Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира - Розалин Майлз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она обнажила груди и перекатывала их в ладонях, по-утиному виляя задом. Другие женщины немедля бросились к ней и задрали на ней юбку, открыв перед смущенными кавалеристами прелесть, которой было не найти равных, и восклицали: «Хотите попробовать? Тогда кричите: смерть королю!»[271].
Этот и другие подобные случаи читаются как иллюстрации к мрачным размышлениям о революции Эдмунда Берка, сделанным в свете американского опыта двадцатилетней давности: «Люди, раздавленные законами, могут надеяться только на силу. Если законы сделались их врагами, они станут врагами законов; и всегда будут опасны те, кому есть на что надеяться, но нечего терять»[272].
В эти несколько месяцев – период, которому не суждено было повториться – Францию наводнили такие опасные женщины. Общество, вышедшее из-под контроля, отбросило все традиционные нормы и принципы, а восстановить или заменить их еще не успело; взбаламученное сверху донизу, оно, как и общество американского фронтира, открывало амбициозным, сильным и бесстрашным широкие возможности. Одной из первых, явившихся из безвестности и взлетевших на высоты, прежде для женщины немыслимые, стала сложная фигура Теруань де Мерикур. Одаренная певица, учившаяся пению в Лондоне и Неаполе, успешная куртизанка, сколотившая состояние в дореволюционном Париже, она, одетая амазонкой, возглавила поход на Бастилию, позже, в том же году – женский марш на Версаль, а три года спустя, в 1792 году, при атаке на Тюильри командовала батальоном «амазонок».
Но Мерикур была не просто «воительницей». Любимица политических клубов, она активно участвовала в революционных дискуссиях, а затем, создав несколько женских политических клубов, вовлекла в идейное брожение прежде незаметных и неслышных «гражданок». Оказалось, впрочем, что она пожертвовала своим богатством и даже рискнула жизнью ради дела, которое впоследствии ее предало: в разгар Террора связав себя с умеренной фракцией, она утратила популярность и однажды была жестоко избита теми самыми парижанками, за интересы которых боролась. Это потрясение погубило ее рассудок, и остаток жизни она провела в приюте для душевнобольных.
Действия де Мерикур даже в период ее наибольшего влияния нелегко оценить. Современникам, даже по стандартам того времени, нередко казалось, что она презирает все законы, обычаи, даже саму человечность: так, во время нападения на Тюильри она использовала свое влияние на толпу, чтобы убедить ее схватить журналиста, высмеивавшего ее в памфлетах, и линчевать у нее на глазах. Репутация «вампира» сохранялась за ней до самой смерти: «Одним из последних ее убийств стало убийство молодого Флеминга, как говорят, первого ее соблазнителя. Она… отрубила ему голову собственной рукой… затем, впав в некий маниакальный экстаз, плясала среди потоков крови, распевая революционную балладу»[273].
И в пламенной ненависти к Старому режиму, и в жажде его уничтожения де Мерикур была отнюдь не одинока. «Мир отбросит нас назад, – страстно писала Манон Ролан. – Мы возродимся только через кровь»[274]. Одаренная интеллектуалка, всего добившаяся самообразованием, мадам Ролан царила в салонах, как на улицах – де Мерикур, оттачивая и формируя политическую теорию революции как своими трудами, так и личным влиянием. Действуя не в условиях полного равенства с мужчинами – первые ее радикальные сочинения выходили под именем мужа, а расцвет влияния пришелся на 1792 год, когда муж стал министром внутренних дел – Ролан, однако, сделалась всеми признанной движущей силой умеренной партии жирондистов. Ее карьера представляет собой один из самых ранних случаев в истории, когда женщина открыто и по праву, в силу своих личных заслуг, заняла ключевое место в мозговом центре крупной политической организации.
