Порнограф - Сергей Валяев

В глазок увидел искаженную физиономию молоденькой барышни. Она скалилась перед собой, как жрица любви на Тверской, заманивающая клиента в свою чмокающую и опасную ротовую полость.

Под настойчивые и наглеющие звуки я вернулся на кухоньку. Мои друзья нервничали — что происходит, чертов папарацци? Ничего страшного, сказал я, Александра, вспомни уроки князя. Ты уверен, спросила девушка и открыла сумочку. А Костька Славич — рот, когда увидел ТТ.

— Так надо, — предупредил товарища, — не бойся, ты находишься под надежной защитой.

— Я не боюсь, — клацал челюстью, — а что такое, Ванечка?

— Скоро узнаем, потерпи, — и удалился тенью в комнату. Там была египетская тьма, но местность была хорошо знакома по сумасбродным ночам любви. С милыми и безотказными, как пони, сокурсницами.

Дверь на балкон была открыта, словно приглашая неожиданных гостей в неприступное жилье. Если развитие событий проходит по военным законам, то скоро должны предстать на балконных перильцах бойцы передового отряда имени красного командира Фирсова. Я снял предохранитель на «Стечкине» для их вежливой и возможной встречи.

Как в таких случаях утверждают хреновы романисты, время тянулось мучительно долго. Наступала гроза — в небе трещали искрящиеся сухие ветви гигантских молний. В такую погодку приятно лежать с любимой после сексуально-потливой потехи, тянуть сигаретку с марихуаной и бредить сказками о барвинковых Барбадосах. Или убивать того, кто выполняет заказ желающего вписать твое Ф.И.О. в бухгалтерскую книгу учета — в графу «потери».

Мощная молния исполосовала беременное брюхо небосвода и (после удара грома) оттуда обрушились потоки воды. Или потоки крови?

Порывы дождливого ветра рвались на балкон, окропляя старую рухлядь и кинутые, как одежда, надежды…

Потом на фоне разбушевавшегося ливня, штрихующего небо, как дети ватман, я увидел тень, она была подвижна, ловка и натренированна. Верно, это был профессионал своего непростого и трудного дела. У него все бы получилось, да вот незадача — это был не его вечер и рука Господа уже вписывала его имечко в свой толстый фолиант учета грешных душ, отправляющихся прямым ходом в преисподнюю.

— Эй, — сказал я счастливчику. — Хорошая погода, неправда ли?

Он меня не понял — я хотел только добра и сочувствия, что-что, а человеколюбия у меня не отнимать. Увы, мои добросердечные желания были истолкованы неверно. Боюсь, тому помешал «Стечкин», я о нем совершенно позабыл, держа в руках исключительно ради забавы.

Мой невинный вопрос и профилактический выстрел в лоб пробили нервной конвульсией лазутчика и я увидел нетвердый взмах его рук… и после… вздернутые к небу ноги в модных башмаках от Серджео Росси с кожаной итальянской подошвой.

Такая вот неприятность — труп в воздухе, а после на земле, однако спрашивается, какой дурак в наш кислотный дождик с громом и молнией носит столь ненадежную обувку? И вообще ходит на вечерний освежающий моцион без противогаза, бронежилета и ручной ракетной системы «Земля-воздух»?..

Театр военных действий

(часть третья)

Утверждают, что убивать или быть убитым — это одно и тоже. Не знаю. Лучше обойтись без этих радикальных изменений. В своей жизни. И других тоже. А что делать, если существует прямая угроза уничтожения тебя как боевой единицы? Тогда выбирать не приходиться.

Да, я взял на себя функции Господа нашего, и меня оправдывает лишь то, что я не привык уходить от проблем текущего дня по чужой воли. А поскольку эти проблемы бесконечны, то, думаю, я вечен.

… Дождь закончился, но начиналась война. О чем я и сообщил своим друзьям по возвращению в дом родной. Вместе с новым бойцом в лице Костьки Славича, который ничего не понимал и думал, что я шучу. Как всегда. Пришлось признаться о выстреле на ночном балконе, так удачно совпавшем с ударом грома. Мой приятель схватился за голову: этого не может быть?! Его успокоили — ещё как может быть.

— Ваня, — в ужасе вопросил Костька. — Ты убил человека? Как мог?

— А ты хотел оказаться на его месте? — удивился я. — Тогда прости, что твоя мечта…

— Как это? — возмутился зануда. — Я никому плохого не сделал, чтобы меня… И вообще, в чем дело, товарищи?

