Вечерний Чарльстон - Дынин Максим

Чуть подальше, под длинными навесами, стояли десятки столов, накрытых белоснежными скатертями. За ними еще никто не сидел – мужчины в костюмах либо в военной форме, женщины в красивых платьях перемещались по коротко постриженной траве с бокалами в руках. А чуть дальше – уже без навесов и белых скатертей – стояли столы для чернокожих. Конечно, многие из них работали – разносили напитки и закуски, следили за чистотой, мужчины носили столы, женщины помогали дамам одеться или при походах в дамскую комнату.

Но все из них знали, что рано или поздно и они сядут за длинные столы, поедят вдоволь и выпьют за здоровье новобрачных – прекрасной моей внучатой племянницы Мейбел и ее нового мужа, Ника Домбровского, высокого молодого человека в партикулярном костюме. Хотя, как мне рассказал мой любимый племянник, Джон, Ник успел повоевать – и был неоднократно награжден. Впрочем, сам Ник утверждал, что незаслуженно, «ничего я такого не делал». Ага, так я и поверил – я тоже когда-то воевал, еще в приснопамятной войне с англичанами 1812–1815 годов, и знаю, что такое война. А вот то, что и Мейбел была награждена, меня огорошило. Я не мог себе представить свою дочь Маргарет на войне… Впрочем, давно я ее видел – она тоже получила приглашение на торжество, но отписалась, что не сможет приехать. Да и сын мой, Альфред-младший, только что избранный в Конгресс, видите ли, предпочел уехать в Вашингтон, чтобы найти там жилье и подготовиться к законодательной сессии. Ничего, что она начнется только поздней осенью – так издавна завелось, чтобы дать возможность конгрессменам заниматься сельским хозяйством. Вот только Альфред, хоть и живет на своей плантации в нескольких милях от моей (купленной, кстати, за мои деньги), не больно-то интересуется, что на ней происходит, и мне приходится следить за порядком и там.

Вообще-то я уже не надеялся увидеть родные края и вел неспешную жизнь плантатора. Но несколько недель назад ко мне приехал Джон – эх, повезло покойному Арчи, что он вырастил такого сына. Сели мы вечером за стол в беседке, расположенной над берегом Миссисипи, и он рассказал мне о том, как они с его Мередит отправились в Россию, чтобы спасти дочь и сына. И о том, что Джимми и Мейбел не только оказались в добром здравии (если не считать травм, полученных при французском обстреле их яхты), но и оба решили остаться в России. И, более того, Мейбел успела выйти замуж, но в июне пройдет празднование на плантации, а в июле – в Чарльстоне. Я, конечно, сразу же согласился приехать, и я же послал весточку с надежным человеком в Мобил в штате Алабама к младшему брату, Джону Альфреду, чтобы от имени Джона пригласить и его в Саванну.

А потом разговор перешел на другие темы. Я ему рассказал, что мне кажется, что скоро грянет буря. Ведь если тогда, когда я был в Вашингтоне, против Юга выступали лишь немногие, то теперь там пышным цветом расцвел не только аболиционизм, но и ненависть к южанам как таковым – только потому, что мы есть. Незадолго до того я был в Мобиле, у Джона Альфреда, и он сообщил мне примерно то же самое – его знакомые конгрессмены рассказали ему, что на сей раз в Конгресс избрали огромное количество людей от самых разных партий, которые спят и видят, как бы полностью подчинить Юг.

– Конечно, рабство постепенно отживает свое, – добавил я. – Уже сейчас дешевле было бы не владеть рабами, а нанимать свободных негров – или белых иммигрантов – за значительно меньшие деньги. Кроме того, не нужно было обеспечивать им питание, достойные условия проживания, медицину, а также заботиться о них в старости. Наемные рабочие и фермеры на севере так и живут, хоть они и белые – а попробуй скопи достаточно на старость, да и все со временем дорожает. Но мы так не можем – пусть мы и исчадия ада для северных аболиционистов, у нас каждый раб проведет сытую и довольно-таки счастливую старость.

