Утро - Мехти Гусейн

- Хорошо, что ты сказал нам об этом, - заметил Азизбеков и, достав из кармана книжечку, записал арабскими буквами фамилии арестованных товарищей. - Придется этих тоже включить в общий список.

Буфетчик вернулся на свое место.

- Как видно, они замышляют новые провокации, намереваются такими мерами, как убийство Ханлара и аресты зачинщиков, сорвать забастовку. Это их обычный прием, - сказал задумчиво Джапаридзе. - Вчерашний буровой мастер господин Мухтаров готов сегодня установить виселицы прямо на промыслах. А ведь не так давно он твердил каждому встречному и поперечному: "Мой рабочий никогда не пойдет против меня". Иезуит!

- И в самом деле иезуит, коварный и двуличный человек! - горько усмехнулся Азизбеков. - Не иначе как он инициатор убийства Ханлара. Такие "приличные" и "гуманные" люди способны на любую подлость. Когда я читал статью Владимира Ильича "Памяти графа Гейдена", мне невольно вспомнились наши Тагиев и Мухтаров. Своими джентльменскими манерами они, как маской, прикрывают алчные стремления и волчьи аппетиты. Подобные господа душат рабочий люд даже неумолимее своих менее "цивилизованных" собратьев. Буфетчик сообщил еще одну новость: - Один из убийц Ханлара отдал богу душу. Азизбеков и Джапаридзе насторожились. - Да, да, - продолжал буфетчик, - он хотел бежать в Дагестан. Но наши ребята настигли его в пути и отправили на тот свет. А приказчик Джафар даже не выходит из дому. Знает, что с ним поступят так же, как с его приятелем. Пусть эти прохвосты знают, что мы умеем защищаться. Между прочим, полиция Джафара не трогает и не собирается трогать. Он служит в охранке. Эх!.. - вздохнул буфетчик.

- Чего же ты вздыхаешь? Вести как будто недурны. Буфетчик наклонился над столом. - Вздыхаю потому, что не будь вашего запрета, я бы по-своему расправился с этими гадами. А то вот превратился в буфетчика... Подаю лимонад... Дисциплина!

Друзья улыбнулись.

В это время в столовую вошел рабочий, посланный в больницу узнать о состоянии здоровья Ханлара. Он подошел и поздоровался с Азизбековым. Брови его были насуплены, губы дрожали.

- Как Ханлар? Что сказал врач?

Рабочий не сразу ответил. Он чувствовал себя несчастнейшим в мире человеком из-за того, что принес такую горькую весть. Потом нахмурился, сморщил лоб и сказал хмуро:

- Несколько минут назад... наш дорогой товарищ Ханлар...

Он резко махнул рукой и остановился на полуслове. Друзья переглянулись и скорбно опустили головы.

Глава двадцать вторая

В столовую стремительно вошел невысокий простоволосый человек в перехваченной узким ремнем сатиновой рубахе. Золотистые кудрявые волосы были расчесаны на косой пробор. Остановившись в дверях, он обвел присутствующих внимательным взглядом синих глаа и медленно направился к буфету.

Буфетчик еще издали приветствовал его:

- Ба, приятель! Что нового?

Азизбеков обернулся на возглас.

- Это Ваня, - шепнул он Алеше. - Наверно, знает, где Коба. - И нетерпеливо поднялся из-за стола.

Ваня подошел, поздоровался с Азизбековым и Джапаридзе и подсел к ним. Он достал из кармана коричневый с белыми полосками платок и стал вытирать разгоряченное, утомленное лицо.

- Где Коба, не знаешь? - не давая ему отдышаться, спросил Азизбеков.

- Он скоро придет. Мы были вместе, но за нами увязались ищейки. Надо было сбить их со следа. Прямо из сил выбились, пока петляли по улицам. Коба пошел ко мне переодеваться, он войдет черным ходом. Ну, ничего, сыщики наш след потеряли, но трудновато было... Ищеек... хоть пруд пруди!

- Да, полиция всех поставила на ноги, - заметил Азизбеков и пошел к буфету купить спичек.

Буфетчик удивился:

- Разве вы начали курить? Зачем вам спички?.. - Ночью на промыслах ни зги не видать, - тихо объяснил Азизбеков, - да и лужи везде, грязь... Пока сделаешь десяток шагов, весь перепачкаешься в мазуте. А сегодня, может быть, придется обойти бараки. Заменить Ханлара.

В это время, громко переговариваясь, в столовую вошла большая группа рабочих, человек в пятнадцать, а следом за ними вторая - поменьше. В помещении сразу стало шумно и оживленно. Буфетчик указал на висевшие по стенам десятилинейные керосиновые лампы.

- Смеркается, ребята, хорошо бы зажечь! - сказал он.

Двое из рабочих, помоложе, принялись зажигать лампы, Азизбеков, положив спички в карман, вернулся на свое место.

