Порнограф - Сергей Валяев

Валяев Сергей

Порнограф

Роман-версия

Кто ходит по высочайшим горам, тот смеется надо всеми трагедиями мира.

Неприкасаемые

(часть первая)

Все! Так жить нельзя. Нельзя, Ванечка, сказал я себе. Выразился бы куда энергичнее, да будучи журналюгой со стажем сдержал эмоции. Нас учили в МГУ: долой чувства, главное — факт. Факт бытия интересен нашему потенциальному читателю, а все остальное, друзья мои, душистая парфюмерия, утверждал профессор Воскресенский. Никого не интересуют личные переживания щелкопера, коллеги мои, никого. Как же так, профессор, удивлялся я под смешок аудитории, факт вроде конфеты должен быть в красивой обертке, иначе не притянет внимания.

— Притянет-притянет, молодой человек, — отмахивался преподаватель, постоянно интересуясь моей фамилией. Профессор был стареньким, плохо слышал, страдал склерозом, и ему казалось, что в его оппонентах ходит весь «поток». Через пять лет наших пререканий он наконец начал узнавать меня и, подлавливая в коридоре перед лекцией, грозил пальчиком. — Факт, батенька, факт, и никаких фантазий, господин Лопушкин.

— Я — Лопухин, профессор, — страдал. — Ло-пу-хин. Ударение на втором слоге.

— Вот именно, господин Лепухин. Лепите из себя человека, а все остальное приложится.

Выполнял его пожелания плохо — и теперь имею то, что имею: трех бывших жен, десятилетнюю дочь, комнату в коммунальной квартире, одноименного кота, обжору и ворюгу, пыльный старый кактус, подаренный прабабушкой Ефросинией, которая иногда является из мира теней, печатную машинку без букв «б», «п» и «х», три табурета, невозможно скрипучую тахту, ч/б телевизор «Рекорд» и страстное желание с понедельника начать новую жизнь, как абитуриент перед экзаменом по языкознанию.

И жизнь моя будет прекрасна и удивительна. Потому, что буду говорить всем правду и ничего, кроме правды, включая бывших жен, которых у меня, повторю, три. В мои неполных тридцать три. Какой кошмар!

Как тут ни нервничать. Ис. Христу удалось пятью хлебами накормить пять тысяч соплеменников, а я не способен… соответствовать, как выразилась первая супруга Асоль, материальным запросам ячейки общества. В переводе на язык трудовых масс: не плачу алименты дочери Марии. Девочка живет с мамой, бабушкой (бывшей моей тещей) и дедушкой. Ребенка воспитывают в духе времени: деньги — товар. Есть у папы гонорар — есть прогулки с дочерью. А чаще ни гонорара, ни прогулок. Какие могут быть у бумагомараки выплаты? Свободное слово у нас ломаного гроша не стоит.

Когда удача-таки нам с Марией улыбается, мы идем в парк, где на чистом озерном блюдце плавают кряквы и белые лебеди. Дочь любит мороженое и задавать вопросы. Вопросы очень простые, и на них нет никакой возможности ответить. Почему мороженое сладкое и вкусное, вода мокрая и плещется, небо синие и большое, деревья шумят, это они так между собой разговаривают, а дядя с тетей зачем складываются в кустиках, и почему, папочка, у меня фамилия такая — Цырлова?

— Это фамилия мамы, — отвечаю и вру. — Очень хорошая фамилия, выразительная.

— А мне не нравиться, — вздыхает Маша. — Я хочу твою.

— До нее, малыш, нужно как бы дорасти.

— Заслужить?

— В какой-то степени, — и отвлекаю любопытное чадо птицами, делающими шумную попытку взлететь над озером.

Они не могут этого сделать. По рядовой причине — обрезаны крылья. И лебеди беспомощно колотятся над водой, как в силках. Они напоминают мои попытки вырваться из сетей обстоятельств. Но когда человек сам себя опутывает путами?

Как я мог жениться на девушке с именем Асоль по фамилии Цырлова? Асоль Цырлова — звучит, точно скрипичный концерт И.С. Баха № 6 в продуваемом холодном переходе подземки, не так ли? Меня оправдывает лишь то, что узнал полное Ф.И.О. брачующей только в ЗАГСе, подмахнув документ, утверждающий, что отныне мы муж и жена. Муж и жена — одна сатана, это про нас. А теща в качестве бесплатного приложения, как корейская соя в праздничном наборе для ветеранов войны?

Не успел разойтись и прийти в себя от крепких семейных уз появилась девушка Ая. Ее папа был собаководчиком и разводил цацей, цац-шнауцеров и цац-науцеров. Эта такие породы охотничьих псов. Милые собачки, когда едят и спят. Папа мечтал передать свои знания лично мне — и для начала определил охранять песиков на собачьей ферме. После месяца бессонных ночей я взвыл, как цаца, передавленная грузовиком, и мгновенно развелся. С Аяей, похожей понятно на кого.

