Порнограф - Сергей Валяев

— Марк Маркович, — наконец выступил я, краснобай. — Надеюсь, вам можно задавать вопросы по всему спектру проблем, касающихся бизнеса, политики и так далее?

— Разумеется, дети мои, как говорится, вот я весь перед вами, подпрыгнул в кресле, — голенький.

Ну, голеньким мы вас, дружище, уже видели, сказал я себе. И поинтересовался мнением насчет устрашающей криминализации банковского бизнеса, напомнив, что вчера у казино «Подкова» подорвали джип его банковского дома.

— Что вы говорите? — удивился собеседник, валяя дурака. — Вы уверены, молодой человек?

— Говорят, — сдержанно уклонился, пытаясь незаметно извлечь из носка «жучок».

— Не может быть, — всплеснул ручками. — Мне бы доложили, у нас с этим строго.

— Значит, слушок, — понял я «ходы» противника.

— Это можно проверить, — выбросив тело из кресла, как из катапульты, поспешил к столу и каркнул в селектор. — Валенька, будь добр, пригласи Фирсова, — и посчитал нужным объяснить, что это начальник службы безопасности, уж он-то, голубь, владеет всей информацией.

— Странно, — проговорил я, — утверждают, что вы тоже были…

— Где?!

— В «Подкове»?

— Как?

— Казино так называется.

— Вот люди, — искренне возмутился Марк Маркович. — Друзья мои, я не играю в азартные игры.

— Действительно, Ваня, что ты к человеку… — нервно всхлипнул Костька Славич, чувствуя, что ласковый репортаж ни о чем не склеивается.

— А что я? — развел руками. — Это к слову. Живем, как на вулкане, — и сумел таки засадить «жучок» в кресло. — Черт знает что вокруг — взрывы, пальба…

— Лучшая защита от таких неприятностей — это глубокая нищета, позволил себе пошутить банкир. — Трудные времена, господа, трудные. Знаете, в армии, когда проводят широкомасштабные учения… ну как на войне… военачальники планируют, да-да, планирует процент потери среди солдатского состава. Процент смерти, так сказать. Ну там… ноль целых, две десятых. Три-четыре души… А? — указал глазами на потолок. — А у нас какой процент? Ого-го… На порядок выше, дорогие мои, на порядок.

— Верно, Марк Маркович, — снова выступил я. — На днях депутата пристрелили. Как его… Жохов, кажется? На Садовом, среди белого дня. Вот веселые дела, да?

Тень печали упала на чело нашего героя, он пожевал губами и более внимательно взглянул на меня, словно пытаясь понять, что за ехидна восседает в кресле — то ли простак-мудак, то ли журналюга-хитрюга, то ли чичероне отечественной мафии, прибывшей с познавательной целью?

Неожиданная телефонная трель сорвала все эти подозрительные размышления. (Мои друзья, действуя по плану, произвели этот своевременный звон. По личному аппарату господина Берковского.) Тот цапнул трубку и произнес:

— Да, слушаю?

Я изобразил скучающий видок, наблюдая краем глаза за реакцией героя на неприкрытый шантаж по поводу его тесно-телесной связи с господином Жоховым, когда тот ещё успешно выполнял свои депутатские обязательства. Надо признать: банкир достойно держал удар — отвечал сдержанно, не хлопоча лицом, как это часто делают политические лидеры в минуту опасности для их сладкой власти. В такие минуты они покрываются трупными пятнами, мечут из себя страшные громы и молнии, а также гневные тирады о своих врагах, покушающихся якобы на основы демократии, мол, несмотря ни на что, мы забьем последний осиновый кол в тушку коммунизма, мать вашу оппозиционеров так!

— К сожалению, я сейчас занят, но думаю, сумеем договориться, проговорил директор, заканчивая малосодержательную беседу. Слабый румянец проявился на его обвислых щечках, он их помял, потом вспомнил о нас. Вот… предлагают выгодную сделку… надо думать. — Взял себя в руки. Так, на чем мы остановились?

Я напомнил о том счастливчике, коего угостили свинцом от пуза. И депутатский иммунитет не выручил, вот беда какая. Беда-беда, согласились со мной, задумываясь о коротком нашем пути, могущем прекратиться в любой миг. Что наша жизнь — всего одно мгновение, но хоть на капельку продлится пусть.

В эту минуту общего огорчения на подмостках жизни появилось новое действующее лицо. Крепыш средних лет из бывших органов, когда-то обеспечивающих безопасность страны. Не выказывая никаких чувств, взглянул на гостей хозяина, то бишь нас. Если бы ему вдруг вздумалось поприветствовать нас рукопожатием, то, боюсь, случился бы казус, поскольку я зажимал в ладошке «жучок», не успев того засадить в чужой, скажем так, огород.

