Вознесение - Лиз Дженсен

Руки детектива, лежащие сейчас на столе, — сильные и чистые, как у хирурга-ортопеда. Любой без страха вверил бы им свою жизнь. Признаков борьбы, сообщает он, на месте происшествия не обнаружено, из чего следует вывод: похититель Бетани был ей знаком.

— Позвольте полюбопытствовать — как давно вы… э-э-э… прикованы к… — Показывает кивком.

Откатываюсь на миллиметр назад.

— Один год, десять месяцев и три дня. Это навсегда. Ходить я не могу, если вы на это намекаете. А насчет того, где я была вчера ночью, — говорю я, предвидя следующий вопрос, — скажу сразу: алиби у меня нет. По крайней мере, такого, которое можно проверить. Я провела ночь дома, одна. Только я и мой титановый друг. — Похлопываю колесо.

После чего меня информируют: в оксмитском списке посетителей фигурирует некий доктор Фрейзер Мелвиль. Он неожиданно взял отпуск на работе, уведомив об этом начальство в последний момент. Какие отношения связывают его со мной и с моей бывшей пациенткой? Куда он уехал?

— Мы знакомы, но не скажу, чтобы близко. Насколько мне известно, он уехал в научную командировку.

— Что ж, в стране его действительно нет.

Кавана объявляет это таким тоном, каким делают ставки за покерным столом. Принимая правила игры, делаю каменное лицо.

— Согласитесь, совпадение довольно странное.

— Где он?

— Его имя обнаружено в списке пассажиров, прибывших в Таиланд вчерашним рейсом.

Детектив следит за моей реакцией, поэтому я стараюсь не показать, как ошеломила меня эта новость. В моей голове идет лихорадочная работа. Если Бетани исчезла сегодня утром, Фрейзер Мелвиль похитителем быть не может — в то время он был уже в Таиланде. Кто же тогда ее увез? Возможно ли, что он сказал правду и сейчас действительно фотографирует пейзажи в Юго-Восточной Азии? За пять дней до метановой катастрофы?

«Сегодня — не было». И Кристин Йонсдоттир тоже не было. Я стисну зубы и сыграю свою роль. Только не ради нее.

— Так вы говорите, доктор Мелвиль — ваш знакомый? Не слишком близкий? По словам доктора Шелдон-Грея, вы встретились здесь, в Хедпорте, на благотворительном приеме, с которого ушли вместе, не дождавшись ни шведского стола, ни лотереи.

Теперь понятно, куда он клонит.

— Не люблю шведские столы, у меня от них всегда несварение желудка. И я никогда ничего не выигрываю. Доктора Мелвиля заинтересовал случай Бетани.

— И вы подробно его описали?

— Врачебной тайны я не нарушила, если вы это имели в виду. — Строго говоря, это не совсем правда. — Они и виделись-то всего один раз. По моей инициативе. Он говорил, что хочет поддержать ее интерес к естественным наукам. Я и понятия не имела, к чему это приведет.

Актриса из меня неважная — как показал эпизод с теологически озабоченной Пенни. И все же я делаю сокрушенное лицо и заверяю детектива Кавану, что отвечу на любые — да-да, любые — вопросы. Все что угодно, лишь бы разыскать Бетани.

А известно ли вам, что доктор Мелвиль принимал болезненные фантазии вашей пациентки всерьез? И даже списался с рядом ученых, к немалой тревоге своего начальства?

Пристыженно киваю в ответ. Да, и я виню себя в том, что проглядела тот момент, когда интерес физика к идеям Бетани приобрел нездоровую окраску. Особенно в свете того, что моя предшественница, Джой Маккоуни, угодила в ту же… поискав нужное слово, заканчиваю:…ловушку.

— У Бетани дар убеждать людей, — настойчиво говорю я. — Ее бред заразителен. С такими пациентами невольно срастаешься, иногда — чересчур. — Опускаю глаза долу и выдерживаю приличную паузу. Ощущение такое, будто нас обоих посадили под стеклянный колпак. — По мнению доктора Шелдон-Грея, эту ошибку совершила и я. — Кавана заинтересованно вскидывается. — Хотя сама я склонна не согласиться.

Такого поворота следователь предвидеть никак не мог. Даю ему время осмыслить поток моих откровений, мое горячее желание помочь следствию раскрыть тайну беглого физика.

— Доктор Мелвиль переживает сейчас не самый легкий период в своей жизни, — после некоторой заминки продолжаю я. — Хотя он старается этого не показывать, недавняя смерть матери стала для него тяжелым испытанием, выбила почву у него из-под ног. А мы, психологи, замечаем далеко не все и не всегда. И способны проглядеть даже очевидные вещи.

— А чем вы объясняете столь поспешный отъезд причем буквально за день до похищения Бетани? Скажете, совпадение?