Стоит заметить, что эти женщины, в отличие от предыдущих подобных случаев, уже не только обслуживали политические интересы мужчин. Именно на почве Французской революции впервые расцвели и начали приживаться революционные идеи феминизма. До того мы встречаем, по большей части, лишь разрозненные импульсы, семена, падающие на каменистую почву человеческой мысли и уносимые бурными ветрами. Только во Франции уже много лет обсуждался «la question des femmes», женский вопрос, причем основные идеи и аргументация его были сформулированы женщинами, такими как Мари де Гурне. Мари, приемная дочь Монтеня, страстно отстаивала право женщин на образование и безжалостно разила пером любые идеи о природной женской «неполноценности». Ее независимость, отказ от женских украшений, безделушек, заискивания и покорности перед мужчинами, так же ярко маркируют в ней протофеминистку, как книги «Egalité des Hommes et des Femmes» [ «Равенство мужчин и женщин»] (1622) и «Grief des Dames» [ «Жалоба дам»] (1626). Но теперь вызовы, протесты и требования феминизма были собраны воедино и приняли внятную политическую форму, какую мы видим в «Обращении женщин третьего сословия к королю»:
…все женщины третьего сословия рождены в бедности. Образование им дают ничтожное или пренебрегают им вовсе… В возрасте пятнадцати или шестнадцати лет девушка может заработать не более пяти-шести су в день… Бесприданницами выходят они замуж за неудачливых ремесленников и влачат жалкое существование… рожая детей, которых не в силах прокормить… Женщины, не сумевшие выйти замуж, проводят годы старости в слезах, презираемые даже ближайшими своими родственниками. Дабы избавить нас от этих несчастий, мы просим вас, Сир, воспретить мужчинам заниматься теми ремеслами, что являются прерогативой женщин[275].
Учитывая, что женщины в это время жестоко страдали от наплыва в традиционные женские ремесла мужчин, уже зарабатывавших в среднем по тридцать су в день, в то время как женщине не удавалось получить больше четырнадцати-пятнадцати, требование выглядит очень умеренным – и это впечатление подтверждает робкий финальный дисклеймер: «Мы просим, Сир, чтобы нас обучали и давали нам работу не для того, чтобы покуситься на авторитет мужчин, но чтобы иметь средства к существованию». Памфлетисты-мужчины, как маркиз де Кондорсе, не скованные в выражениях, с куда большей смелостью привлекали внимание к трудам и скорбям женщин, превратившим женский пол в «третье сословие третьего сословия»:
Возможно ли более убедительное доказательство силы привычки, тяготеющей даже над людьми просвещенными, чем то, что на принципе равных прав настаивают в пользу трехсот или четырехсот мужчин… но забывают о нем в случае двенадцати тысяч женщин?[276]
Но именно женщина впервые развернула над Францией полноценный флаг феминизма, вместе с боевым кличем: «Мужчина, способен ли ты на справедливость? Об этом спрашивает женщина…» В начале Революции французская конституционная ассамблея провозгласила «права человека». В сентябре 1791 года Олимпия де Гуж ответила на это настоящим феминистическим воззванием – «Декларацией прав женщин»:
Женщина рождена свободной и имеет такие же права, как и мужчина… Закон должен быть выражением общей воли: в создании его должны участвовать все граждане, мужчины и женщины… он должен быть един для всех… Все граждане, будь то мужчины или женщины, равные в глазах закона, должны иметь право избираться и назначаться на все общественные должности, позиции и профессии, соответственно своим способностям, без всяких иных критериев, кроме своих добродетелей и талантов[277].
Даже по тем временам документ был революционный. Дальше – больше. Будучи, как и Манон Ролан, в интеллектуальном плане самоучкой, де Гуж, однако, сумела заглянуть вглубь очевидных социально-экономических бедствий француженок и увидеть корень зла: она показала, как проблемы женщин, отражаясь друг в друге и друг друга подпитывая, стягиваются во все более тугой узел – порочный круг лишений. Низкие зарплаты и безработица среди женщин, писала она, вызваны недостатком образования – и, в свою очередь, заставляют женщин рано вступать в брак или гонят на улицу; недостаток образования дает мужчинам причину отказывать женщинам в политических правах; отсутствие политических прав не дает женщинам возможности выступить за какие-либо реформы, добиться права на образование, равенство