Я попросил Александру, чтобы она взяла шефство над несчастным простофилей, ибо он начинает действовать мне на нервы. Как лазутчик на балконе. И я за себя не отвечаю. Девушка заметив, что нервы надо лечить водными процедурами, пригласила нового друга в свою обитель — послушать классическую музыку. А мы остались, чтобы выработать единую тактику будущих своих действий.

Не возникало никаких сомнений, что наша чрезмерная активность заставила противника предпринять ответные меры. Следовательно, мы находимся на верном пути. Дело остается за малым — открыв Театр военных действий, принять в нем посильное участие. И не в качестве статистов, но одних из заглавных героев. Хотя возникало впечатление, что несколько самонадеянных лилипутиков мечтают столкнуть лбами двух титанов, не понимая чудовищных последствий этой сшибки. Для всех участников сценической постановки.

— А если Берековский пойдет на попятную? — предположил дальновидный Мойша.

— В каком смысле?

— Вдруг передумает идти войной?

Мы порассуждали на эту тему и пришли к выводу, что запись, которую мы сладили с помощью «жучков», очень даже может нам пригодиться. В крайнем случае. В качестве компрометирующего материала. Для господина Лиськина тот будет рад услышать объявление войны открытым текстом.

— Ох, вляпаемся мы, как братец-лис в смолу, — вспомнил английскую сказку господин Могилевский.

Мы его успокоили: чему быть, тому не миновать. Главное, чтобы не в говно. На этом полуночное совещание закончилось — Сосо взял на руки прикорнувшую на тахте Софочку и удалился в её комнату; я же отправился к любителям классического музона и своим мужланским появлением нарушил гармонию филиала концертного зала имени П.И.Чайковского. Мне тоже нравится музыкальная классика: молчание — золото, а слово — серебро, моя любовь бесценное добро, слова любви нам нелегко сберечь, так сохраним молчание наших встреч. То есть сиди с умным видом и делай вид, что наслаждаешься адажио Генделя, и никаких проблем. С любимой.

— «Уж полночь близится, а Германа все нет», — ляпнул. — Я вместо него, господа!

— Да, Лопухин, вы не граф, — фыркнула Александра и, кажется, по этой уважительной причине выпроводила крестьянского сына из своей светелке; вместе с другим дворовым — Костькой Славичем.

Последний, бредущий по кишечному тракту коридора, уже ничего не понимал — почему он здесь и как так могут жить люди? В конце просвещенного ХХ века. Могут, успокоил я товарища, и даже счастливо.

По возвращению в комнату мы обнаружили таких счастливчиков: человека и кота, почивающих на тахте. Хорошо, что у меня нет бегемота, сказал я, плюхаясь на пружины. А я куда, задумался Костька Славич, не привыкший к таким простым и надежным удобствам.

— Подвинь кота, — посоветовал я, — или накройся им, как ковриком.

И на этом трудный день закончился — маленько попинав друг друга, люди и звери притихли, как бойцы в окопах перед смертельно-опасной атакой.

Я спал без сновидений и только под утро из-за кактуса выплыл призрак бабки Ефросинии. Он был озабочен и грозил мне пальцем: ох, милок, с огнем играшь. На что я отмахнулся, мол, ничего, бабулька, рыли могилку на совесть, чай, не себе…

И проснулся от ора — моя рука гуляла по лицу Костьки Славича, который спросонья принял её за костлявую ладошку своей смертушки. Перебудив весь дом, мы совершили веселый подъем: кот летал меж нас, как белка-летяга, и душераздирающе матерился на своем зоологическом слогане. Потом утренний туалет и зарядка. Насчет физических упражнений, конечно, шутка, а все остальное правда. За чаем мы окончательно распределили роли в новой театральной постановке, обещавшей быть занимательной для публики, которая мечтала увидеть энергичное эстрадно-кровопролитное представление.

Я и Александра отправлялись на дежурство под стены банка «Дельта», князь Сосо и княгиня София — отслеживать передвижения шоумена, у господина Могилевского была задача (с помощью друзей) проникнуть с познавательной целью в Министерство финансов, чтобы пронюхать хотя бы что-нибудь о программе «'S», коллега Костька Славич оставался за дежурного, отвечающего за материальную часть комнаты и кота. Наш друг попытался было протестовать, да мы некстати начали вооружаться, и его желание принять участие в акциях устрашения противника исчезло само собой.

Утренний город после дождя был приятен для глаза. Прохожие прыгали через лужи и казалось, что они гоняют между собой солнечные мячи. В набухших деревьях ещё путалась ночь.

Такое впечатление, что её не было, этой ночи. Следовательно, и нет трупа, плюхнушего мешком с костями на капот машины. Авто обиженно взвыло охранительной сиреной — и вокруг него замелькали тени. Я не стал разбираться кому принадлежат эти тени… Живым или мертвым?..