Петр Грушин - Владимир Светлов

Приехав на полигон поздним вечером, Ванников первым делом встретился с заварившим всю эту кашу Кулешовым, и в считаные минуты ему стало ясно, в чем тут дело. Вопрос – что делать дальше? – перед Ванниковым уже не стоял. Попросив Кулешова утром собрать всех заинтересованных лиц на совещание и сразу же после окончания разговора обеспечить его отъезд обратно в Москву, Ванников отправился спать.

Утром Ванников самым внимательным и заинтересованным образом выслушал на совещании и сторонников, и противников ракетных перехватов Ил‑28. Причем ни словом, ни жестом он не показал своего предпочтения той или иной точке зрения. С тем же спокойным видом Ванников после обеда уехал в Москву, оставив полигонных спорщиков в недоумении. Как и о чем он говорил в Москве с Лаврентием Павловичем, можно лишь догадываться, но пришедшая на полигон через день шифровка очень четко и лаконично расставила все по свои местам: «Указание проверить систему по самолету Ил‑28».

О результатах проведенных стрельб по реактивному бомбардировщику Сергей Берия узнал нескоро. Спустя несколько дней после этой полигонной истории он был арестован, так же как и его отец. А пуски ракет по Ил‑28 удалось провести только в начале осени. При этом оказалось, что перехват Ил‑28 зенитной ракетой происходил даже несколько проще, чем Ту‑4, – от него на радиолокационную станцию не попадало помех, связанных с отражением радиолуча от вращающихся винтов.

Но появились с новой мишенью и проблемы иного рода. Так о них вспоминал П. Н. Кулешов:

«Команда „на взлет“ самолету‑мишени давалась сразу же после того, как ракетчики докладывали о своей готовности. Они же задавали экипажу мишени необходимую высоту и скорость полета. Летчики, после того как самолет вставал на „боевой“ курс, покидали самолет. Тут надо сказать, что у летчиков такая работа особого восторга не вызывала. Покинуть аварийный самолет в том случае, когда других способов уже не оставалось, в обычной испытательской работе это означало спасти себе жизнь. Здесь же надо бросить полностью исправную машину, четко реагирующую на команды, – это противоречило всей привычной логике летчика. Да и само покидание летящего с максимальной скоростью Ил‑28 и приземление на бескрайних просторах полигонной степи также энтузиазма не добавляло. И после всей этой нервной и физической встряски им еще предстояло ждать несколько часов, до тех пор пока за ними не приезжали ракетчики. К чести работников полигона летчиков они отыскивали достаточно быстро и отвозили к себе, в Капустин Яр. Здесь же с ними и расплачивались. К слову сказать, за эту работу летчикам платили солидно – три тысячи рублей за полет на Ту‑4 и пять тысяч за полет на Ил‑28. Подобная разница обосновывалась, прежде всего, теми физическими нагрузками, с которыми летчики сталкивались при покидании значительно более скоростного реактивного Ил‑28. Хотя и эта разница в деньгах летчикам энтузиазма не прибавляла – кто после пяти, а кто и после семи полетов „в один конец“ под любым предлогом старались перейти на более привычную испытательскую работу. Именно поэтому авиаспециалисты стремились решить задачу оснащения мишеней блоками радиоуправления, позволявшими самолетам взлетать и двигаться по маршруту без участия летчиков…».

Несладко приходилось порой и летчикам самолетов сопровождения, задачей которых было не допустить выхода мишени за границы полигона. Бывали случаи, что для этого приходилось устраивать целый воздушный бой: иной раз мишень, пораженная ракетой, совершенно не хотела падать, а выписывала такие фигуры высшего пилотажа, что ни в каком реальном бою и не снилось…

Однажды, осенью 1953 года, зенитная ракета, предназначенная для мишени, полетела в сторону одного из ее «попутчиков». Того спасла только невероятная реакция, когда он инстинктивно совершил первый в мире противоракетный маневр, да отсутствие на ракете боевой части – она была оснащена телеметрической аппаратурой. После этого случая к подготовке перехватов стали подходить еще тщательнее.

Более радикальным способом решения проблемы летающих мишеней стало создание специальных радиоуправляемых аппаратов. Ведь ко всему прочему «узаконенный» в задании Ту‑4 был самолетом весьма дорогостоящим, да и обслуживания требовал соответствующего. Поэтому в КБ Лавочкина занялись созданием специального беспилотного аппарата‑мишени – дешевого, способного использоваться многократно и требующего минимального обслуживания. В последующем серийном производстве этот аппарат получил обозначение Ла‑17. Оснащался он одним прямоточным воздушно‑реактивным двигателем и двумя стартовыми ускорителями, которые позволяли ему стартовать с любой площадки, не требуя аэродромов.

