Дикие питомцы - Амбер Медланд

Нам приносят хлеб, масло и маленькую плошку малдонской соли. Нэнси макает в масло мякиш, потом солит его и улыбается мне. Пирс многозначительно кашляет и постукивает по ее руке серебряной ложечкой, которую принесли вместе с солонкой.

Не понимаю, почему считается, что лезть в солонку пальцами некрасиво, говорю я. Элизабет Дэвид. Она считала, что для соли ложечки не нужны.

Пирс с секунду меряет меня взглядом, а потом опускает ложечку обратно в солонку.

Купер написал прекрасную биографию Дэвид, я с удовольствием прочел, говорит он. Хотя все эти ее деликатесы, как по мне, немного безвкусны. А ты читала?

Пока не добралась.

Она вышла в 2011-м.

Пытаюсь разглядеть в Пирсе то, что видит в нем Нэнси. У него чистые, аккуратно подстриженные ногти. Приятный тембр голоса. А говорит он так, что прямо заслушаешься, если только по непонятной причине внезапно не ополчается против тебя. К нам подходит официант. Пирс отдает ему меню и заказывает фуа-гра, тартар из говядины и гравлакс. Потом Нэнси тычет его пальцем под ребра, и он просит принести еще жаренных на гриле лангустинов. У них оказываются очень колкие головки и лапки.

Прямо сороконожки, замечает Нэнси, берет одного и «ведет» ее к Пирсу через стол.

Пожалуйста, не балуйся, одергивает он.

Мы с Нэнси выпиваем на двоих бутылку вина, а Пирс потягивает из хрустального бокала ревеневую настойку. Когда он делает глоток, вмятинка над его верхней губой становится еще заметнее.

Из-за куполообразного потолка все разговоры эхом разносятся по залу, и расслышать что-нибудь за гулом чужих жизней довольно проблематично. Я смотрю, как шевелятся губы Пирса, и пытаюсь додумать, что он такое мог сказать. Он откидывается на спинку стула и томно ковыряет фуа-гра неправильной вилкой. А потом срезает хрустящую корочку с тоста.

Я спрашиваю, как продвигается его монография о Набокове, а он сурово смотрит на Нэнси, словно та разболтала мне страшную тайну.

Можно подумать, мне так уж интересно. Хочется крикнуть ему – ой, да я даже твой телефон знаю и то, что ты выкрикиваешь имя своей матери.

Правильно говорить «На-бо-ков», поправляет он меня.

Потом доедает свой паштет и разглаживает салфетку на коленях.

Вообще-то я сейчас пишу большую статью о перформативном мазохизме Ланы Дель Рэй, изрекает он. Меня очень занимает то, что девушки – ах, простите, дамы вашего поколения – фетишизируют определенный вид…

Секса?

Меня немного повело. Пила я больше, чем ела.

Пирс отправляет в рот кусочек окровавленного мяса и запивает его божоле. Нэнси не рассказывала тебе о небольшой беседе в «Сохо-Хаузе», на которой мы недавно присутствовали?

Рот у меня набит лососем, и я очень стараюсь не блевануть. Огромные розовые куски сырой рыбы. Когда «Ленивые клинки» подписали свой первый контракт, Долли водила нас в «Сохо-Хауз», и у Эзры дыхание перехватило, когда он увидел, во что я одета. Как нас тянуло друг к другу в тот вечер, хоть денег у нас и на один коктейль на двоих не хватало.

Правильно говорить «В Сохо-Хауз», поправляю я.

Нэнси пинает меня под столом.

О, отзывается Пирс и, козыряя своим мастерством, отрывает лепесток артишока. А ты, значит, состоишь в клубе?

Потом он макает лепесток в масло и говорит Нэнси – открой ротик пошире. Она отпихивает его руку.

Вообще-то да, отвечаю я.

Для меня он немного слишком столичный, продолжает Пирс и съедает лепесток сам. Но временами там попадается кое-что интересное.

А я его обожаю, заявляет Нэнси. Как-то украла из их туалета полотенце. С монограммой!

Пирс с измученным видом прикрывает глаза. Мне хочется сжать Нэнси руку.

Официант зажигает свечи в стоящем на пианино подсвечнике. Я слежу глазами за скатывающимися капельками воска, и Нэнси сначала видит мое лицо, а потом уже слышит голос певца.

Кажется, что горло у него забито битым стеклом. И у меня то же ощущение. Все вокруг стучат вилками и скребут ножами по тарелкам. А я, не совладав с собой, чуть приподнимаюсь, чтобы взглянуть на исполнителя, хотя и понимаю, что это не он. И все же странно, на меня словно волнами накатывает дурнота. Может, я отравилась?

Нэнси хватает за рукав проходящего мимо официанта.

Мою подругу только что бросили прямо у алтаря. Вы не могли бы попросить вашего артиста исполнить что-нибудь другое?

Пирс снова прикрывает глаза. Нэнси косится на него.

Спасибо, одними губами произношу я.

Счет нам приносят на серебряной тарелочке с «кружевными» краями. Пирс отодвигает ее от себя и промакивает уголки рта салфеткой. Нэнси сердито пялится на певца.

Я кладу на поднос кредитку и отдаю его официанту. Рэй перевел мне на счет лишние пятьсот долларов, чтобы показать, как сильно обо мне беспокоится. С тех пор как мы вместе были у Лидерман, он меня избегает.

Официант спрашивает мой ПИН-код, Нэнси смущенно ерзает на стуле.

Что такое? Не глупи, мы разделим его на троих.

Айрис желает нас угостить, дорогая.

Пирс смотрит на меня, словно хочет пронзить булавкой, как бабочку.

Потом у нас запланирован балет. Дают «Лебединое озеро», притом все партии в нем исполняют мужчины. Мы стоим под гофрированным стальным козырьком, с которого капает вода. Пирс ушел попудрить носик, и, пока его нет, Нэнси доливает водки в нашу диетическую колу.

Что ж, это было немного странно, говорю я, не желая замалчивать произошедшее.

Ну, Пирс все время за меня платит, так что… Я тебе все верну.

В театре тепло, кресла обиты пушистым красным бархатом. Наши места в центре ряда. Интересно, как мы смотримся со стороны? Как будто дядюшка вывел в свет племянниц? Пирс начинает объяснять сидящей рядом женщине, как Мэттью Бурн интерпретировал классическую постановку. Нэнси вертит головой, пытаясь рассмотреть оркестр.

Знаю, нужно было допить курс эффексора, но я решила в кои-то веки проявить решительность. Сказала себе, что я сильная независимая женщина и не хочу возвращаться назад. Поэтому эффексор я оставила в Нью-Йорке, а в Лондон на всякий случай взяла с собой клоназепам. Без эффексора все вокруг кажется мне чересчур ярким, внезапным и враждебным. По улицам шатаются клоуны. Глаза к люминесцентным лампам привыкают несколько часов. А от незнакомых голосов я испуганно шарахаюсь. Если нервы действительно существуют, мои точно растерли наждачкой. Лидерман советовала мне «принимать клоназепам только по необходимости». Все представление я глотаю его, как «Тик-так».

Когда спектакль заканчивается, Пирс перелезает через пустующие кресла переднего ряда, проталкивается вперед и выходит из театра раньше нас. Мы ждем своей очереди, но стоит нам оказаться у дверей, как Нэнси пускается за ним