литвой Елена уехала в Вильно. За сто лет до этого уже из Вильно в Москву ехала дочь великого князя Витовта Софья, прабабка Елены Ивановны, чтобы выйти замуж за московского великого князя Василия Дмитриевича.

В донесениях о путешествии Елены подробно описаны приемы великой княжны в различных городах, встречи, знакомство с женихом – великим князем Александром. В литературе уже отмечалось, что следуя наказам матери, Елена отказалась въехать в Вильно в карете, присланной Александром, и всю дорогу проделала в собственной, подаренной родителями.

Судя по отчету русского посольства, Александр встретил Елену верхом за три версты от Вильно; когда княжна вышла из своей тапканы, «дал ей руку», а дальше Елена ехала в тапкане, Александр верхом перед тапканой, русские дворяне шли пешком слева от тапканы, литовские – справа[667].

В литовской хронике, где помещен подробный рассказ о приезде невесты великого князя, сама встреча описана более красочно. На подъезде к Вильно для княжны был разбит шатер, ее встречало до 4000 литовцев (московская свита составляла около 2000 человек). Александр, приехавший со свитой в 500 человек, пошел к шатру пешком, на пути его встретила невеста и «любезно привитавшися з собою, шли до ее намету» под радостные возгласы и мушкетные выстрелы литовцев. В Вильно Елену радостно встретили жители, бросали ей цветы, произвели салют из пушек, стоявших на городском валу[668].

Для обряда церковного венчания, который состоялся сразу после приезда в Вильно, невесту одели по русскому обычаю: ей расчесали косу и надели кику (головной убор замужней женщины), и в таком наряде Елена пошла в костел. Венчание происходило по католическому обряду, но в присутствии православного священника.

В исторической литературе в связи с этим браком всегда поднимается вопрос об усилении роли православной церкви в Литве. Действительно, в брачном договоре специально было оговорено, чтобы великий князь не принуждал жену к переходу в католичество и построил на великокняжеском дворе православную церковь, куда бы могла ходить на службу Елена.

Перед отъездом из Москвы Елена получила от матери четкие инструкции, как себя вести в вопросах веры. В частности, если свекровь попросит ее сопровождать в храм, они могут дойти до дверей костела, а внутрь Елена не входит. И она выполняла эти инструкции, в связи с чем ее отношения со свекровью, вдовой короля Казимира, осложнились до такой степени, что Александр обращался с письмом к своему брату, кардиналу Фридерику с просьбой о посредничестве в улучшении отношений Елены с его матерью Елизаветой. Он просил, чтобы Фридерик помирил супругов с матерью, обещая, что они будут следовать ее воле[669].

Вопрос о сохранении православия постоянно звучавший и в письмах, которые Елена получала от родителей, и в дипломатической переписке с великим князем, был поводом для военных действий. Однако в российской историографии практически не исследован вопрос об отношениях Елены с православной церковью в Литве.

В Польше женитьба Александра и Елены вызвала много споров о месте православной церкви в политической жизни. В польской публицистике начала XVI в. шла полемика по вопросу, нужно ли православным перекрещиваться в католическую веру или достаточно признать верховенство папы римского. Это касалось не только самой Елены, но и остальных православных жителей Литвы. Главным сторонником повторного крещения был Ян с Освенцима (Сакронус), известный философ и теолог, член Краковской Академии, человек, близкий к брату Александра, кардиналу Фридерику. С Сак-ронусом спорил Ожеховский, сторонник объединения церквей. В 1501 г. в Рим для обсуждения этого вопроса поехало посольство Эразма Чолека; интересно, что с этим посольством ехал вновь появившийся в Польше родственник Елены – Андрей Палеолог. Его роль не очень ясна; не известно, поддерживал ли он Елену в ее намерении сохранить православие, или поляков в их стремлении обратить ее в католичество[670].

Александр не спешил вмешаться в этот спор. На восточных границах Литвы начинались военные действия, и великий князь не стремился окончательно ссориться с тестем.

Оживление подобной полемики в Польше было вызвано еще и тем, что после смерти брата на польский престол должен был вступить Александр, имеющий православную жену. Елена никогда не была коронована как польская королева. Позднее Матвей Стрыйковский и другие польские авторы напишут: ее не захотели поляки, так как она не приняла католической веры.

В научной литературе не раз поднимался вопрос об усилении православной церкви в Великом княжестве Литовском после женитьбы Александра и Елены. Безусловно, сам факт появления православной великой княгини в Вильно уже усиливал положение православных князей и шляхты, тем более, что в Литве и особенно на ее восточных территориях православие имело более длительные культурные традиции, чем католичество. В конце концов, эти противоречия уже после смерти Александра вылились в 1508 г. в выступление князя Михаила Глинского.

Это выступление шляхты имело много причин и аспектов, но религиозный фактор в нем также присутствовал. Позднее, когда часть соратников Глинского вернулась в Литву, на судебном процессе 1511 г. Федора Колонтая обвинили в том, что он будто раньше говорил Михаилу: «всех нас, Русь, мают хрестити в лядскую веру, а хто б не хотел поити в лядскую веру, тых мают стинати»; и его просьба о заступничестве в связи с этим вроде была поводом к выступлению Михаила Глинского[671].

Королевой Елену постоянно называют в русской дипломатической пере-писке начала XVI в., а также грамотах, выданных при Сигизмунде Старом, сменившем Александра на польском престоле. Со всеми посольствами из Москвы Елена получала «челобитья», сама писала отцу и матери. Уже после смерти Ивана III новый великий князь Василий Иванович посылал ей в подарок меха – соболей и белку.

Будучи великой литовской княгиней, Елена имела собственных администраторов. От своего мужа она получила 39 пожалований на 11 владений. Пожалованные ей земли преимущественно располагались на восточных границах Литвы: в Мстиславском княжестве, Витебске, где Елена получила во владение Обольцы, ранее принадлежавшие Шемятичу, Могилев и др. Уже после смерти Александра в 1507 г. Сигизмунд дал Елене замок Бельск.

Чиновники Елены одновременно имели должности, связанные с управлением государством. Доверенным лицом, канцлером княгини был писарь канцелярии великого князя Иван Сапега. Елена давала своим служащим земли и тяглых людей, делала земельные вклады в монастыри[672].

Елена быстро освоилась и с придворной жизнью. Возможно, в этом помогало воспитание, которое ей дала Софья Палеолог; в юности она провела долгие годы, наблюдая жизнь папского двора, куда стекались представители практически всех правящих домов Европы. И в Москве Софья активно участвовала в жизни великокняжеского двора.

Александр заставил Елену носить европейское платье, она сопровождала мужа в поездках по стране, полюбила светскую музыку, которой не знала в Москве. Елена уделяла внимание православной церкви в Литве[673]. Не исключено, что примером для подражания ей служила тверская княжна Ульяна, жена великого литовского князя Ольгерда. В русской средневековой литературе Ульяна известна как поборница православия, которая даже своего мужа уговорила креститься.

Жизнь Елены после смерти короля Александра была осложнена. Михаил Глинский, как можно предположить по некоторым отрывочным известиям, в 1508 г. хотел привлечь ее к своему выступлению. Она писала в Москву, что «Жигомонт король ее не во чти и не в береженье держит». А в 1511 г. русские послы везли в Литву грамоту, где с возмущением писалось, что «взяв королеву за рукава из Пречистые (православный собор в Вильнюсе – М. Б.) вывели, и посадя в сани, повезли в Троки, а из Трок отвезли в ее села в Бирштаны, а из Бирштан в Стеклишки»[674]. Поводом для такой ссылки было убеждение, что Елена хочет вернуться в Москву.