«Если», 2009 № 07 - Журнал «Если»

Разумеется, в процессе съемок, как всегда бывает, многое поменялось, трансформировалось. Тут и случайности, и находки, и импровизация оператора, актеров… Только в Москве мы увидели отснятый материал и уже на его основе участвовали в монтажно-тонировочном периоде.

— У меня сложилось впечатление, что режиссер на протяжении всего фильма борется и с текстом Стругацких, и со сценарием Дяченко (весьма, кстати, бережным по отношению к книге). Нет ли у вас такого впечатления?

Сергей: Нет, такого впечатления у нас не возникало. Это же кино, а значит, особый взгляд режиссера и тех людей, которым он доверяет. Видение режиссера и творческой группы может не совпадать со взглядом автора-писателя, сценариста или поклонника книги. Наверное, не бывает экранизаций, которые устроили бы всех.

Марина: Вот, скажем, говорят: у Стругацких эстетика Саракша — серый дождь и битое стекло, растрескавшийся асфальт, скупой послевоенный быт, а у вас тут дирижабли летают. Но фильм «Обитаемый остров» изначально задумывался как зрелище. А значит, надо было выдумать свой Саракш. И, на наш взгляд, он выдуман логично и непротиворечиво: дикая роскошь, дикая бедность, все эти рикши, печати, регулировщики. Мельчайшие детали. Не знаю, кто обратил внимание, но у местных кожа пористая, а у Максима — гладкая. Он чужак.

— Неужели ключевой момент книги — объяснение Максима и Странника — и в сценарии сопровождался сокрушительной дракой?

Марина: В самом романе начало драки есть. Но режиссер именно так увидел встречу Максима и Странника. Это яростное столкновение двух мужчин, двух идеологий. Взорван Центр, погибли люди — сотни! Идет армада Островной империи, и неизвестно, удастся ли ее остановить. Разваливается страна, активизируется криминал, происходит стихийная революция — будут тысячи, десятки тысяч невинных жертв! Странник это понимает. С его точки зрения, то, что совершил Максим, — военное преступление. Да, Максим не знает всего. Но и знал бы, все равно заплатил бы эту цену, такой он человек. «Пока я жив, никому здесь не удастся построить новый Центр».

Сергей: И заметьте, этот поединок заканчивается ухмылкой-улыбкой Странника, в чем-то признающего право юнца действовать именно таким образом. А мы давайте признаем право Бондарчука увидеть и построить финальную сцену фильма так, как он это сделал.

— Если фильм ориентировался не только на читавших книгу, то мне кажется не очень убедительным визуальное решение начала этой сцены — да, Странник говорит по-немецки, но лишь малая часть аудитории может догадаться, что «дурак, сопляк» сказано именно на земном языке.

Сергей: Для того и понадобились часы. Саракшанские часы — с двумя циферблатами, с одной стрелкой. Земные — другие, привычные нам. Часы Странника в этой сцене служат паролем.

— Еще один из ключевых моментов фильма, фактически выворачивающий наизнанку идеологию книги: при захвате резиденции Неизвестных Отцов один из подпольщиков ставит на «ноги» фигурку башни ПБЗ. Тем самым нам непрозрачно намекают, что башни будут использоваться и в дальнейшем. Был ли этот момент в сценарии?

Сергей: Именно этот жест подпольщика — находка режиссера.

Марина: «Большинство в штабе надеется когда-нибудь захватить власть и использовать башни по-старому, но для других целей», — это ведь из романа цитата. Конечно, Зеф и Вепрь — не большинство, мы с ними сроднились, мы верим, что они не такие… Впрочем, Максим ведь пообещал, что, пока он жив, другого Центра не будет.

Сергей: Нам непонятно, почему многие зрители так рьяно ополчились против жеста подпольщика? Что это за идеализация революционеров? Вполне возможный вариант развития событий. Вспомните наши революции и путчи — разве диковина, когда жертвы сами становились узурпаторами? В этом сложность мира — и Саракша, и нашего.

— Как известно, было два варианта книги: изначальный, где Максим носит фамилию Ростиславский, а страной правят Неизвестные Отцы. И цензурированный, «детлитовский», где Максим стал немцем Каммерером, а правители — Огненосными Творцами. В фильме действуют Каммерер и Неизвестные Отцы. Чем вызвана такая «промежуточность»?

Сергей: Мы использовали окончательный вариант «Обитаемого острова», редакции Бориса Стругацкого от 1992 года. Не «Легион», а «Гвардия», не «Огненосные Творцы», а «Неизвестные Отцы». От идеи восстановить имена Ростиславского и Павла Григорьевича отказался сам Борис Натанович — они «вжились» в свои имена и стали героями других книг.

— Зачем в сценарии остались Голованы? Они в фильме не несут никакой смысловой нагрузки. Если у Стругацких это была сюжетная ниточка, отправляющая к другим произведениям, очередная отработка одной из любимых тем писателей — нечеловеческий разум и образ мышления, то в фильме это «ружье не стреляет». Совсем.

Сергей: Голованы, голованы… Говорящие собаки, и не только собаки, и не только говорящие. Эх! Как нам всем хотелось сохранить эту линию, конечно, очень важную в романе, в цикле о Полдне… Но как трудно создать на экране их образ! Этим, между прочим, занимались американские спецы, и то, что получилось, не устроило авторов картины. В «двухчастной» версии остались лишь отдельные штрихи от голованов, без выпячиваний, а в зарубежной версии и того не будет.

Марина: Голованы важны были для образа мира. Для развития отношений Максима с этим миром. Так задумывалось, во всяком случае.

— Влияние собственного творчества писателей Дяченко на сценарий чувствуется в развитии любовной линии Рады и Максима. Однако вопрос — в книге эта любовь носит весьма платонический характер. То, что в фильме отношения Рады и Максима дошли до адюльтера, это осознанное сюжетное решение или просто дань коммерческим запросам и законам современного кинопроизводства?

Сергей: Что такое адюльтер в этом контексте? Интрижка, прелюбодеяние? Где это видно в картине? Там проявление любви! Любви, построенной на чистоте чувств и способности жертвовать собой ради любимого.

Марина: Для нас было принципиальным, что сцена любви происходит, когда Мак возвращается к Раде после своего расстрела. После взрыва башни. Это как инициация. Они были оба мертвые — и воскресли. Это нормальная человеческая реакция.

— Отношение к фильму весьма неоднозначное. Особенно среди поклонников творчества Стругацких. Как вы реагируете на критические высказывания?