— Игорь Петрович, — всплеснул руками банкир, — чудные дела творятся у нас, как утверждают молодые люди.

— Я ничего не утверждал, — поспешил с опровержением Костька Славич.

— А что такое? — улыбнулись нам. — Не получили свои проценты?

Я едва не свалился с кресла — ничего себе шуточки. Или мы уже раскрыты службой безопасности и нам грозят известными «процентами смерти»? К счастью, оказалось, что это и правда шутка. Не слишком, на мой взгляд, удачная. И пока я переводил дух, господин директор объяснил суть проблемы.

— Увы, ошибочка вышла, граждане, — развел руками главный секьюрити. Мы не посещает увеселительных заведения. Принципиально. И времени нет, право.

— Совершенно верно, Игорь Петрович, — подтвердил господин Берековский. — Ох, эти наши щелкоперчики, такие фантазии?..

Каясь, я развел руками и засадил наконец «жучка» в бегемотную кожу кресла и, чтобы не терять темпа по прессингу противника, задал новой вопрос:

— А, говорят, вы, Марк Маркович, любите классическую музыку?

— Люблю, — последовал ответ с незначительной заминкой. — Я люблю все прекрасное, — и указал на абстракционистское полотно. — Вот, французский мастер… Как его?.. Мишель Платини… Как там бишь: «Рождение планеты Бурь». Впечатляет?.. Какая энергетика, экспрессия?..

— Красиво, — выступил Костька Славич, наступая на мою ногу в надежде остановить зарвавшегося чертового папарацци.

— Овощной салат, — сказал я, решая взламывать банковскую систему неожиданным (даже для себя) «ключиком». — А вы знаете, я что-то похожее видел у господина Лиськина.

— Да? — с прокисшей ухмылкой спросил банкир. — Не может быть? Это произведение оригинальное. В единственном экземпляре.

— Похожее, говорю.

— И хорошо вы знаете господина Лиськина? — спросил главный секьюрити, интересуясь моим «Nikon».

— Интервьюировал однажды. Между нами, господа, удивительный сноб… Позер и любит съемки, как модель, — и будто бы вспомнил. — Да, господа, надо запечатлеть, так сказать, трудовой процесс… — и поднялся на ноги.

— Не надо, — решительно проговорил главный телохранитель. — Лучше не надо.

— Почему, Игорь Петрович? — прикинулся я без труда валенком.

— Видите ли… как вас?

— Иван Палыч меня.

— Так вот, Иван Палыч, зачем господину Берековскому эта мирская суета и слава? Он не сноб и не позер, как некоторые члены общества, а человек ответственный, человек дела, человек, держащий, так сказать, руку на пульсе времени.

— Так вот… о таких людях… надо… держащих…

— Не надо!

— Как это не надо, когда надо. Которые держат.

— Что держат-то?

Пока мы столь драматически выясняли наши отношения, директор пригласил Костьку Славича к столу и там вел с ним беседу на отвлеченную тему. Не о банковских ли ставках? Какой там нынче процент жизни? А смерти?

В конце концов меня убедили в том, что лучше будет отложить фоторепортаж до лучших времен. Вот закончится период первичного накопления капитала, молвил главный секьюрити, тогда милости просим. Я засмеялся: тогда наша встреча первая и она же последняя.

— Ну, это как карта ляжет, Иван Палыч, — улыбнулся Фирсов.

— А утверждаете, что не балуетесь в азартные игры, — фамильярничал я.

— Вся жизнь — игра, — отвечали мне, цитируя классиков наизусть.

Словом, расставались мы заклятыми друзьями. Господин Берековский заметно расстроился от нашего вульгарного посещения, однако силился достойно держать пинки судьбы. Вот так всегда: ждешь приятной беседы о французском, блядь, абстракционизме, а тебя по лбу обухом отечественных проблем. А то, что они возникли, не было никакого сомнения. Хотя я продолжал валять дурака и делать вид, что вопросы банковского бизнеса волнуют меня, как покойника дожди, размывающие холмик его могилы.

— Прошу прощения, — наконец не выдержал директор. — У нас, кажется, Игорь Петрович, встреча в ХЕР ойле?

Конечно же, главный телохранитель подтвердил, что пора готовиться к выезду в нефтяной концерн, и мы, репортеришки, были вынуждены ретироваться.

Дальнейшее происходило с точностью наоборот — сначала мы раскланялись с Шахерезадой и двумя атлетами, потом с дамой, изображающую синтетическую принцессу, потом покинули банк «Дельта» через бронетанковую дверь и рухнули вниз, в кабине, естественно, лифта.