Радости и горести знаменитой Молль Флендерс (пер.П. Канчаловский) - Даниэль Дефо

Я играла довольно хорошо, хотя и утверждала противное, и играла очень осторожно; дѣйствительно въ складкахъ моего платья остался порядочный запасъ гиней, которыя я перевела въ карманъ, разумѣется, такъ ловко, что онъ не замѣтилъ этого.

Я играла очень долго и очень удачно для него, но въ послѣднее время, когда я держала стаканъ, игроки сдѣлали большую ставку и я смѣло метала на все и держала стаканъ съ ставками до тѣхъ поръ, пока выиграла около восьмидесяти гиней; но при послѣдней ставкѣ я проиграла около половины; тогда я поднялась и, боясь проиграть все, сказала ему:

— Прошу васъ, сэръ, продолжайте теперь сами, мнѣ кажется я выиграла довольно для васъ.

Онъ настаивалъ, чтобы я не бросала игры, но становилось поздно и я извинилась. Отдавая ему деньги, я сказала, что, надѣюсь, теперь могу наконецъ узнать сколько я выиграла въ его пользу; оказалось шестьдесятъ три гинеи.

Если бы не было послѣдней несчастной ставки, я бы выиграла сто гиней. Я отдавала ему деньги, но онъ и хотѣлъ ихъ брать, пока я не взяла нѣсколько монетъ; онъ требовалъ, чтобы я взяла, сколько нахожу нужнымъ. Я отказывалась и дѣйствительно не хотѣла сама брать денегъ, думая, что если онъ намѣренъ дать мнѣ что нибудь, то можетъ сдѣлать это самъ.

Одинъ изъ сидѣвшихъ за столомъ джентльменовъ, услыхавъ нашъ споръ, закричалъ: «Отдайте ей все»; но я положительно отказалась отъ этого. Тогда другой сказалъ: «Джекъ, подѣлитесь съ ней пополамъ; развѣ вамъ неизвѣстно, что вы равноправны съ леди». Короче сказать, онъ раздѣлилъ выигрышъ пополамъ со мной, и такимъ образомъ я унесла тридцать гиней, не считая сорока трехъ, которыя тихонько украла, хотя потомъ и сожалѣла объ этомъ, такъ какъ мой джентльменъ былъ очень великодушенъ.

И такъ, я принесла домой семьдесятъ три гинеи, при чемъ разсказала моей гувернанткѣ, какъ я была счастлива въ игрѣ. По ея мнѣнію, мнѣ не слѣдовало больше рисковать и я согласилась съ ней; я также, какъ и она, очень хорошо понимала, что значитъ игорная чесотка и какъ скоро я могу проиграть все, что пріобрѣла.

До сихъ поръ мнѣ улыбалось счастье, и я также сильно богатѣла, какъ и моя гувернантка, съ которой я дѣлилась всегда; теперь моя благородная дама стала заговаривать со мной о томъ, что намъ пора остановиться, пока все идетъ хорошо; но я не знаю, что за роковая судьба руководила мной: теперь я также была не расположена оставить свое ремесло, какъ раньше она не соглашалась на это. И такъ, въ этотъ роковой часъ мы, такъ сказать, отложили въ сторону всѣ подобныя мысли, я стала смѣлѣе и отважнѣе, чѣмъ когда либо, и мои постоянныя удачи сдѣлали мое имя такимъ знаменитымъ, какимъ не пользовался ни одинъ воръ въ подобнаго рода кражахъ.

Иногда я свободно принималась играть ту самую игру, какую вела прежде, что было не практично, хотя и не безуспѣшно; вообще же я появлялась въ новыхъ видахъ и старалась принимать новыя формы, выходя на улицу.

Настало шумное время года, когда большая часть населенія отправлялась за городъ, въ Тонбриджъ, Эпсонъ и другія подобныя мѣста. Городъ опустѣлъ, и я, полагая, что наша торговля пойдетъ здѣсь также слабо, какъ и остальная, отправилась въ концѣ года съ толпой народа въ Стоуръ-бриджъ на ярмарку, а оттуда въ Бери, въ Суффолькѣ. Мы надѣялись на большіе барыши, но когда я увидала, какъ идутъ дѣла, то была очень недовольна, потому что кромѣ опустошеній кармановъ тамъ было мало такого, къ чему стоило бы приложить руки; тамъ не представлялось столько случаевъ для работы, какъ въ Лондонѣ. Такимъ образомъ, впродолженіи цѣлаго путешествія я заработала золотые часы въ Бери и небольшой свертокъ полотна въ Кембриджѣ, что дало мнѣ поводъ проститься съ этими мѣстами.

Моя комната находилась рядомъ съ комнатой одного голландца. Однажды, въ его отсутствіе я зашла къ нему, и втащивъ съ трудомъ къ себѣ его тяжелый чемоданъ, пошла на улицу, съ цѣлью найти возможность вынести его изъ гостинницы; долго я ходила, но мнѣ не представлялось никого, кѣмъ бы я могла для этого воспользоваться; городъ былъ не великъ, меня было легко замѣтить и потому я возвращалась въ гостинницу съ намѣреніемъ отнести чемоданъ назадъ и оставить его тамъ, гдѣ взяла. Но въ эту самую минуту я услыхала, что какой то человѣкъ шумно торопитъ людей на ботъ, который, пользуясь приливомъ, сейчасъ отходитъ. Я позвала этого малаго и спросила:

— Скажите, мой другъ, какой это ботъ, на которомъ вы служите?

— Лодка изъ Ипсвича, мадамъ, — отвѣчалъ онъ.

— Когда вы отправляетесь?

— Сію минуту, мадамъ, а вы тоже туда ѣдете?

— Да, — сказала я, — не можете ли вы обождать, пока я вынесу свои вещи?

— А гдѣ ваши вещи, мадамъ? — спросилъ онъ.

— Въ этой гостинницѣ.

— Тогда я пойду за вами и отнесу ихъ на шлюпку, — любезно предложилъ онъ.

— Пойдемте, — сказала я и мы пошли съ нимъ.

Въ гостинницѣ была большая суматоха; только что пришелъ пакетъ-ботъ изъ Голландіи, вмѣстѣ съ тѣмъ пріѣхали двѣ кареты съ пассажирами изъ Лондона, которые отправлялись на другой пакетъ-ботъ въ Голландію, а кареты должны были уѣхать на другой день назадъ съ пассажирами, только что прибывшими изъ Голландіи. Въ этой суматохѣ я подошла къ конторкѣ разсчитаться съ хозяйкой гостинницы, говоря, что я отправляюсь моремъ въ лодкѣ.

Эти лодки также обширны, какъ морское судно, и приспособлены для перевозки пассажировъ изъ Горнича въ Лондонъ; хотя ихъ называютъ лодками, однако онѣ вмѣщаютъ двадцать пассажировъ и десять или пятнадцать тоннъ груза.

Моя хозяйка очень любезно приняла отъ меня по счету деньги, но въ этой суматохѣ ее сейчасъ же куда то позвали и она ушла. Оставшись одна, я повела малаго въ свою комнату, дала ему чемоданъ или сумку, которая была очень похожа на чемоданъ, завернувъ ее въ старый передникъ; я послала его съ вещами прямо на ботъ, сама слѣдуя за нимъ; меня никто ничего не спросилъ объ этихъ вещахъ. Владѣлецъ чемодана сидѣлъ въ залѣ съ другимъ джентльменомъ за ужиномъ, гдѣ они шумно разговаривали; такимъ образомъ, я чисто обдѣлала дѣло и отправилась въ Ипсвичъ; ночью никто не могъ узнать куда я уѣхала: въ Лондонъ на Горничской лодкѣ, какъ я говорила хозяйкѣ, или въ другое мѣсто.

Меня очень встревожили таможенные чиновники въ Ипсвичѣ, которые остановили мой чемоданъ, съ цѣлью осмотрѣть его. Я объявила, что не имѣю ничего противъ этого, но ключъ отъ чемодана находится у моего мужа, а онъ еще не пріѣхалъ изъ Горнича; я дала такое объясненіе чиновникамъ, имѣя въ виду, чтобы имъ не показалось страннымъ, что въ случаѣ осмотра чемодана они найдутъ въ немъ только мужскія вещи. Они рѣшили во что бы ни стало открыть чемоданъ, я согласилась сломать замокъ, что было не трудно сдѣлать.

При осмотрѣ они не нашли никакой контрабанды, такъ какъ чемоданъ былъ уже раньше осмотрѣнъ, но я къ своему удовольствію увидѣла тамъ много прекрасныхъ вещей; особенно мнѣ понравились свертки французскихъ пистолей и голландскихъ дукатовъ, за тѣмъ тамъ лежали два парика, бѣлье, мыло, духи, бритвы и другія принадлежности необходимыя для всякаго джентльмена, а равно и для того, который пошелъ за моего мужа и котораго я предоставила самому себѣ.

Послѣ этого я возвратилась въ Лондонъ и хотя случайно, но благодаря послѣднему приключенію, я пріобрѣла довольно значительную добычу. Однако, я никогда больше не предпринимала подобныхъ прогулокъ и не рѣшилась бы на это, если бы даже продолжала свое ремесло до конца жизни. Я разсказала своей гувернанткѣ исторію моихъ путешествій и ей особенно понравилось приключеніе въ Горничѣ. Въ разговорѣ по этому поводу, она замѣтила, что воръ есть такое созданіе, которое чутко сторожитъ каждую человѣческую ошибку, желая извлечь изъ нея для себя пользу, и потому невозможно, чтобы при такой бдительности и такомъ стараніи ему не представилось много счастливыхъ случайностей; вотъ почему она думаетъ, что съ моимъ тонкимъ и превосходнымъ знаніемъ этого дѣла я не могу упустить ничего гдѣ бы то ни было и куда я ни пойду.

Съ другой стороны мораль всей моей исторіи заключается въ томъ, что она предоставляетъ каждому читателю сдѣлать изъ нея свои выводы, согласно его разумѣнію и понятіямъ; я же не берусь проповѣдывать имъ. Пусть опытъ несчастнаго и въ конецъ испорченнаго созданія послужитъ складочнымъ мѣстомъ полезныхъ предостереженій для каждаго, кто прочтетъ эту исторію.

XXIII

Мое послѣднее покушеніе. — Меня отправляютъ въ Ньюгетъ. — Описаніе тюрьмы. — Меня навѣщаетъ моя гувернантка; ея заботы

Теперь я приближаюсь къ новой эпохѣ моей жизни. Благодаря длинному ряду преступленій съ необыкновенно удачнымъ исходомъ, я совершенно очерствѣла и мнѣ уже никогда не приходила въ голову мысль бросить свое ремесло, которое, если судить по примѣру другихъ, должно было рано или поздно окончиться для меня полнымъ несчастьемъ и позоромъ.