По иронии судьбы и сама ракета В‑300 уже к концу 1950‑х годов стала мишенью для отработки боевого применения зенитных ракет последующих поколений.

О чем думал в те дни, глядя на результаты и своего труда, Грушин? О ставшей подвластной инженерам сложнейшей ракетной технике, о техническом чуде, которое стало возможным благодаря самоотверженной работе десятков тысяч специалистов и рабочих?.. В те дни он – человек, мечтавший с детства создавать самолеты, – вряд ли мог предполагать, что всю оставшуюся жизнь будет заниматься делом, совершенно противоположным – созданием средств их уничтожения…

На полигоне Грушина ждали испытания новых, более совершенных ракет Лавочкина. Впрочем, сведений о его конкретном участии в этих событиях не сохранилось. Но о том, что это участие было значительным, говорит тот факт, что за выполнение работ по испытаниям ракетной техники, созданной в конструкторском бюро С. А. Лавочкина, Грушин в третий раз был награжден орденом Ленина.

События, которые навсегда разлучили Грушина с КБ Лавочкина, развивались очень быстро. Еще в марте 1953 года страна перенесла огромное потрясение, связанное со смертью И. В. Сталина. Как свою личную утрату восприняли это известие и в Капустином Яре, но оно никак не отразилось на темпах проводившихся там работ.

Лето 1953 года принесло новость иного рода – в Москве был арестован «агент империалистических разведок» Л. П. Берия. Здесь уже неоднократно говорилось о той роли, которую он играл в создании первой зенитной ракетной системы. В полном соответствии со своими деловыми принципами и стилем работы он никого из руководства страны (кроме, разумеется, Сталина) и близко не подпускал к информации о ходе работ по «Беркуту». С аналогичными мерами предосторожности он возглавлял и работы по созданию в СССР водородной бомбы. И вот теперь, в конце июня 1953 года, создатели этих военно‑технических чудес света в буквальном смысле осиротели.

Из‑за этого первое испытание водородной бомбы было задержано на несколько недель – никто из московского руководства даже не знал, о чем идет речь, когда «физики» стали спрашивать разрешения на проведение «явления».

«Беркут» же, сбивший на полигоне свои первые бомбардировщики, наоборот, оказался в центре внимания многих. И если успешный взрыв водородной бомбы, осуществленный 12 августа 1953 года, сам по себе явился свидетельством очередного успеха советских ученых, конструкторов и, безусловно, результативности управления этими работами, которое осуществлял Берия, то «Беркут» оказался значительно более уязвимой мишенью для «критиков». Желающих потренироваться в бдительности и разоблачениях в этом случае объявилось немало. «Беркуту» тут же был навешен ярлык «вредительского проекта», сын Берия арестован, а с другим главным конструктором КБ‑1 – Куксенко – так поговорили «компетентные лица», что он, выйдя после этого разговора на улицу, пошел домой пешком, забыв о поджидавшем его служебном автомобиле.

Отныне «Беркуту» предстояла нелегкая борьба за существование. К концу лета 1953 года уже не было ни 1‑го, ни 3‑го Главного управления при Совете Министров, которые ранее подчинялись непосредственно Берия. Из них образовали Министерство среднего машиностроения во главе с Вячеславом Александровичем Малышевым. Его первым заместителем стал Борис Львович Ванников. Бывшее 3‑е Главное управление получило наименование Главспецмаш.

Сменилось и руководство КБ‑1 – убрали Еляна, вместо двух главных конструкторов руководителем предприятия стал главный инженер Сергей Михайлович Владимирский, работавший до этого одним из помощников Берия. По каждой из разработок назначили главных конструкторов. Так, главным конструктором С‑25 (а именно так назывался «Беркут» после ареста Берия) назначили А. А. Расплетина.

Однако, несмотря на всевозможные нападки, на полигоне продолжались интенсивные стрельбы ракетами по Ту‑4 и Ил‑28 в целях определения эффективности действия всех средств комплекса, зон его поражения. Ценность каждого удачного пуска значительно возрастала, поскольку любая ошибка или техническая проблема отныне немедленно трактовались не в пользу разработчиков. В таких условиях с 25 июня 1954 года начались государственные испытания С‑25.