Прекрасная ночь, чтобы умереть - Габриэль Мулен

вам сказать, что это — одно из тех прелестных живописных местечек, которые на берегах роскошной реки Дюранс почти на каждом шагу возникают перед восхищёнными взорами очарованного туриста. Меня принял дворецкий, невысокий пожилой мужчина с тонкими ручками и яйцеобразной головой. Пока мы шли по парковой аллее я с восторгом разглядывал изящно остриженные кусты и искусно подобранные цветочные композиции.

— Прекрасный сад! — невольно вырвалось у меня. — Должно быть, граф любит садоводство.

— О нет, графу куда больше по душе морские путешествия, — с готовностью откликнулся дворецкий. — Это всё мадам, она тратит на садовников целое состояние.

— Жду не дождусь, когда смогу выразить ей лично моё восхищение.

— Боюсь, сейчас графиня спит. Вчера она вернулась поздно ночью и была крайне уставшей.

Сказав это, дворецкий отвел меня прямиком в главный зал, а оттуда — в роскошный кабинет графа. Ожидая хозяина поместья в окружении всевозможных картин, я с интересом глядел по сторонам, попивая кофе, услужливо предложенный мне дворецким. На картинах были в основном изображены морские пейзажи, хотя встречались также и портреты. Ровно в десять часов появился сам владелец особняка.

В свои шестьдесят один год, граф де Гитон-Морво выглядел весьма бодро и подтянуто, волосы его, уже заметно седые, были на удивление густы, да и в целом старик производил впечатление человека спортивного и сильного. Вот только морально он был совершенно подавлен. Правый глаз графа то и дело непроизвольно дергался, а бледные губы не к месту поджимались, превращаясь в тонкую ниточку. Рассказывая о преступлении, совершённом в его же собственном доме, граф сразу с прискорбием уточнил, что вора не смогли остановить ни продвинутая сигнализация, ни даже швейцарский сейф, славившийся своей надёжностью.

— Месье, я прекрасно понимаю, в каком вы сейчас состоянии, — осторожно начал я издалека, — но мне сперва хотелось быть узнать побольше фактов. Расскажите мне обо всех подробностях того дня. Расскажите всё без утайки, пускай даже подробности эти могут на первый взгляд показаться вам совершенно незначительными.

Граф сообщил, что в сейфе за картиной с изображением его далёкого предка хранились драгоценности на сумму ни много ни мало в миллион евро. Сейф находился под круглосуточным видеонаблюдением, а сигнализация должна была сработать при малейшей попытке взлома. Когда с техническими деталями рассказа было покончено, граф прерывисто вздохнул и, подойдя к окну, горестно воскликнул:

— Боже праведный, детектив! То были фамильные украшения, принадлежавшие ещё моей прабабушке. Для нашей семьи это поистине невосполнимая утрата!

Тогда я попросил его показать мне запись со скрытой камеры, но тот с сожалением покачал головой, отчего пышные седые волосы его слегка всколыхнулись:

— Если бы всё было так просто…

— Дайте угадаю: кассета пропала?

— Так и есть, детектив.

Похоже, всё и впрямь складывалось не так просто. Уж точно не так, как предполагали специалисты, когда устанавливали в особняке свои мудрёные охранные примочки. Мне захотелось расспросить о случившемся каждого из членов семьи, но поскольку я вовсе не был уверен в том, что они согласятся, я вежливо попросил графа о содействии.

— Видите ли, граф, — сказал я, — дело в том, что кража семейных ценностей — проблема весьма щепетильная, когда речь заходит о подозреваемых. А члены семьи, в свою очередь, бывают до крайности обидчивыми. Однако, осмелюсь предположить, что ваш голос обладает в семье большим влиянием. Не соблаговолите ли вы поспособствовать моим детективным изысканиям? Уверен, ваши родственники прислушаются к вашему мнению и согласятся ответить на пару моих вопросов.

Тот с жаром пообещал мне помочь.

Я поблагодарил его и сразу же принялся искать улики.

Увы, даже к концу утра я не обнаружил ровным счетом ничего: никаких следов кражи со взломом. Каждая вещь (за исключением, разумеется, пропавших драгоценностей) лежала на своём месте… Очевидно вор, будучи настоящим знатоком своего дела, прекрасно понимал, что и каким образом следовало искать!

По словам графа, кража произошла в промежутке между девятью часами вечера, когда он лёг спать, и девятью же часами утра. По утрам граф имел обыкновение проверять сейф перед завтраком.

Больше никаких зацепок у меня не было, и я решил побеседовать со всеми обитателями поместья. Не желая терять ни минуты, я начал с самого графа.

— Расскажите мне о том, чем вы занимались в тот вечер.

Тот с неким замешательством посмотрел на меня, как будто был немного возмущён моим вопросом, но всё же ответил, пускай и довольно сухо:

— Весь вечер я с увлечением смотрел «Талассу». Жорж рассказывал про афалину, это такой дельфин, а я, знаете ли, очень люблю морскую фауну!

Я рассеянно кивнул. Эта еженедельная телепередача, равно как и её бессменный ведущий Жорж Перну, были мне хорошо знакомы. Впрочем, обсуждать дельфинов мне в тот момент почему-то совершенно не хотелось. Убедившись, что никакой реакции с моей стороны больше не последует, граф продолжил:

— Когда передача подошла к концу, я принял снотворное. Просидев перед телевизором ещё с полчаса, я понял, что начинаю засыпать, и сразу же поднялся к себе.

По сути, сказанное графом не давало мне ни единой подсказки. Я задумался, пытаясь припомнить нечто, что показалось мне несколько странным ещё раньше, до беседы с ним. Наконец, мне вспомнились слова дворецкого о том, что графини не было дома до самой поздней ночи. Естественно, мне сразу же захотелось с ней побеседовать. И я с удивлением обнаружил, что графиня была намного моложе своего мужа. На мои вопросы она отвечала сдержанно и даже несколько презрительно, мол, в тот день она вместе с подругой решила посетить антикварный салон в Марселе, а после они отправились на вечерний спектакль, только и всего. Пропажа ценностей её ничуть не взволновала. Гордо вскинув голову, графиня заявила, что эти безвкусные украшения ей по-настоящему никогда не нравились. И, разумеется, она также не заметила ничего необычного, когда вернулась домой поздно ночью. Признаться честно, её холодность и красота меня тогда настолько удивили, что я даже забыл похвалить её чудесный сад.

После графини кресло напротив меня заняла дочь. Крепко пожав мне руку, девушка с готовностью принялась отвечать на вопросы. Происшествие сильно потрясло её. Более того, она воспринимала кражу почти как личное оскорбление. Удивление, промелькнувшее на моём лице, явно не осталось незамеченным, потому что девушка вдруг расплакалась:

— Я работаю старшей медсестрой в госпитале на авеню дэ Тамарис. Сами понимаете, занятие не слишком аристократическое. Отец ненавидит меня за это и считает, что я позорю честь его дворянской фамилии. Даже несмотря на то, что в ту злосчастную ночь я была на дежурстве, отец считает, что это я вполне могла украсть прабабушкины драгоценности, просто