Истинная правда. Языки средневекового правосудия - Ольга Игоревна Тогоева

колдовстве и ереси и сожженного на костре в 1440 г. Предварительное обвинение, выдвинутое против бретонского барона, включало абсолютно все его предполагаемые проступки: от вооруженного нападения на замок Сен-Этьен-де-Мер-Морт и многочисленных убийств малолетних детей до занятий алхимией и вызова дьявола. Дело Жиля де Ре рассматривалось как церковным, так и светским судами и завершилось вынесением двух приговоров[563].

Так – в идеале – должно было случиться и с Жанной д’Арк, хотя мы вряд ли когда-нибудь узнаем, почему руанские судьи пошли на нарушение процедуры. Было ли это результатом спешки и желания поскорее избавиться от сложного и неоднозначного процесса и от странной обвиняемой – или причина крылась в другом, уже не важно. Интерес для нас в данном случае представляют не ошибки следствия, а внутренняя логика списка Жана д’Эстиве, указывающая, что изначально планировалось провести два процесса, светский и церковный, в полном соответствии с нормами права. Следовательно, и сам список обвинений вовсе не являлся документом, содержащим исключительно ложь и выдумки. Напротив, он был составлен по всем правилам и включал всю информацию, известную о Жанне д’Арк.

Если бы светский процесс все же состоялся, его основой стали бы два пункта, предусмотрительно включенные прокурором трибунала в общий перечень преступлений – колдовство и проституция. Первое из них поставило бы под сомнение законность притязаний на королевский трон дофина Карла, доверившегося обычной ведьме[564]. Его власть, полученную не от Бога, а из рук пособницы дьявола, невозможно было бы признать законной[565]. Что же касается обвинения в проституции – такого незаметного и незначительного на первый взгляд, – то ему, как мне представляется, была уготована особая и весьма важная роль. Об этом, в частности, свидетельствовало то внимание, которое было уделено вопросу о девственности Жанны на процессе по реабилитации. Снова и снова возвращаясь к этой теме, судьи тем самым стремились свести на нет любые домыслы о якобы распутном образе жизни нашей героини[566]. Позднее к данному вопросу обращался и Тома Базен, специально изучавший материалы процесса 1431 г.: «Но она утверждала, что дала обет безбрачия и что она исполнила его. И хотя она долгое время находилась среди солдат, людей распущенных и аморальных, ее ни в чем нельзя было упрекнуть. [Скажу] больше: женщины, которые ее осматривали и проверяли, не смогли ничего найти [предосудительного] и объявили ее девственницей»[567].

Вполне возможно, что обвинение в проституции изначально планировалось связать с обвинением в колдовстве. Здесь Жан д’Эстиве мог использовать известные ему материалы ведовских процессов, для которых подобная зависимость являлась само собой разумеющейся. Однако в данном случае речь шла не о реальных фактах биографии обвиняемой, поскольку девственность Жанны подтверждалась не один раз и, в том числе, уже во время процесса. Обвинение в проституции, выдвинутое против нее, следует, как мне кажется, рассматривать исключительно в символическом ключе – точно так же, как историю Юдифи. Если допустить, что в его основе лежала легенда о библейской «блуднице», которая также сняла осаду с города, но добилась своей цели самым неблаговидным, а, следовательно, незаконным путем, то оно должно было впоследствии развернуться в наиболее серьезное светское обвинение, которое можно было бы выдвинуть на тот момент против Жанны д’Арк, – обвинение в ведении несправедливой войны.

Не об этом ли писал Жан д’Эстиве в статье LIII своего заключения, объявляя Жанну военачальником против воли Бога? Не потому ли так настаивали на сомнительном облике французской героини ее противники, подробным образом перечисляя всех ее возможных любовников[568]? И не по этой ли самой причине ее сторонники, пытаясь объяснить себе и окружающим загадку столь неожиданно постигших девушку неудач, списывали их на потерю ею девственности[569]?

Впрочем, завершая рассказ о процессе Жанны д’Арк, необходимо – справедливости ради – заметить, что среди героев Столетней войны она была не единственной, против кого выдвигалось обвинение в колдовстве. От него пострадали и некоторые из самых ближайших ее соратников. Так, герцог Жан Алансонский дважды – в 1458 и 1474 гг. – представал перед судом по этой причине. Во второй раз ему даже вынесли смертный приговор, но герцогу повезло: он умер через два года в заключении[570]. Трагичней сложилась судьба другого компаньона Орлеанской Девы – бретонского барона и маршала Франции Жиля де Ре. Ему инкриминировались занятия колдовством и алхимией, а также многочисленные убийства детей. Признанный виновным, Жиль де Ре был казнен 29 октября 1440 г. К особенностям его процесса мы теперь и обратимся.

Глава 7

Сказка о Синей Бороде

«Жил-был человек, у которого были красивые дома и в городе и в деревне, посуда, золотая и серебряная, мебель вся в вышивках и кареты сверху донизу позолоченные. Но, к несчастью, у этого человека была синяя борода, и она делала его таким гадким и таким страшным, что не было ни одной женщины или девушки, которая не убежала бы, увидев его.

У одной из его соседок, почтенной дамы, были две дочки, писаные красавицы. Он попросил у этой дамы одну из них себе в жены и предоставил ей самой решить, которую выдать за него. Но они, ни та ни другая, не хотели за него идти… так как ни одна не могла решиться взять себе в мужья человека с синей бородой. Кроме того, они боялись еще и потому, что этот человек уже не раз женился, но никто не знал, куда девались его жены».

Все мы хорошо знаем продолжение этой сказочной истории, записанной Шарлем Перро. Синяя Борода пригласил даму к себе в гости, и в конце концов ее младшая дочь решила, что борода его «вовсе уж не такая синяя… и что он замечательно вежливый человек». Была сыграна свадьба, а через месяц молодая жена оказалась в замке одна со связкой ключей и запретом входить в комнату «в конце большой галереи нижних покоев». Именно там она, не в силах побороть любопытство, и обнаружила всех прежних жен Синей Бороды – «трупы нескольких женщин, висевшие на стенах». Запрет оказался нарушен, и от смерти несчастную спасло лишь вмешательство братьев, приехавших ее навестить: «Синяя Борода узнал братьев своей жены… и тотчас же бросился бежать, чтобы спастись, но оба брата бросились за ним… Они пронзили его своими шпагами насквозь, и он пал бездыханным»[571]. (Илл. 31)

По классификации Аарне – Томсона эта сказка относится к типу Т312 или Т312А и является волшебной[572]. И хотя Перро записал ее в XVII в. во Франции, отдельные ее мотивы и сходные с ней сюжеты обнаруживаются в более ранних произведениях, происходящих из весьма отдаленных регионов.

Как мы знаем, у последней жены Синей Бороды нет имени, но