Кусатель ворон - Эдуард Николаевич Веркин

class="p1">Жмуркин кивнул в туман, клубившийся у подножья холма, далеко, очень далеко от нас. Какой-то странный оптический эффект возник, мы вроде бы поднимались в гору, и туман был внизу… и одновременно я совсем не чувствовал себя на возвышенности.

— Провалились там, — указал Пятахин. — На дороге.

— Ага, — понимающе кивнул Капанидзе. — У нас тут все время кто-то проваливается. Каждый год по три раза. Дорога расшатана — вот что, асфальт тридцать лет назад делали, между прочим.

Он зевнул, зашвырнул огрызок огурца в кусты.

Я почему-то подумал, что ему эта фамилия очень идет. На грузина не похож, но посмотришь, и сразу видно — Капанидзе. Белобрысый, с голубыми глазами такой Капанидзе.

— Трактор есть у Дрынова, — сказал он. — Только Дрынов сейчас ульи в лес повез, дня через три вернется. Может, через четыре.

Жмуркин нахмурился, почесал подбородок. Лаурыч тоже почесал.

— Телефона у нас нет, — предупредил Капанидзе. — И сотовой связи тоже — вышка не добивает. И электричество не работает — в прошлом году все провода срезали.

Снова повеяло смолой и кедрами, а еще, кажется, земляникой. И киви. Точно, почему-то тут пахло киви.

— Так и знал, — протянул Пятахин. — Здесь ничего нет, кроме радиоактивных мутантов-людоедов. Это все происки Жоховой — я видел, она всю ночь в автобусе дьяволам поклонялась.

Жохова кинула в Пятахина шишкой, промазала, попала в Герасимова. Он миролюбиво улыбнулся. Спокойные они в баторе, все молчат больше. Интересно, а чем все-таки Герасимов знаменит? Вот Пятахин поэт, Рокотова германистка, Снежана красавица, Дубина боксер, а Герасимов… Виктор, кажется? Кто ты, Герасимов Виктор, тезка, человек-загадка?

На всякий случай я его сфотографировал — вдруг тоже куда пропадет. А мне он не улыбнулся.

— А что тут у вас вообще есть? — поинтересовалась Снежана. — Если электричества даже нет?

— Барак есть, — ответил Капанидзе. — Если хотите, могу пустить, пока погода сухая.

— Барак… — поморщилась Снежана. — Зачем нам барак?

— У нас все в нем останавливаются.

Капанидзе улыбнулся.

— Оставайтесь, — предложил он. — Вы далеко от шоссе забрались, почти семьдесят километров, так что…

— Как это семьдесят километров?! — удивилась Снежана. — Мы всего час шагали!

— До этого мы еще долго ехали, — напомнил Пятахин. — И теперь мы в глушах! Маньяки, красавицы, бензопилы, Иустинья.

— Ладно, пусть барак, — согласился Жмуркин. — Пока то да се, посидим немного в бараке.

— Пойдемте, провожу, — улыбнулся Капанидзе. — Это недалеко совсем. Километра полтора.

Деревня Ефимов Ключ была какой-то не такой. Улицы отсутствовали, дома стояли как им было удобнее, в полной анархии, точно их рассыпали сверху горстью, без порядка и плана. Между домами желтели тропинки, вокруг трава, цветы, сирень. Сами дома походили на игрушки — маленькие, с ловкими ставнями, с резными наличниками, с фигурками и узорами, с обязательным балконцем под каждой крышей, с таким маленьким, на который могла выйти разве что кошка. Дома, выкрашенные в свой цвет, но вообще одинаковые, срубленные явно одной рукой. Возле каждого стояли обязательные вросшие в землю ворота, судя по глубине врастания, не открывавшиеся не один десяток лет, низенькие и очень косые заборы, меж которых блуждал мелкий скот, в основном курицы, гуси и козы, и парочка тяжелых индюков, мрачных, похожих на броненосцы. А на воротах сидели кошки, толстые, меховые, какие-то не совсем настоящие, в нашу сторону они и не посмотрели, очень гордые.

Ни грязи, ни людей, ни поленниц.

Во всех деревнях, где мне приходилось бывать, грязь присутствовала в обязательно-огромных количествах, поленницы громоздились до небес, люди тоже встречались. Здесь нет.

И тишина, и разговаривать не хотелось. Странно как…

Колодцы. Они попадались в неожиданных местах, глубоко вросшие в землю, черные, прогнившие. Я заглянул в один и обнаружил, что вода глубоко-глубоко, метров десять, не меньше, солнце проскользнуло мимо моего плеча…

В нос ударил затхлый болотный запах, почти вонь, резануло по глазам, я отпрыгнул в сторону.

— Загнили колодцы, — пояснил Капанидзе. — Давно уже. Вода замерла. Так что мы в ручье набираем.

— А почистить нельзя, что ли? — спросил Жмуркин.

Капанидзе пожал плечами. Ясно. Некому чистить. Пошагали дальше.

— Красиво тут у вас, — сказал Пятахин. — Просто курорт.

— У нас тут страус еще живет, — сказал Капанидзе. — Он…

— Страус — это да, — перебил Пятахин. — А у нас вот Жохова дьяволов вызывает, прикинь?

— Два года назад из Австралии привезли, — не заметил Капанидзе. — Страуса. Там у баб Тани дочка живет, в Австралии.

Страус из Австралии — это как раз в нашем духе.

— Зачем страус здесь? — не поняла Снежана.

— А зачем Жохова дьяволов вызывает? — спросил в ответ Капанидзе.

— Я не вызываю! — сказала Жохова.

— Понятно, — зевнул Капанидзе. — А страус для красоты, — объяснил он. — А потом, он от волков хорошо защищает.

— От волков? — нахмурился Жмуркин.

— Ага. У страуса очень сильно развито чувство территории — он же птенцов всегда обороняет. А в Африке не волки, в Африке гиены, львы, крокодилы…

Капанидзе щелкнул зубами.

— Страус — лучше всякой овчарки, — сказал он. — В январе тут у нас стая мимо проходила — так Прошка как их услышал, как выскочил из стойла, как кинулся! Двух волков затоптал, а одному башку клювом проломил. Во!

Я представил себе сторожевого страуса Прошку. Наверное, в этом имелся смысл. Сторожевые страусы, боевые удавы, специально обученный вомбат — наверняка вомбат очень смертельное животное. Чем еще тешиться простому русскому человеку Капанидзе в глуши, собственно? Ничего удивительного.

— Он у нас на вольном содержании, — продолжал рассказывать про страуса Капанидзе. — То есть он летом сам по себе — ходит туда, ходит сюда, жир нагуливает, а зимой у бабки Сони в сарае сидит. От него вообще одна польза — гуано…

— О! — вмешался Пятахин. — У нас многие ценят гуано, правда, Жохова?

— Сдохни три раза, — ответила Жохова.

— Тут разводят страусов? — спросила Александра.

— Видимо, — пожал я плечами. — У нас что только не разводят. Тут уж ничего не поделаешь.

— Потом перо, — невозмутимо рассказывал Капанидзе. — У него отличные перья, каждое двадцать долларов стоит…

— Может, тебе тоже страуса завести, а, Иустинья? — спросил Пятахин.

Жохова высморкалась.

— Вообще-то мы ему теперь страусиху хотим купить, — сказал Капанидзе. — Чтобы Прошке не скучно было. А вообще-то здесь хорошо. Баба Валя варит отличный квас, а в реке водятся настоящие лобстеры.

— Раки, — уточнил Жмуркин.

— Нет, лобстеры. Они размером с кошку!

Страус на вольном содержании — это сильно, забил трех волков, в реке лобстеры, а клубника у бабы Сани размером с кулак…

— С два кулака размером! — Капанидзе потряс кулаками. — С два!

— Кстати, а как тебя зовут? — спросила Снежана.

— Давид. Капанидзе.

Так мы познакомились с Капанидзе, потомком грузинских князей и одновременно викингов, будущим полярником, ценителем малиновых пенок и черемуховой