За нашу и вашу свободу: Повесть о Ярославе Домбровском - Лев Славин

— Нет, признаться… Очень глупый?

— Вы спросили немного прерывающимся голосом, от робости, наверно: «Вы, Николай Гаврилович, считаете будущей формой правления республику?»

— А! Вспомнил! И ответ отлично помню: «Народ не станет защищать форму ради формы. Народ должен получить от данной политической формы существенные выгоды». И еще мне запомнилось — не в тот раз им было сказано, в другой. «Правление, — сказал Николай Гаврилович, — должно перейти в руки самого низшего и многочисленнейшего класса — земледельцы плюс поденщики плюс рабочие так, чтобы через это мы были избавлены от всяких переходных состояний между самодержавием и управлением, которое одно может соблюдать и развивать интересы массы людей».

— Как хорошо вы это запомнили!

— Это стало моей заповедью, Ольга Сократовна.

— А помните, кто вас привел к нам в первый раз?

— Хорошо помню: Сераковский.

— Замечательный он, правда? Николай Гаврилович его очень любит.

Домбровский опустил голову. Ольга Сократовна встревожилась:

— Нехорошо с ним?

— Нет его…

Домбровский рассказал Ольге Сократовне историю гибели Сераковского.

Она приложила платок к глазам.

— Нет, ничего… Это хорошо, что вы мне рассказали все это ужасное. Это необходимо знать Николаю Гавриловичу, потому что давно уже он задумал писать роман и в нем вывести Сераковского вот таким, каким он был тогда, в те годы в Петербурге…

— Ну, Николай, доставай паспорт, — сказал Шостакович.

Рыбаков положил на стол паспорт. Шостакович вынул из кармана бритву и принялся осторожно подчищать буквы. Домбровский и Рыбаков не дыша следили за его работой.

Шостакович отвел руку с паспортом и посмотрел на него издали, любуясь им, как картиной.

— Ну вот, — сказал он удовлетворенно. — Теперь, стало быть, вы не Ярослав Викторович Домбровский, а Николай Николаевич Рубаков. Фамилия несуразная, ну да ничего, сойдет. Мало ли какие фамилии на Руси есть.

— А как же владелец паспорта? — спросил Домбровский.

— А он, — сказал быстрый на ответы Шостакович, — заявит об утере своего паспорта и получит другой. Он ведь не нашего участка. Но это не все.

— А что еще?

— Прописать надо.

— Вот тут-то и загвоздка, — пробормотал Рыбаков.

— Ну-ну, Колька, не дури. Я сам пойду в квартал и все сделаю, — сказал Шостакович и, накинув пальто, выбежал на улицу.

Действительно, в тот же день он вернулся и торжественно предъявил паспорт, прописанный по всем полицейским правилам.

С паспортом в кармане Домбровский почувствовал себя увереннее. Он уже не сидел безвыходно в комнате. У него появились в городе хлопоты и дела. Первым делом он вернул Шостаковичу плащ и картуз, в котором он имел несколько странный вид, и купил себе шубу, шапку с бархатным верхом и глубокие зимние галоши. Теперь у него был вид солидного провинциального помещика, приехавшего в Москву хлопотать по делам своих земельных угодий. Одно плохо: несколько раз, встретив на улице старших офицеров, он по военной привычке приветствовал их отданием чести, прикладывая руку к своей помещичьей шапке. Тут же он спохватывался, делал вид, что вынимает соринку из глаза или чихает. С трудом избавился он от своих армейских навыков.

Чтобы окончательно сбить с толку сыщиков, Домбровский прибегнул к «военной хитрости». Он отправил Пеле в далекий Ардатов письмо. Но не от своего имени. Письмо это, давясь от смеха, писал Шостакович — конечно, под диктовку Ярослава:

«Многоуважаемая Пелагия Михайловна! По поручению супруга Вашего честь имею уведомить Вас, что он, вырвавшись благополучно из рук своих мучителей в первых числах этого месяца, в настоящее время выехал уже за границу».

Не приходилось сомневаться, что корреспонденция, адресованная жене Домбровского, вскрывается в черных кабинетах жандармерии.

Но самым ловким и до дерзости смелым действием Домбровского было получение им заграничного паспорта. По просьбе Ярослава один из преданных ему студентов зашел к его кузену, титулярному советнику Юзефу Хшонстовскому, с двумя поручениями.

— Первое, о чем мы вас просим, — сказал вкрадчивым голосом студент (это был Ермолов), — достать подлинный текст официального указа об отставке.

Юзеф хмуро кивнул головой.

— Что еще? — спросил он тоном, отнюдь не любезным.

— Ну, а второе совсем легко, — сказал Ермолов, очаровательно улыбаясь и как бы не замечая дурного настроения Юзефа, — лист гербовой бумаги, желательно крупного достоинства и с титулом солидного казенного учреждения, притом имеющего какое-нибудь касательство, хоть и отдаленное, к военному ведомству.

Юзеф замахал рукой:

— Что вы, что вы! Это невозможно!

Теперь нахмурился Ермолов. От былого его благодушия не осталось и следа. Юное лицо его покраснело от негодования.

— Долгом своим почитаю предупредить вас, пан Юзеф, — сказал он сурово, — что в ваших руках судьба вашего брата. Более того: его жизнь!

Пани Дукляна, присутствовавшая при этом разговоре, воскликнула умоляюще:

— Юзик!..

Юзеф буркнул неохотно:

— Ладно. Попытаюсь.

На следующий день текст указа об отставке и гербовая бумага были в руках у Домбровского. Он с удовлетворением убедился, что в конце этого чистого листа была сургучная печать.

За стол уселся Шостакович, который сверх прочих своих достоинств обладал лихим писарским почерком. Домбровский ходил по комнате и диктовал текст указа об отставке. Дойдя до места, где следовало вставить имя, он задумался, впрочем, не более чем на секунду, и продолжал уверенным тоном:

— Полковник фон Рихтер Иван Оттович…

Шостакович поднял удивленные глаза:

— Почему нерусское имя?

— А акцент мой? Забыл?

— А! Из немцев, значит. Разумно. Их пропасть сколько в армии, — согласился Шостакович и продолжал писать.

Бумага украсилась четырьмя затейливыми подписями. Далее наступил самый опасный момент этой рискованной операции: Домбровский отправился в логово врага — в канцелярию генерал-губернатора.

Он к этому времени отрастил себе усы с пышными подусниками — они стали модными в русской армии со времени восшествия на престол Александра II.

Дорогая одежда Домбровского, аристократические манеры, барски-пренебрежительный тон, военная выправка произвели соответствующее впечатление в канцелярии. И он получил то, за чем пришел: заграничный паспорт.

Итак, можно ехать за границу! Но Ярослав не хотел уезжать один, без Пели.

Как ее выручить? Ведь ей запрещен выезд из Ардатова, где она находится под полицейским надзором. Ардатов не Москва. Это маленький городок, там каждый человек виден, незаметно ускользнуть оттуда немыслимо.