Петр Грушин - Владимир Светлов

Лавочкин сумел сориентироваться в этой работе, найти в своих ракетах (в отличие от многих других авиаконструкторов, привлекавшихся в те годы к созданию ракет) оптимальное сочетание их качеств как «летательного аппарата», так и специальной «начинки». И подобный поворот в авиаконструкторской судьбе Лавочкина был вовсе не уступкой «радистам» и «управленцам», он был скорее выражением масштабности и многогранности его таланта.

Однако заниматься этой работой в роли смежника КБ‑1 Лавочкину было крайне нелегко. Кто как не он помнил защиту эскизного проекта В‑300, которая состоялась в КБ‑1 в марте 1951 года. Тогда уверенные в своей правоте «радисты» с мелом у доски на языке дифференциальных уравнений стали доказывать ему, «самолетчику», что аэродинамическая схема для его ракеты выбрана неправильно. Все попытки Лавочкина отстоять выбор, сделанный на основе расчетов и продувок в ЦАГИ, завершились лишь тем, что его больное сердце в очередной раз напомнило о себе…

Со своей стороны, руководители КБ‑1 также прекрасно отдавали себе отчет в том, что конструктор такого масштаба, как Лавочкин, не сможет долго находиться в предложенной ему роли разработчика ракет по заданиям КБ‑1. К тому же Лавочкин продолжал заниматься и авиационными разработками. Сама логика развития ракетной техники в стране подсказывала руководству КБ‑1, что для разработки ракет подобного типа «ракетчики» нужны свои…

И уже с конца 1951 года все больший вес в КБ‑1 стало набирать конструкторское подразделение – отдел 32, ведущая роль в котором принадлежала Д. Л. Томашевичу

Весной 1953 года система «Беркут» и ракета В‑300 взяли очередной рубеж – первый перехват воздушной мишени. Произошло это ясным безоблачным днем, какие часто выдаются весной в тех местах. С аэродрома, находившегося неподалеку от полигона, взлетел бомбардировщик Ту‑4, предназначенный для использования в качестве мишени, и взял курс в направлении готового к стрельбе зенитно‑ракетного комплекса. Вскоре экипаж Ту‑4 покинул самолет на парашютах, и теперь все управление его полетом осуществлялось по командам, поступавшим с земли. Однако этот полет продолжался недолго – около 8 часов утра ракета стартовала и, оставляя за собой белый извилистый хвост, быстро превратилась в светящуюся точку, стремительно приближаясь к своей цели. И спустя несколько десятков секунд белое облачко, возникшее после подрыва боевой части, показало, что полет ракеты закончен, а ее цель поражена. Запущенные вслед за этим еще две ракеты окончательно добили мишень.

Всех очевидцев этого события – создателей локаторов, ракеты, испытателей, военных – охватила ни с чем не сравнимая радость достигнутой нелегкой победы.

Именно в тот день, 26 апреля 1953 года, на 10‑километровой высоте зенитной ракетой В‑300 над заволжской степью был впервые сбит бомбардировщик‑мишень Ту‑4. Если не упоминать об эмоциональных сторонах этого события, то стандартным языком докладов и рапортов можно написать, что этим пуском было продемонстрировано появление в нашей стране нового эффективного средства борьбы с воздушным противником, способного отразить нападение с воздуха в любых погодных условиях, в дневное и ночное время.

К середине мая количество уничтоженных «Беркутом» Ту‑4 достигло пяти. Высокая точность наведения и мощная боевая часть ракеты делали свое дело – земли обычно достигали лишь фрагменты того, что в небе чувствовало себя «летающей крепостью». Но случались и курьезы. Об одном из них рассказал Грушин:

«В тот раз к упавшему совсем рядом по полигонным меркам, всего в нескольких километрах от стартовой площадки ракет, Ту‑4 устремились все, кто только находился рядом. Действительно, зрелище сраженной зенитной ракетой „летающей крепости“ производило неизгладимое впечатление. Самые отчаянные из испытателей и военных подобрались к догорающей мишени совсем близко, взявшись было за подсчет пробоин, сделанных в самолете осколками боевой части ракеты. И тут эту груду металлолома неожиданно подбросило – как будто кто‑то неведомый, обладающий гигантской силой, дал ей пинка. Все находившиеся рядом – кто бегом, а кто и ползком по‑пластунски поспешили удалиться от некстати ожившего чудища. Больше к нему, во всяком случае, до тех пор пока оно окончательно не „затихло“, охотников подойти не было… Причина же его прыжка оказалась весьма прозаической – от перегрева высвободились амортизаторы шасси и совершили положенную пружинам механическую работу…»

Воспоминаниями о другом, уже более трагическом случае, связанном с испытаниями «Беркута», однажды поделился П. Н. Кулешов, возглавивший полигон в 1952 году:

«При очередном пуске по самолету‑мишени взрыв боевой части ракеты не причинил Ту‑4 существенного вреда. Несмотря на то что он был изрешечен осколками и у него был отбит фрагмент крыла, падать, как это бывало в подобных случаях, он не стал. Медленно снижаясь, самолет стал летать по кругу, постепенно удаляясь от полигона в сторону Волгограда. Все попытки летчиков самолетов сопровождения добить мишень из пушек ни к чему не привели. Так четырехмоторный гигант и опустился за территорией полигона, на поле, в сотне‑другой метров от проселочной дороги. На нашу беду в это время по ней ехали на телеге местные жители – муж с женой. Увидев упавший самолет, они побежали к нему, надеясь хоть чем‑то помочь попавшим в беду летчикам. Однако остававшееся в баках самолета горючее взорвалось почти сразу же после того, как они добежали…»

Использование Ту‑4 в качестве самолета‑мишени для испытаний зенитной ракетной системы было обусловлено, прежде всего, тем, что для уничтожения самолетов именно такого типа – «летающих крепостей» (аналогом которых являлся Ту‑4) – и предназначался «Беркут». В задании, утвержденном руководством страны, так и было записано: «поражение целей типа тяжелого бомбардировщика Ту‑4». Однако Ту‑4, при всех своих достоинствах, был самолетом совсем другой, еще доракетной эпохи. Создаваемой же зенитной ракетной системе рассчитывать на встречу с его аналогами в настоящих боевых условиях уже не приходилось. В начале 1950‑х годов небо вовсю бороздили реактивные бомбардировщики, превосходившие своих поршневых предшественников по всем параметрам. Начинала создаваться в США и «стратосферная крепость» Б‑52.

В этой ситуации руководство полигона, после проведения первых успешных перехватов Ту‑4, вышло к руководству КБ‑1 с предложением использовать в качестве мишени более современный бомбардировщик – реактивный Ил‑28, близкий по размерам и возможностям к новейшим зарубежным аналогам.

Вопреки ожиданиям подобное предложение натолкнулось на самое серьезное противодействие КБ‑1, прежде всего находившегося на полигоне Сергея Берия, однозначно заявившего: «Раз записано Ту‑4, значит, ничего другого не использовать!»

Понять его логику было несложно: за три года работ все, кто занимался «Беркутом», неоднократно сталкивались с примерами того, чем может обернуться даже самое незначительное отступление от утвержденного руководством страны документа.

Но Кулешов, которого поддержал ряд военных, продолжал настаивать на своем, предъявив сомневающимся нечто вроде ультиматума: «Не хотите участвовать в подобных испытаниях – мы их проведем своими силами».

В Москву немедленно полетели жалобы. Узнав о возникшей на полигоне проблеме, Берия‑отец решил не накалять страстей. Наоборот, чтобы разрядить обстановку, он направил в Капустин Яр Бориса Львовича Ванникова.

Имя этого великолепного организатора и весьма искушенного в подобных делах политика нечасто встречается в числе активных участников создания советской ракетной промышленности. Борис Львович никогда не был на первых ролях в этой работе. Дел, которые ему поручались и им выполнялись, с лихвой хватило бы не на один десяток энергичных и талантливых организаторов. Нарком вооружения, нарком боеприпасов в те годы, когда от их бесперебойного производства зависела в буквальном смысле слова судьба страны; начальник 1‑го Главного управления при Совете Министров СССР, что в послевоенные годы означало руководство всеми атомными делами – на всех этих «судьбоносных» местах Ванников работал не щадя себя. Ракетными же делами Ванникову доводилось заниматься «факультативно», когда курировавший и атомщиков, и зенитчиков Берия просил его заглянуть в «хозяйство Рябикова» и выяснить, все ли идет там как надо, не морочат ли ему голову своими заумными делами радисты и ракетчики, отодвигая все дальше срок ввода «Беркута» в строй. И как справедливо отмечал Г. В. Кисунько, «эти подключения Ванников всегда осуществлял ненавязчиво и с большим тактом. Он был человеком большого ума, большого опыта, динамичным и внешне, и внутренне, остроумным, вносившим непередаваемую неугомонность и живость во всякое дело». Можно лишь добавить, что немало светлых голов было сохранено для страны благодаря таким его качествам. И в этот раз Берия направил Ванникова в Капустин Яр с уже привычным поручением: «Разобраться и доложить!»