Порнограф - Сергей Валяев

Новая поездка по ночной столице тоже была приятна и скора. Старая ржавая развалюха фургонила над магистралями, как бомбардировщик дальнего радиуса действия. А в качестве бомб — мы? Наконец из клейкого и теплого вечера выплыла рукотворная громада с сотами освещенных окон. Далекий парадный подъезд манил своим хрустальным неземным светом.

О, пустите-пустите в этот барский сказочный особнячок дворового Ваньку Лопухина, пусть потешит малец свое крестьянское самолюбие да нюхнет духовитого запаха демократических, понимаешь, преобразований, пахнущих газом и нефтью, алкоголем и кровью, сигаретами и палтусом, блядями обоих полов и квотами, наркотиками и разрушенными судьбами, улыбками и аферами, игрой на бирже и речами о родине, выгодными войнами на окраине империи и предательством, ненавистью народа и его нищетой, смертью и деньгами…

К моему удивлению, узнав причину появление нас в столь поздний час, охрана открыла хлипкие ворота и наша раздолбаннная пыхтелка закатилась в зону повышенной, скажем так, опасности. Я снова перебрал на мобильном номерок и сообщил о благополучном нашем прибытии.

— С вами ещё кто-то, уважаемый Иван Павлович? — удивился секретарь, учтивый до тошноты.

— Со мной князь, — рявкнул я. — А что нельзя?

— Можно, — усмехнулся невидимый собеседник. — Но осторожно. — Пошутил, должно. — Вас встретят, господа…

— Нет, я один буду, — предупредил. — У князя мигрень…

Сосо продемонстрировал кулак и АКМ, мол, у него вовсе не это, а синдром усталости от моих идиотских шуточек. Я отмахнулся и предупредил, чтобы он не применял автоматическое оружие. Без особой на то нужды. И отправился к парадному подъезду, оставив боевую единицу в трудных размышлениях и автоматом на коленях.

С невидимой реки тянуло прохладной сыростью, у декоративных фонариков дымилась опаленная мошкара, в прорехах ночного неба замечались мелкие брильянтики далеких холодных звезд. В такую ночку хорошо мечтать, мацая любимую под лопухами, а не трепаться в местах подозрительных во все отношениях. Увы, мой лопушиный край, залитый лунным светом, как водой, пластался в далеком далеко, а я поднимался по презентабельным ступенькам, устланным тяжелой дорожкой, скрадывающей шаги.

В огромном холле отеля для высокопоставленных политических и государственных снобов столпотворения не наблюдалось. Было лишь несколько функциональных фигур по приему дорогих постояльцев. Два молодых человека со стандартными лицами вышколенных комсомоблядских деятелей спешили мне навстречу. Вот интересно: молодежной организации давно уже нет, а члены её остались и благополучно служат новому богу по имени дядюшка Джо.

— Лопухин? — спросил один из них, членов.

— Лопухин, — завредничал я.

— Прошу следовать, — пригласили меня со всей официальностью.

— И далече нам?

— Прошу.

Что и говорить, мои новые знакомые не отличались особым радушием и болтливостью. Были сдержаны в чувствах, как автоматические вибраторы на полках секс-шопа, но дело свое знали: один впереди, другой — позади. Это я про людей. Шаг в сторону — попытка к бегству? Сколько живу, а не понимаю, как подобные особи размножаются? Такое впечатление, что их души секвестированы со дня рождения.

Между тем, мы совершили подъем на лифте, похожем зеркалами на будуар мадам Де Факью. На шестом этаже был передан под опеку более развитому члену бывшей организации по воспитанию подрастающего поколения.

— Лопухин? — протянул руку для рукопожатия.

— Лопухин, — посчитал нужным уточнить.

— Не граф?

— Герцог.

— Тогда милости просим, — засмеялся и сделал приглашающий жест.

Наше путешествие по ковровым дорожкам коридора было недолгим. До полосы света, выбивающейся из-за приоткрытой двери номера 6016. Я вновь был передан в новые руки — двум молодящимся господам с характерными лицами из силовых, как нынче выражаются, структур. Находились СС-овцы в небольшом и комфортабельном холле, освещенном дежурным светом. По их корректному приглашению я плюхнулся в кожаное кресло, похожее на то, бегемотное, куда я, как оказывается, так бесталанно тыкал «жучков».

— Лопухин Иван Павлович, — угадал один из героев новой России и направил на меня лампу, от света коей я тотчас же ослеп, как наш рязанский крот-энтузиаст, прорывший запасной ход в штат Алабама и по этой причине перепутавший все часовые пояса.

— Эй, дядя, — сказал я. — Так дело не пойдет. Что за методы? Я в застенках? Или где?..

