Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху

были необходимы для решения моральной проблемы — большинство и самоуправление. Гибралтарское поселение должно было послужить экспериментальным проектом, моделью для намеченного решения.

Не вызывает сомнения, что эти идеи, так же как и перспектива спокойной жизни без угроз, соблазняли не только марранов Кордовы, но и многих конверсо Севильи, которые не пережили ужаса массовых убийств, грабежа и разрушения. Итак, немалое число их, в особенности людей состоятельных, решили перебраться в Гибралтар вместе с марранами Кордовы. Многие семьи плыли на кораблях, большинство (2000 человек) пошли пешком, а остальные — верхом на лошадях (350 человек). Большинство из них вошли в город, который «весьма нуждался в закаленных солдатах, так же как в сапожниках и других ремесленниках»[3298], 15 августа 1474 г.

Планы не сработали так, как это предполагалось. Первое поражение пришло, когда марраны послали экспедицию на море против позиций неприятеля и потерпели поражение, понеся большие потери. Второе явилось результатом внутренних разногласий, возникших среди поселенцев. Выходцы из Севильи поссорились с марранами Кордовы и вернулись в Севилью. Однако марраны Кордовы выстояли[3299]. Преодолев первые трудности, рассказывает Паленсия, они «убедили себя в необходимости приспособиться к новым обстоятельствам и день ото дня набирались мужества под уверенным руководством губернатора, который неустанно призывал их к добрым делам»[3300]. Никакие дела не мог прославлять Паленсия как «добрые», если они не включали в себя соблюдение правил христианства. Если бы действия и тенденции, связанные с иудаизмом, были замечены среди конверсо Гибралтара и слухи об этом распространялись «старыми христианами» (для начала теми, которые жили в крепости), из этого, несомненно, было бы сделано много шума, и Паленсия должен был бы отметить это как доказательство правоты советников герцога. Однако детальный отчет Паленсии включает в себя только указания на обратное.

Несмотря на все это, марранские поселенцы в Гибралтаре продолжали подвергаться критике советников герцога. Поскольку у них не было никакого свидетельства предполагаемого иудействования конверсо или их намерения отправиться в Иерусалим, эти советники почувствовали необходимость объяснить, почему их прогнозы не оправдались. Теперь они сказали, что переезд в Иерусалим и исполнение еврейских обрядов придут позже, т. е. «тогда, когда они [т. е. конверсо] получат свободу навигации»[3301]. Иными словами, если конверсо до сих пор не отправились в Иерусалим, а к тому же скрывают свой иудаизм, то только потому, что еще не контролируют морские пути — предположительно из-за войны между Португалией и Испанией. Когда проход из Гибралтара станет легким, они, несомненно, начнут преследовать свои мерзкие цели, потому что тогда у них будет возможность удрать.

Вряд ли нужно указывать на беспочвенность этих обвинений. Паленсия говорит, что «эти поселенцы потратили в Гибралтаре все свои сбережения, так что оставшихся средств с трудом хватало на существование. Кроме того, они были обязаны покрыть стоимость строительства новых домов, равно как и стоимость морских экспедиций и доставку дорогих продуктов», они платили и за содержание кавалерии, следовательно, «их ресурсы были истощены»[3302]. Найдется ли человек в здравом уме, который вложит такие средства в место, которое намеревается оставить при первой возможности? Ясно, что марраны пришли в Гибралтар, чтобы там остаться. Полагаясь на обещания герцога, они вложили все, что имели, с целью обосноваться и уже начали пожинать плоды своего вложения (или, как показал Паленсия, «возмещать свои расходы»), когда герцог, как мы увидим, приказал им уйти.

Таким образом, обвинения, выдвинутые против поселенцев из Кордовы, остались, мягко говоря, недоказанными. Поэтому друзья герцога должны были время от времени пересматривать свои обвинения или менять их на новые. И действительно, это то, что они делали во время последней стадии пребывания конверсо в Гибралтаре. Их главным возражением было теперь то, что после того, как конверсо пустили корни в Гибралтаре, это место будет рассматриваться как «проданное дону Фердинанду» [т. е. королю], если только марраны Кордовы будут удерживать контроль над ним, потому что, «поскольку они так явно склоняются к подчинению ему, они наверняка попытаются — под предлогом верности Короне — ввести всякие вредные для герцога новшества»[3303]. Если мы последуем за рассказом Паленсии до конца, то увидим с ясностью, что этот политический аргумент не заслуживает большего, чем религиозный.

Даже близко не помышляя о том, чтобы предать герцога, Педро де Кордова работал тогда над планом, осуществление которого должно было очень сильно укрепить позиции герцога. Он предложил организовать военную экспедицию, чтобы взять у португальцев Сеуту. Герцог принял предложение, послал пять тысяч солдат на захват Сеуты, а пока те были заняты осадой, он использовал ведущиеся военные действия как предлог для нанесения визита в Гибралтар в сопровождении отборной кавалерийской части. По прибытии в Гибралтар он оскорбил дона Педро, который послушно исполнил все его желания, отнял у дона Педро все права и повелел всем конверсо покинуть город[3304]. Паленсия полагал, что вести себя столь бесчеловечно побудило герцога только его убеждение в том, что марраны обеднели и в течение долгого времени не смогут поддерживать его казну[3305]. Однако помимо этого вполне возможно и что подозрение, внедренное в его сознание его советниками — а именно то, что он может потерять это место в пользу короля Фердинанда, — могло оказать большое влияние на его поведение. Эта перспектива могла показаться ему реальной и испугать настолько, что он поступил таким образом.

А что же сделали марраны из Кордовы, когда им приказали покинуть Гибралтар? То же, что сделали до них севильцы — вернулись в свои прежние дома[3306]. Ни об одном из них не было сказано, что он отправился в Иерусалим.

F

Смерть Энрике IV

Умер ли король Энрике естественной смертью или пал жертвой коварства, а точнее, был отравлен? Этот вопрос встает в свете определенных намеков в отчете Кастильо (намеков, которые трудно иначе объяснить), а также в свете того, что смерть короля наступила сразу же после смерти Пачеко. Как будто для того чтобы рассеять это подозрение, Паленсия, враг и критик Энрике, приписывает смерть короля его «невоздержанности» в еде и «ряду желудочных приступов», от которых тот страдал до тех пор, пока один из них не убил его[3307]. Однако Кастильо называет эти «приступы» явно ненормальными, следствием состояния, в котором король находился после того, как он ел во дворце Кабреры в праздник Крещения Господня — то есть в последний год его жизни[3308]. Последний приступ, который длился два часа, тоже случился после еды[3309] — факт, который тоже мог быть отмечен хронистом как