Отоспавшись, выбрался на улицу, там была весна, и я влюбился в девушку по имени Аура. Чертенкова Аура — было с чего потерять голову. В первую же встречу она, сраженная моим красным слогом, пала в койку. Ах, Ванечка, как ты чувствуешь стиль! Ах, какая эквилибристика словом. Ах, я вся твоя навеки!.. И я поверил, дурак. Через полгода она превратилась в мегеру, утверждающей, что я банален в образах, пошл мировоззрением и не пора ли мне переквалифицироваться в мерина, чтобы вспахивать дачные огородики и кормить её, изнеженную, блядь, орхидею, не только обещаниями, но и пирожными. Я не выдержал и кое-что сказал по поводу «орхидеи и пирожных»…

И что интересно: все бывшие жены Асоль-Ая-Аура подружились между собой, толстеют без мужской ласки и отныне считаются лучшими подругами. Общая как бы беда сблизила их, и теперь они неизменно перемалывают мне кости и считают своим долгом вмешиваться в мою же личную жизнь телефонными звонками. И поэтому к аппарату не подхожу. По принципиальным соображениям. Когда соседи сообщают, что в трубке плещутся женские голоса.

— Передайте, что я сказал — меня нет и не будет, — рявкаю на любезное приглашение.

Однако — баста, с понедельника начинаю новую жизнь и больше врать не буду. Маленькая ложь, точно камешек в горах, может привести к глобальному камнепаду. С человеческими жертвами. Я всегда хотел казаться лучше, чем есть на самом деле. Девушки очаровывались человеком, читающим под луной стихи Ф. Сологуба: В тени косматой ели Над шумною рекой Качает черт качели мохнатою рукой, а потом выяснялось, что он, подлец, знает всего господина Ивана Баркова: Природа женщин сотворила. Богатство, славу им дала. Меж ног отверстье прорубила И пи… дою назвала и так далее. Неприятно.

Неприятно, когда строишь радужные планы на будущее под Селеной, а после выясняется, что у твоего избранника нет должного уважения к святому местечку, похожему на пещерку, поросшему жасмином, откель вышел весь род людской.

Отныне буду делать все наоборот при знакомстве с представительницами прекрасной половины: читать И.С. Баркова без купюр, а уже потом прочую классическую чисто-поэтическую заумь.

Однако если быть откровенным до конца, то дело не только в личных проблемах, основная загвоздка моего плачевного положения в том, что я ославился во всех СМИ. Своей неуемной фантазией. Вместо того, чтобы лично, скажем, на оленях гецать по чукотской холодной тундре в качестве спецкора журнала «Северные широты», изучая трудный быт коренного населения, я, кулдыхаясь в теплом столичном гнездышке, сочиняю душераздирающий репортаж об охоте на белых медведей. Высокопоставленных членов общества. С такими подробностями, что у читателей кровь стынет в жилах от ужаса. И негодования за изуверство над родной природой тех, кто обязан её защищать нормативными актами.

На главного редактора, как авиационные бомбы, падают мешки с письмами трудящихся, которые требуют немедленного разбирательства с кровожадным автором и его героями. В прессе возникает движение: «Спасем природу, мать нашу!». Открывается валютный счет № 067890356/2. Члены «Гринписа» выставляют пикеты у Дома правительства: «Власть! Не стреляй в медведей, братьев наших меньших!» К ним присоединяются люди с красными знаменами. Администрация вызывает ОМОН и ОБСДОН для наведения конституционного порядка. Начинаются народные волнения: толпы бегут в соседний зоопарк освобождать всех уморенных зверюшек. США и прочие страны мира выражают озабоченность. Международный валютный фонд замораживает свою инвалидную помощь странам СНГ.

И весь этот мировой катаклизм возник лишь из-за того, что Ванечка Лопухин позволил себе пофантазировать, подпустив словесной вольности и некой экзальтированности в репортаже из своего столичного чума.

А кому нужны неприятности? Никому. И поэтому, когда я появляюсь в коридорах СМИ, от меня шарахаются, как от чумы. Главные редакторы баррикадируют двери прелестными безразмерными секретаршами. Многочисленные приятели сочувственно улыбаются в коридорах и заговорщически приглашают пить пиво в Дом журналиста. Прокуренные девицы хихикают и вспоминают за моей спиной мой же репортаж «Парни у огненной реки».

Клянусь — был я на заводе «Серп и молот», был. И даже ходил вдоль главного конвейера и огромных огнедышащих печей. Вместе с инженером безопасности Бряхиным. Было лето, жара и меня пригласили в столовую, чтобы привести обезвоженный организм в порядок. Там было прохладно, пахло вкусным борщом и котлетами, а пиво (в виде исключения) лилось рекой. Все, что говорили мне, я старательно записывал — фамилии передовиков производства, проценты выплавки тугоплавких металлов, километраж стального листажа и проч. То есть сбор информации шел успешно и по полной развлекательной, как тогда полагалось, программе. Утром я обнаружил себя дома с головной болью, но без репортерской сумки. Дело неприятное, да нет таких проблем, которые бы не решил ас журналистского пера. Это я про себя. На память не жалуюсь, и восстановил прошлое во всем объеме с допустимым, разумеется, процентной погрешностью. К моему удивлению, ляпсус оказался такой, что снова вызвал вселенский скандал. Оказывается, мало того, что я переврал все имена и фамилии, но почему-то станколитейный завод превратил в пивоваренный. И потенциальный читатель пришел в глубокое недоумение: то ли у него что-то с восприятием жизни, то ли у корреспондента что-то случилось со зрением. После отравления коксовыми отходами пивного производства.