За нашу и вашу свободу: Повесть о Ярославе Домбровском - Лев Славин

Друзья помогли Домбровским найти квартирку. Это была небольшая мансарда в доме № 52 по улице Вавэн. Из скошенного окна открывался вид на парижские крыши.

Первые дни Ярослав и Пеля были словно опьянены ощущением личной свободы. Их волновал окружавший их великий город. Без устали ходили они по историческим местам Парижа, освященным революцией и литературой, — площадь Бастилии, Вандомская колонна, Лувр, Елисейские поля…

Вскоре небольшие средства, привезенные из России, иссякли, и нужда начинала давать о себе знать. Домбровский искал работу. Он был согласен на любую — кассира, учителя, продавца. Наконец место отыскалось. Ярослав стал работать чертежником в конторе Трансатлантической компании. Вот когда пригодился курс черчения, с таким блеском пройденный им в кадетском корпусе, а потом в Академии генерального штаба. Им были довольны.

— Вы соединяете, мсье Домбровский, природный дар художника со знаниями математика. Откуда они у вас? — осведомлялся глава фирмы, благосклонно глядя на молодого чертежника в куцем пиджачке и зеленом жилете из рубчатого бархата.

— Самообразование, мсье, — скромно отвечал бывший штабс-капитан генерального штаба.

К этой работе скоро прибавилась другая: черчение карт для издательства Ашетт. Материально положение Домбровских поправилось, и это было очень кстати: небольшая семья эта ожидала прибавления. Вскоре у них родился сын.

Однажды вечером, вернувшись домой с ворохом бумаг под мышкой (Домбровский брал работу на дом), он был удивлен необычным, лукаво-радостным выражением лица Пели. Она сказала:

— Угадай, кто приехал!

У Ярослава мелькнула безумная мысль, что, может быть, уцелел кто-то из его друзей — Сераковский, Потебня, Падлевский. Он рванулся в комнату. Двое мужчин встали из-за стола.

— Теофиль! — крикнул Домбровский.

Братья обнялись. Ярослав отступил на шаг, чтобы оглядеть Теофиля. В последний раз, когда он видел его в Москве, у тетушки Дукляны, это был хрупкий юноша. Сейчас перед ним стоял широкоплечий мужчина с большой шапкой спутанных белокурых волос. Ростом и всей мощью своей крупной фигуры он превосходил миниатюрного Ярослава, а лицом был похож на него — то же выражение решительности, отваги, но не столь отчетливое.

Второй мужчина стоял поодаль и, склонив голову, с явным удовольствием наблюдал братьев. Теофиль повернулся к нему.

— А его ты, Ярек, не узнаешь?

Что-то бесконечно знакомое почудилось Ярославу в этом сильном, замкнутом, неподвижном, точно из камня высеченном лице. Ярослав развел руками.

— Неужели? — сказал он неуверенно. — Не может быть… Это вправду ты, Валентин?

— Я говорил, что он тебя узнает! — торжествующе вскричал Теофиль.

Когда умолк бессвязный и радостный хор приветственных восклицаний, все уселись за стол, на который Пеля поставила незатейливый ужин и кувшин с вином.

Теофиль рассказал, что после разгрома подпольных организаций в Киеве ему грозил арест. Он перебрался через границу в Австрию, потом в Баварию. Здесь ему попался номер «Колокола» с письмом Ярослава к Каткову. Теофиль принялся наводить справки о брате среди польских эмигрантов, рассеявшихся после восстания по всей Европе. В конце концов он дознался, что Ярослав в Париже.

Валентин, такой же несловоохотливый, как и когда-то, скупо рассказал, что во время арестов землевольцев был схвачен и он. Как дезертира его отправили в арестантские роты. Здесь он выслужился до унтер-офицерского чина и в шестьдесят третьем году попал в Польшу в составе войск, направленных на подавление восстания. Он перешел на сторону повстанцев, в отряд Подхалюзина. После разгрома восстания Валентин бежал за границу, добрался до Парижа, работает здесь в слесарной мастерской, одинок, тоскует и был счастлив, когда случайно на улице встретил Теофиля.

— Теперь ты не одинок, — сказал Ярослав, положив руку ему на плечо.

Теофиль порылся в своей сумке и вынул оттуда длинный сверток, тщательно обернутый толстым слоем бумаги. При всеобщем удивленном молчании он развернул его и вынул оттуда старинный пистолет с граненым стволом и узорчатым деревянным ложем.

— Узнаешь, Ярослав? — спросил он.

— Конечно, — засмеялся Ярослав. — Это пистолет нашего дядюшки Фалькенхагена. Неужели ты эту древность считаешь оружием, Тео?

Теофиль ответил несколько обиженно:

— Конечно, нет. Ты пойми, Ярек, это наша семейная реликвия, это символ борьбы за свободу. Понимаешь?

— Ты сентиментален, Тео, — ответил Ярослав ласково и чуть насмешливо. — Нет, нет, не обижайся. Я тоже предан милым воспоминаниям детства. Я помню твою «рыбку на дорожку», Валентин. Помню, как мне с Теофилем ты объяснял теорию приливов, а мы тебе, откровенно говоря, не верили.

Все засмеялись. Валентин сказал:

— Вот твоя мечта исполнилась, Ярек, ты стал офицером.

— А что толку? — вскричал Теофиль. — Все разбито, все рассеяно. Кто мы такие? Патриоты без родины, революционеры без революции!

Валентин сурово поглядел на Теофиля и сказал:

— Россия еще только ждет революцию. И Польша еще только ждет революцию. Но Франция ждать не хочет и не будет. Помяните мое слово…

Несмотря на крайнюю занятость свою на службе, Домбровский отдавал немало времени и общественной работе. Ее-то, собственно, он считал главным содержанием своей жизни. Ее и свои научно-литературные занятия.

С детства приучивший себя к систематическому труду, Домбровский сумел так распределить время, что его хватало на все. Совместно с другими польскими политическими эмигрантами он создал «Объединение польских эмигрантов» и был избран в его руководящий орган, так называемый «Репрезентативный комитет». Туда вошли также два испытанных борца за свободу Польши — Валерий Врублевский и Юзеф Гауке-Босак. Врублевский был старым другом Ярослава еще с петербургских времен и незабываемых варшавских дней. С Босаком Ярослав познакомился еще на Кавказе в армии, потом встречался в Варшаве. Это был один из наиболее прославленных офицеров повстанческой армии. С безмерной, чисто польской удалью он соединял талант полководца и твердые революционно-демократические убеждения. Босак был героем боя повстанцев под Венгровом 3 февраля 1863 года. Бой этот уже ничего не мог изменить в судьбах восстания, проигранного в предыдущих сражениях.

«Репрезентативный комитет» издавал свой орган в Париже: «Niepodleglość».[11] Домбровский находил время деятельно сотрудничать в нем.

Была в Париже и другая польская организация левого направления, чисто военная: «Общество военного заговора». Цель его: новое восстание в Польше. «Общество» организовало из эмигрантов два легиона. Предполагалось, что один из них возглавит Домбровский. Было и другое предложение к Домбровскому: взять на себя обязанности начальника главного штаба в будущем восстании. Домбровский не возражал, но относился к этим предложениям скептически, ибо не видел в ближайшем будущем в Польше возможности для восстания.