«Если», 2009 № 07 - Журнал «Если»

— Извини, не обращай на меня внимания, — Сара повернулась к умывальнику и принялась вытирать волосы полотенцем.

Кристофер внимательно наблюдал за ней — он всегда это делал, когда представлялась возможность. Высокая (выше, чем он), узкие плечи и бедра. Мокрая и дрожащая, она казалась истощенной. Сара подняла волосы, завернула их в другое полотенце и уложила на голове, открывая затылок. Стройная и ранимая, фиолетовые ногти, подведенные черным глаза. Однажды он видел ее размытый обнаженный силуэт через рифленое стекло ванной. Как будто смотрел на женщину сквозь воду.

— Как там ваш дом с привидениями? — спросила она приглушенным голосом из-под полотенца.

— Ты знаешь, спокойно. Ты ведь сейчас не плавала? В такую погоду?

— Плавала, — она повернулась и улыбнулась ему. — Я плаваю каждый день. Никогда не пропускаю. Сегодня просто великолепно. Прилив и волнение. Потрясающе.

Глубокие карие глаза, настолько большая радужка, что белков почти не видно. После плавания глаза блестели, зрачки расширились. Иногда Кристофер задумывался, не принимает ли она наркотики.

Она дрожала.

— Правда, жутко холодно, — добавила Сара. — Тебе стоит попробовать как-нибудь.

— Я собирался сделать чай. Будешь?

— Хм… да, пожалуй.

Пока он заваривал чай, Сара села за стол и закурила. Они болтали о погоде. Кристофер надеялся, что она останется попить чаю вместе с ним, но этого не произошло.

— Спасибо. — Сказав это, она взяла кружку, поднялась в свою комнату и закрыла дверь.

Сара уже жила в коттедже, когда Кристофер поселился здесь. Он не знал, что второй жилец — женщина. Он почему-то решил, что им окажется еще какой-нибудь военный с базы. Сара мало с ним разговаривала. Он подумал, что это из-за формы, и поэтому стал всегда снимать ее, едва войдя в дом. Иногда она оставляла в комнатах листовки Гринэм-коммон [2]. Он хотел дать ей понять, что не такой: отпускал циничные комментарии по поводу миссис Тэтчер, оставлял тщательно отобранные альбомы там, где она их сможет увидеть. Он хотел понравиться Саре, узнать о ней больше.

Она, похоже, не работала. Насколько он мог судить по переполненным тарелкам и блюдцам, использовавшимся в качестве пепельниц, соседка занималась тем, что ходила по всему дому и курила. Знал он и о ее ежедневных прогулках к заливу вдоль края скал — там Сара плавала.

А каждую ночь приходил мужчина, которого Кристофер никогда не видел, и она отводила его наверх, в свою комнату. Порой ему казалось, что этот мужчина находится там и днем.

Этой ночью Кристофер лежал в постели, пытался читать, но думал о советских подводных лодках, пробирающихся вперед под тяжелым грузом темной северной воды. О субмаринах, несущих смерть. Он слышал, как Сара спустилась по лестнице и открыла дверь. Слышал, как они вошли в ее комнату. И опять — эти звуки.

Следующие несколько дней Кристофер провел на базе, слушая. Наблюдая за волнистыми линиями на рулонах бумаги. Начались длинные смены.

Появление первых следов отмечали как праздник: американский конвой — авианосец и два крейсера — направлялся на северо-восток, между Исландией и Фарерскими островами. Они пересекли границу контролируемой территории. А далеко в Норвежском море, к северу от них, на встречный курс легли три советские субмарины.

Первые восторги, вызванные этим открытием, вскоре испарились, сменились нервозностью, нараставшей по мере того, как аналитики следили за развитием событий.

Советская субмарина класса «Дельта-1», длиной 139 метров, с двумя атомными реакторами, может работать на глубинах до 400 метров и несет двенадцать термоядерных баллистических ракет «Скат». Ее гидрофонную сигнатуру, напоминающую ритмичный рокот, не спутать ни с чем. Так звучит приближение конца света.

Конвой США и советские подводные лодки с каждым часом сходились все ближе и ближе.

— Рейган пугает русских, — сказал кто-то. — Те думают, что он религиозный фанатик. Они думают, он хочет открыть Седьмую печать.

— С чего ты взял? — спросил Стоун, как всегда опрятный и внимательный.

— У меня друзья в Москве учатся. Они рассказывали.

— Ты сообщал об этих контактах?

— Не выступай, Стоун.

— Заткнитесь! — крикнул Кристофер. — Тихо! Дайте послушать! Там что-то еще…

Что-то еще. Барабанный бой «Дельты-1» и… что-то еще. Голос. Не кит (иногда он слышал их голоса в океане), а что-то большее, печальное, более разумное и прекрасное. Оно подражало субмаринам. Затем добавился еще один голос. Они подстраивались — оба голоса подстраивались под монотонный звук субмарин, вплетая его в сложную красивую песню.

— Послушайте! — закричал Кристофер. — Ради бога, заткнитесь и послушайте! — Он перевел сигнал на динамики и настроил фильтры, чтобы убрать шумы. Песнь наполнила комнату.

— Это шутка, — сказал Стоун. — Ты сам это сделал и записал на пленку.

— Нет, — ответил Кристофер. — Это не пленка.

Выделить песню на расчерченной бумаге не удалось — слишком много фоновых шумов. А затем неожиданно песнь растаяла, и в динамиках остался лишь одинокий монотонный звук советских турбин.

В тот вечер готовность НАТО поднялась до предпоследней отметки, впервые с Карибского кризиса. Западный мир стоял в одном шаге от атомной войны, но это не помешало британскому контингенту отмечать ночь Гая Фокса[3]. Американцы, в свою очередь, ухватились за эту возможность, чтобы расслабиться.

Кристофер сидел в углу, по уши наполненный пивом, в голове отдавались ритмы музыкального автомата. Бонни Тайлер. Айрин Кара. Бармен увеличил звук, и посетители наполнили помещение одобрительными криками. Телевизор показывал «Рэмбо», без звука.

Кристофер рассказывал какому-то парню, что дома у него есть гитара, что он хотел стать музыкантом, настоящим музыкантом, а не каким-нибудь дерьмом. Потом он сказал, что пойдет в туалет. Встав из-за стола, он услышал, как о нем разговаривают: «Озгерби, да. Довольно неплохой парень, но…» В коридоре грохотали AC/DC, «Guns for Hire». Пахло немытыми телами, сигаретами и пивом. Кристофер свернул и направился в тишину пустынного кабинета.

В воздухе висел густой запах озона, иглы безжалостно царапали по рулонам бумаги. Кристофер надел наушники, просто чтобы отдохнуть в звуках холодной глубоководной тьмы.

Красивые голоса будто ждали его. Далекие и плавные, они взывали друг к другу и к нему. В песне все еще слышались субмарины, но сейчас эта песнь стала более сложной, ее словно разобрали на части и составили заново, повторяли быстрее и медленнее. Голосов тоже прибавилось. Иногда они срывались на повторяющиеся крики. Более медленные фразы опускались октава за октавой, пока не выпадали за пределы доступного его ушам диапазона. Затем начались пронзительные, прерывистые пульсации — звуки, похожие на птичьи трели, падали, словно быстрые твердые шарики. Каждый голос соединял звуки по-своему, каждый обладал собственной личностью, хотя Кристофер и не смог бы описать их черты в человеческих терминах. Он чуть не выпрыгнул из кресла, когда один из голосов издал яростный визг у самого гидрофона.