И добился своего — наш конфиденциальный разговор продолжился в уютном полумраке. Правда, поначалу мы плохо понимали друг друга. Моих собеседников интересовала вся моя родословная, начиная с IХ века. Кажется, они пытались обнаружить во мне графскую дистиллированную кровушку? В конце концов я заявил, что ночная морока мне порядком остоп()здила, как они сами; я, конечно, могу запечатлеться вместе с ними на долгую память, однако это не есть решение проблемы, из-за которой, собственно, мы здесь все собрались.

— Ну хорошо, — согласились со мной. — Предположим, что вы, молодой человек, говорите правду, а где гарантии, что вы не человек из «Дельты».

— Тогда я из «Омеги», — невольно засмеялся. — Между прочим, банкир уверен, что я человек Лиськина. И что же? После этого не жить?

— То есть вы встречались с Марком Марковичем?

— Почему бы и нет?

— Зачем?

— Чтобы крестить детей, черт возьми, — занервничал я. — Господа, если скажу, что хотел организовать фоторепортаж, вы мне не поверите…

— Фоторепортаж?!

— А почему бы и нет? Я — папарацци, — и взял в руки «Nikon». — Могу и о ваших трудовых буднях…

Меня сдержанно поблагодарили за честь, но отказались, и мы наконец вспомнили о супруге господина Любошица. Мои собеседники хитрыми вопросами попытались было узнать, какие такие отношения между мной и Александрой? Когда мне осточертело изображать ангелочка, я признался, что у нас love, и не только духа, но и плоти…

На этих бесстыдных словах дверь в соседнюю комнату неожиданно отворилась и на пороге… муж?! Я было перетрухал: ну все, сейчас Ваньку сладят секвестр нижнего регистра, да выяснилось, что это господин Степанов Виктор Иванович с которым я имел счастье уже общаться по телефону. Был секретарь сухопар, подвижен лицом и насмешлив:

— Очень. Очень приятно познакомиться, — пожал руку. — Парижский Михаил Михайлович Лопухин не ваш ли родственник?..

— Я знаю дядюшку из Чикаго, — уверенно отвечал я. — По какой-то там линии. Александр Александрович, кажется? Он женился на гречке… в смысле, гречанке, чудная, надо сказать, женщина…

— Что вы говорите?

— Да, наша ветвь… эээ… ветвистая, — изобразил руками гносеологическое древо, толком не понимая, зачем так безбожно вру. — По всему миру, так сказать…

— Прекрасно-прекрасно.

— А где господин Любошиц, что-то я его не вижу? — решил перейти в наступление.

— Он у нас человек государственный, — тонко усмехнулся Степанов. Занятой. И поручил мне решать все вопросы.

— Брезгует начальничек, — сделал я странный вывод. — Не желает общаться с графом из народа?

— Ничуть, — удивился секретарь. — Он больше по экономической части, а здесь, как я понимаю, криминальная…

Я вынужден был согласиться: пахнет уголовщиной, как сыром рокфором в знаменитом педерастически-парикмахерском салоне на Арбате. Тогда какие могут быть вопросы к товарищу Любошицу? Никаких, признался я, но я уже более часа занимаюсь хрен знаем чем, только не поисками выхода из ахового для Александры положения. Меня успокоили — времени достаточно для того, чтобы вырвать из неприятельских лап своевольную заложницу. Господин Любощиц очень огорчен, и прежде всего вызывающим поведением супруги. Всего этого следовало было ждать. Разумеется, меры будут приняты.

— И что? — не понял я.

— Спасибо за помощь.

— И все? — наконец докумекал. — Я свободен? А обмен? Они без меня не будут…

— Будут, Ваня, будут, — твердо уверил в обратном господин Степанов. Мы найдем… хм… консенсус.

— Не уверен, — обиделся я. — Они пойдут войной.

— Слова-слова, — равнодушно отмахнулся секретарь. — У нас есть… эээ… рычаги воздействия.

— Видео?

— Это мелочь, мой друг.

Кажется, аудиенция моя заканчивалась весьма неудачно. При ближайшем рассмотрении я, как товар, оказался залежалым и без знака качества. Я почувствовал себя Ванькой, которого так и не пустили в барскую, осветленную пригожим деньком усадебку; спасибо хоть борзых не спустили.

Право, не могу объяснить внятно, почему, выбираясь из кресельной западни для последующего невыразительного ухода, я признался, что Александру хотят обменять на информацию по программе «S». Интересно, спросил я, что это за проклятая программа, оцененная в человеческую жизнь? Вопрос, право, задал без особого на то глубокого смысла. Скорее всего по профессиональной привычке не оставлять загадок. Чтобы спать спокойно. Итак, я спросил: