Собрание сочинений в 4 томах. Том 2 - Николай Погодин

Ладогин. Нет ли у тебя сладенького, хозяин? Конфеточки? Пошарь. А мы с приятелем другого сорта выпьем — своего.

Лавочник. Могу лишь поделиться соленым огурцом.

Ладогин. Не ожидал. Благодарю.

Лавочник вышел за перегородку.

Не волнуйся, Артем… (Запел.)

«А погаснет любовь, в сердце холод один,Впереди же страданья и слезы»[60].

Входит лавочник, передает на тарелке соленый огурец. Входит девушка.

Девушка. Пудра у вас есть?

Лавочник. Пожалуйста.

Девушка. «Белый лебедь» Брокара?[61]

Лавочник. Пожалуйста.

Девушка. Может, и пуговички есть?

Лавочник. Сейчас.

Девушка. Перламутровые!.. Покажите мне.

Лавочник. Пожалуйста!

Ладогин (вынимает флягу). А ну-ка, по глоточку настоящих божьих слез!

Входит человек средних лет. Ватный пиджак. Хорошие сапоги. Бросил взгляд на Ладогина, потом переглянулся с лавочником. Тот непроницаем.

Ватный пиджак. Коробку спичек и махорочки.

Лавочник. Пожалуйста.

Ватный пиджак (подает деньги). А больше не найдется?

Лавочник. Можно целой пачкой. Денег у вас хватит, кажется. (Достает из-под стойки небольшой пакет, передает.)

Пришедший берет пачку.

Ладогин (соскочил на пол). А ну, руки вверх… (Выхватил револьвер.)

Пришедший бросил пачку, схватил за плечи девушку и, прикрываясь ею, отступил к выходу. Барабинский не успевает преградить ему путь. Лавочник тянется к кассе. Ладогин целится ему в лицо. Тот поднимает руки.

Ладогин. Кончилось. Расторговались.

Девушка. Боже, что это такое?

Ладогин. Гнездо контрреволюции и больше ничего.

В квартире Иволгиных. Небогатая студенческая обстановка. Оля и Веснин.

Оля (хмурясь, неприязненно). Если вы пришли меня арестовать, то и делайте свое черное дело. Почему вы уселись и еще курите без разрешения?

Веснин. Это нехорошо. Забылся. (Хочет погасить папиросу о подошву сапога).

Оля. Вот пепельница.

Веснин (подошел к столу. Взял одну из стоящих там фотографических карточек). Ишь ты, какой красавец! Брат?

Оля. Жених. Я не скрываю. Вас он интересует? Он? Да?

Веснин промолчал, с изумлением видит на стене большую групповую фотографию, на которой рядом с Олей Иволгин.

Мой брат, студент, как видите, политехник и ваш земляк. Теперь он врач. Мы коммуной жили.

Веснин. Коммуной… Как же это?

Оля. Вы Чернышевского читали?

Веснин. Нет, не приходилось.

Оля. Какой же вы марксист?

Веснин. А я не говорю… Но нынче многие читавшие отошли и даже против революции пошли.

Оля (детская строгость). Жаль мне вас. Вы, конечно, ослеплены.

Веснин (все еще у стола, рассматривая череп, кости, книги). Эх, барышня… Вот вы медицину проходите, полезная наука, и учились бы себе тихо, благородно, а то связались… Как нехорошо!

Оля (насмешливо). С кем же я связалась?

В дверях — Шебурский. И все последующее проходит страшно стремительно.

Мишель!

Шебурский (выхватил револьвер, с криком). Продала! (Нацелившись, стреляет в Олю.)

Веснин успевает заслонить ее собой. В дверях появляется Зеленый френч.

Зеленый френч. Во дворе засада, Мишель. Я тебя прикрою.

С этими словами оба скрываются. Веснин ранен. В дверях — Ладогин.

Ладогин. Матвей, живой? (Оле). Ты!.. Человеку помоги. (Исчезает.)

Звук разбитого стекла, два выстрела. Тишина. Затемнение, после которого продолжается та же сцена. Веснин перевязан. Ранен в плечо.

Веснин. Как нехорошо… Насквозь как будто? А?