— Ну, удивительного тут ничего нет. Ему давно пора было сменить обстановку. Он поговаривал о том, чтобы съездить в командировку. Его мать умерла, с работы его попросили, а тут еще Бетани запудрила ему мозги… Я и сама ему говорила: «Ради бога, поезжай». И рада, что он внял моему совету.

— В таком случае вам, вероятно, известна и цель его поездки в Таиланд? Этой научной командировки?

Сосредоточенно изучаю стол. Дерево, но не настоящее, а ламинат. Фотография, Перенесенная на пластик. Подделка столь убедительна, что впору плакать. Детектив нетерпеливо ерзает. Люди действия не любят сидячей работы.

— Мне неловко об этом говорить. Но я догадываюсь о… склонностях Фрейзера и боюсь, «научная командировка» — не более чем эвфемизм. — Брови детектива ползут на лоб. Я упиваюсь своей маленькой местью. — Ваше поприще — криминал, мое — человеческая душа, — продолжаю я. — И вы, и я имеем дело с болезненными мотивами. Лично мне не нравится многое из того, что я вижу в человеческой природе. Однако закрывать глаза тоже нельзя.

— Не могли бы вы прояснить вашу мысль, мисс Фокс?

— Бросьте. Наверняка вы все уже поняли.

Детектив выпячивает подбородок: карты на стол.

— Ладно. Фрейзер Мелвиль — одинокий мужчина, немолодой, неженатый, не слишком привлекательный и недавно переживший большое горе.

— У миссис Зарнак, вашей хозяйки, сложилось впечатление, что…

Рассмеявшись, качаю головой:

— У бедняжки буйная фантазия, склонность к романтике и слишком много досуга. Миссис Зарнак — преданная подписчица журнала «Настоящая жизнь». Который, как вы знаете, специализируется на историях из жизни больных и убогих, преодолевших непреодолимые препятствия и нашедших любовь до гроба. Жаль, но придется ее разочаровать. Вы что, всерьез полагаете, будто у меня может быть какая-то любовная жизнь?

Похоже, этот довод заставил его призадуматься.

— Доктор Мелвиль был женат, — говорит он предостерегающим тоном, как будто я пытаюсь выкинуть некий, как он выразился бы, «фокус».

— На лесбиянке. Можете проверить.

Любопытно, но ожидаемо — на этом его вопросы иссякают. В наступившей тишине мы синхронно представляем Фрейзера Мелвиля в бангкокском баре, где он угощает смазливого мальчонку каким-нибудь приторным коктейлем. Интересно, Кавана тоже видит цветок жасмина в волосах малолетнего жреца любви? Печаль в раскосых глазах? Я делаю скорбное лицо, и мы позволяем себе понимающе приподнять уголки губ, молчаливо соглашаясь: да, у всех свои слабости, но мы такие вещи не одобряем. Может статься, мы оба сожалеем, что в кругу моих знакомых есть такой человек, как Фрейзер Мелвиль, хотя, с другой стороны, инвалиду, конечно, выбирать не приходится. Детектив пожимает плечами, отгоняя навеянное нашим тайским видением брезгливое чувство.

— А отец Бетани? — перевожу я разговор. — Полагаю, ему сообщили о травме. Он-то ведь знал, что она лежит в больнице?

Детектив Кавана разглядывает свои ладони с таким видом, словно перед ним высшие существа, с которыми он должен посоветоваться.

— Доктор Шелдон-Грей рассказал мне о вашем необычном визите к Леонарду Кроллу. — Кавана выжидающе замолкает, но я снова с головой погрузилась в созерцание узоров на ламинате. — Так вот, у преподобного отца есть алиби. Но давайте лучше поговорим о вашей встрече. Вы ко всем родителям наведываетесь? Вот так, инкогнито?

— Нет.

— Что же вас побудило на этот раз?

— Бетани Кролл — далеко необычная пациентка. Наверное, я надеялась, что с помощью ее отца мне удастся найти ключик к ее выздоровлению.

Детектив снова изучает ладони. Такие руки легко представить сжимающими гирю в спортзале.

— И как, удалось?

Тут он бросает на меня испытующий взгляд. Наши глаза встречаются. Краска стыда, поднимающаяся от груди к горящим щекам, на этот раз неподдельна — свидетельство моего полного, сокрушительного поражения.

— Нет. Не удалось.

Дома меня ждет письмо — среди россыпи рекламных листков и прочей макулатуры на коврике лежит конверт с надписью: «Региональное управление». Того, что в нем написано, можно было ожидать, но я все же чувствую укол оскорбленной профессиональной гордости, читая ровные уклончивые параграфы за авторством управляющей по персоналу мисс Стефани Бактон. Похоже на школьные характеристики, которые когда-то составляли сестры: «Габриэль — одаренная ученица, но склонна усложнять себе жизнь». История повторяется? Может, я снова натворила бед?