В столовой вдруг все затихли и повернулись к двери. Азизбеков увидел Сталина. Он был в серых брюках, засунутых в высокие голенища сапог, и в простой рабочей тужурке с четырьмя накладными карманами. В руках Коба держал поношенную кепку с помятым козырьком. Черные волосы, зачесанные со лба назад, непокорно падали на виски. Всегда живое и веселое лицо сегодня было угрюмым. Отросшая борода придавала ему еще больше суровости. Войдя в столовую, Коба обвел присутствующих внимательным взглядом, поздоровался, принял предложенный Ваней стул и уселся между Азизбековым и Джапаридзе.

- Нам слишком дорого обходится наша беспечность, товарищи, - сказал Коба негромко. - Но не следует впадать в уныние. Тем, кто направлял руку убийцы Ханлара, мы ответим решительным выступлением. Выстрел, произведенный в него, был направлен в рабочий класс, в партию, в нас с вами. Опасаясь открытой борьбы, враг начал прибегать к убийствам из-за угла. Мы уже посоветовались с баиловцами и пришли к единому решению: ответить на это злодеяние всеобщей забастовкой баи-ловских и биби-эйбатских рабочих двадцать четвертого и двадцать пятого сентября. Пусть похороны товарища Ханлара превратятся в мощную демонстрацию протеста всех баилово-биби-эйбатских рабочих! - Коба замолк. Потом спросил у тех, кто сидел поодаль: - Как ваше мнение, товарищи?

- Правильно! - раздались голоса с мест.

- Тогда надо действовать. И немедленно! Порешим на следующем: поручим товарищам Азизбекову и Джапаридзе подготовить на азербайджанском, русском и армянском языках прокламации и распространить среди рабочих. Пусть на всех промыслах, заводах, фабриках и предприятиях знают о нафталанском злодеянии. Для организации похорон товарища Ханлара Сафаралиева мы создадим комиссию.

В состав ее был введен и Сталин.

- Мы, - сказал он, - должны все подготовить, назначить день и час похорон. И сообщить об этом на все предприятия... Может быть, имеются другие предложения? Нет? В таком случае разойдемся, товарищи. Время дорого...

Все поднялись с мест. Только Азизбеков и Джапаридзе, будто ожидая еще чего-то, остались на месте.

- Сумеете сегодня же ночью сообщить остальным товарищам? - спросил у Азизбекова Коба.

- Сумеем, - не задумываясь ответил Азизбеков. - Пока я буду писать прокламацию, дружинники "Алого знамени" сообщат всем.

- Я ухожу, товарищи! - сказал Коба. - Встретимся завтра вечером на квартире у Вани. Приходите со стороны Первой Баиловской. Шторы на окне будут опущены.

Коба вышел первым. За ним - Алеша Джпаридзе. Последним покинул столовую Азизбеков, когда улица уже тонула в густом мраке сентябрьского вечера.

Только через час он добрался до города. Послав сынишку дворника за Асланом, Азизбеков прошел к себе в кабинет и принялся писать прокламацию от имени Биби-Эйбатского райкома РСДРП.

Глава двадцать третья

Аслан сидел дома и старательно чистил свой револьвер. Занятый делом, он, однако, настороженно прислушивался к каждому шороху и часто оглядывался на дверь - боялся внезапного появления отца. Парень знал, что если старик увидит у него револьвер, не только отнимет, но вдобавок задаст хорошую трепку.

Вечером он наведался к Смирнову спросить, нет ли чего нового, а затем побывал на берегу. Им владела теперь одна страсть - научиться хорошо грести. Не хотелось в ночь налета ударить лицом в грязь. Но лодки, которую он заприметил еще рано утром, на месте не оказалось "Куда же ее отвели?" досадовал Аслан и после тщетных поисков поплелся к пристани, которая у Девичьей башни вдается далеко в море. Он подошел к долговязому человеку с обмотанной шелковым платком головой который стоял на носу лодки и зазывал на свое суденышко любителей морского катания.

- Возьмешь меня? - спросил Аслан.

- Отчего же? Плати и садись!

- У меня нет денег.

- Тогда не обессудь!

- Ты пусти бесплатно, я буду грести за тебя.

- А я что буду делать? - возвысил голос долговязый лодочник и начал зазывать людей, только что подошедших к пристани: - Сюда! - И, заметив, что публика направляется к другой лодке, крикнул: - Не туда! Та пойдет через полчаса, а я вот-вот снимаюсь с якоря! Сюда! Сюда! Садитесь...

С другой лодки донеслась сочная ругань обманутого конкурента. Долговязый не обратил на это никакого внимания. Аслан порылся в карманах.

- Ладно, сколько тебе дать?

- У тебя ведь нет денег, сам же говорил.

- Я заплачу, но ты разреши мне самому грести. Долговязый лодочник опустил в карман полученный серебряный двугривенный и развалился на корме.

- Ладно, греби, сколько твоей душе угодно! - буркнул он. И, сложив рупором ладони, снова крикнул: - Сюда! Давайте сюда! Вы-хо-о-дим!..