Оля (стараясь скрыть набегающие слезы). Сидите и молчите… (Отрезает бинт.)

Веснин. Вот кровь… Нехорошо. Некрасиво получилось. Неужели скрылись? В меня стрелять ему сам бог велел. А в вас? За что, не понимаю.

Оля (молчит, чуть улыбнувшись). Не понимаю… (Проникновенно.) А вы-то… Как вы могли?

Веснин. О чем вы?

Оля. Защитить меня своей грудью?!

Веснин. Вы же беззащитная. Ну что ж, пойдемте. (От боли.) А!

Оля. А далеко?

Веснин. Не близко. На Гороховую улицу. ВЧК.

Оля. Понимаю. Я согласна.

Веснин (шагнул, остановился. Видно, кружится голова, с улыбкой). С чем?

Оля. Меня следует арестовать…

Веснин. Чудная вы! Молодость…

Оля. Пойдемте…

Веснин (от боли). А!

Оля. Знаете что? Вы не храбритесь. Лучше я вас возьму об руку. Я сильная. Обопритесь на меня!

Веснин. А!..

Пауза.

Оля. Нет, так ничего не выйдет. Надо взять извозчика. Вы подождите здесь, я сбегаю за извозчиком.

Веснин. Стойте!

Молчание.

Оля. Не верите?.. Человек, который своей грудью… И я вас брошу!

Веснин. Ступайте.

Оля уходит.

Какой же она враг? Не враг, она… чудная.

В кабинете Дзержинского в здании ВЧК в Петрограде. Дзержинский, путевой обходчик-железнодорожник. Дзержинский читает какую-то бумагу. Входит его секретарь Баташов.

Баташов. Комиссара Октябрьской железной дороги на месте нет. Он вызван в Смольный к товарищу Ленину.

Дзержинский. Да, понятно.

Баташов уходит.

Что вас заставило, товарищ, прийти к нам?

Обходчик. Мысли, беспокойство… Как оно вышло?.. Я приехал в Петроград за одежонкой.

Дзержинский. Обносились.

Обходчик. Вот-вот. Встречаю знакомого машиниста. Грешным делом зашли в обжорку. Теплынь. Разговорились. Какие новости? А какие новости при нашей должности? Одни путя в смысле наблюдаемости. Движение как будто замечается, ну и саботажники поджали хвост. Мы хоть в глуши, а политикой занимаемся. Я и говорю приятелю: «Вот заходил два раза к нам на будку очень любопытный ферт, коньячишкой угощал, дурачил». А приятель мне и посоветуй: «Ты, Тимофеевич, сходи к Дзержинскому. Крушений стало много». По правде говоря, мне не хотелось ввязываться, а беспокойство поимелось. Нет, думаю, зайду. Вот и весь сказ.

Дзержинский. Разъезд, вы говорите, Безымянный?

Обходчик. Да, глушь. Есть лесок, старые дачи.

Дзержинский. Мы вас еще задержим, дорогой товарищ. Извините.

Обходчик. Но вот видите… зачем же?

Дзержинский (позвонил). Если вы обеспокоились, то мы должны обеспокоиться вдесятеро. (Вошедшему Баташову.) Пусть товарищ минуту посидит у вас, а ко мне попросите Иволгина.

Баташов. Он здесь у телефона, что-то волнуется. (Уходит вместе с обходчиком.)

Входит Иволгин.

Дзержинский. Ни Ладогина, ни Веснина?

Иволгин. Все нет.

Дзержинский. Ничего плохого там не случится. Ладогин показал себя находчивым человеком… (Улыбка). Смешно немного и наивно, но ведь лавочник попался. (Резкий переход к озабоченности.) Не идет у меня из ума заявление путевого обходчика.

Иволгин. Чего же тут особенного, Феликс Эдмундович? Встретил как будто подозрительного человека, который будто бы стал его дурачить.

Дзержинский. Пойдите и до мельчайших подробностей его расспросите, при этом точно запишите весь рассказ. Никогда ни на минуту не забывайте, Иволгин, о том, что самую драгоценную помощь нам оказывают трудовые массы. У них есть безошибочное, классовое чутье на врагов. Что бы мы делали без них? Разве вы не знаете?