Джон посмотрел на меня с удивлением, но его ответ меня огорошил:

– Вот я об этом и хотел поговорить. Если мы не подготовимся, то рано или поздно Север начнет войну против нас. И задавит нас массой.

– Но это будет не скоро – северяне получают немалые доходы от перепродажи нашего хлопка и табака, и от поставки нам разнообразных товаров по завышенным ценам. Да и промышленности у нас почти нет, она практически вся на Севере. И торговля у них. Но рано или поздно – лет через двадцать-тридцать – не удивлюсь, если так и будет. Тем более что мы для них к тому времени станем злейшими врагами, похлеще англичан и индейцев.

– А если я тебе скажу, что все произойдет намного раньше?

– Почему ты так думаешь? Я не спорю, просто интересно.

– Я много чего узнал – там, в России.

– А они откуда знают?

– Ты слышал про «людей с эскадры»?

– Про них рассказывают всякие байки. Хотя, конечно, нет дыма без огня.

– Мой зять – из них. Я не могу тебе рассказать, кто они на самом деле и откуда, но поверь мне – все произойдет намного быстрее, чем ты думаешь. И если Юг проиграет…

– Наши ребята лучше воюют, чем северяне…

– Может, и так. Но северян намного больше. И у них есть развитая промышленность, намного больше железных дорог, да и флот практически полностью в их руках. Да, мы повоюем, но победить нам будет очень сложно. А если мы проиграем, то все это, – он показал вокруг рукой, – попросту унесет ветер, и наши дети и внуки испытают на себе тиранию янки.

– Я бы спросил тебя, зачем это янки, если бы не видел, насколько быстро они повернулись против нас. Но все равно, еще недавно мы вместе строили страну, и мы были товарищами по оружию – во время Революции, войны 1812 года[81], войны с Мексикой…

– Ты знаешь, мой зять сказал одну очень умную вещь. Америка, а особенно Север, страна, которой нужно все время расширяться и все время с кем-нибудь для этого воевать. С индейцами, с французами, с англичанами, еще раз с англичанами, с мексиканцами… А теперь индейцы либо на землях, которые никому не нужны, либо далеко. Половину Мексики мы оттяпали. Англичан выгнали, хоть и не сумели отобрать у них Квебек и другие северные колонии. А нужен следующий враг. И для северян это – мы.

Я задумался тогда, а потом сказал:

– Что-то в этом есть. Но если даже так, то что же делать?

– Вот что предлагают наши русские друзья.

И он рассказал мне про торговые фирмы, про постройку заводов, про помощь оружием, какого нет не только у северян, но даже у англичан с французами. Впрочем, в это я сразу поверил – иначе как русские смогли так быстро победить эти нации?

– А самим-то им что нужно?

– Думаю, они и сами на этом подзаработают. Но не так, как северяне. И им не нужно нас уничтожать.

– Хорошо. Не скажу, что ты меня полностью убедил, но, как говорится, лучше быть в безопасности, чем впоследствии сожалеть[82]. А про торговлю – они же обещают покупать хлопок и другие культуры дороже?

– Именно так. С наценкой в тридцать процентов к цене хлопка, предлагаемой северянами. То же и с табаком. Да и цены на привозные товары у них будут ниже – и не в ущерб качеству.

– Я в это поверю, когда это увижу[83]. Но я расскажу все своим соседям, а Джон – плантаторам в Алабаме. Чтобы подождали продавать, пока не увидят, сколько предлагают русские. Тем более что урожая ждать придется до начала сентября…

– У нас до конца того же месяца, сам знаешь. Хотя, конечно, в этом году была ранняя весна, да и лето жаркое, и дождей достаточно, так что есть надежда, что все будет раньше. И у вас, и у нас.

Я не ожидал, что возвращение в родные места пробудит во мне такое чувство ностальгии. Зато новый зять Джона мне очень понравился. Не сразу – его нью-йоркский акцент поначалу резал мне слух. Но, поговорив с ним, я понял, что он действительно радеет за Юг – и что те самые «новые русские» хотят нам помочь, причем относительно бескорыстно. На мой вопрос, как он это объяснит, он ответил: