Блокадные будни одного района Ленинграда - Владимир Ходанович

Комментировать считаю нецелесообразным. Скажу лишь, что при прочтении этой кандидатской диссертации неоднократно возникало ощущение, что учебную дисциплину «История КПСС» отменили не два десятилетия назад, а в конце прошлого года.

П.С. Попков, жизнь которого оборвалась в 1950 г., написать книгу о блокадной поре не успел и воспоминаний не оставил.

Тогда я обратился к книге его заместителя по Исполкому Ленгорсовета и главы городской плановой комиссии Исполкома с января 1940 г. Н.А. Манакова[702]. Тем более что в аннотации указано: «Основой для книги послужили архивные материалы и личные наблюдения автора».

На самом деле, из этого предложения верна (в определенной степени) только первая часть: встречаются сноски на дела двух ленинградских архивов. А вот «личные наблюдения» прослеживаются с большим трудом.

Ответить на вопрос, каков был «замысел автора» при написании книги, позволяет ознакомление с личным делом Николая Александровича Манакова.

В июне 1948 г. Н. А. Манаков утвержден в должности первого заместителя председателя исполкома Ленгорсовета. 30 июня того же года в Ленинградском государственном университете состоялась защита диссертации Н.А. Манакова «Хозяйство и быт осажденного Ленинграда» на соискание ученой степени кандидата экономических наук[703].

То есть основой книги явился текст кандидатской диссертации 1948 г. с ее редактированием автором и, как минимум, работниками издательства в духе, соответствии и согласии с решениями ХХ и XXI съездов КПСС [704].

В отличие от директора парка имени 1 Мая, Н.А. Манаков был профессионалом. Выходец из крестьян Архангельской губернии, окончил сельскую школу, рабфак Ленинградского технологического института, торговый факультет Института народного хозяйства имени Ф. Энгельса и аспирантуру Института советской торговли. Специальность – экономист. С сентября 1931 г. – старший экономист Плановой комиссии Исполкома Ленгорсовета, через семь лет стал ее председателем[705].

В годы войны награжден орденами Красной Звезды и «Знак Почета» и медалями «За оборону Ленинграда» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг…»[706].

Приведу отрывки из книги Н.А. Манакова, одновременно давая краткие комментарии. Отрывки объемны, но они дают представление, что можно почерпнуть из считающегося «фундаментальным» издания по истории блокады Ленинграда по рассматриваемому вопросу.

«В процессе организационной перестройки складывались новые черты руководства хозяйством: строжайшая дисциплина, оперативность, маневренность и инициатива в исполнении заданий, уменье быстро найти выход из любых хозяйственных затруднений. <…>

Фронтовые блокадные условия видоизменили формы коллективного руководства. <…>. Из 25 членов Исполкома Ленгорсовета была выделена „четверка“ в составе председателя и трех заместителей председателя исполкома. Обычно по ночам они рассматривали возникавшие за день злободневные вопросы и принимали решения, которые имели силу решений Исполкома Ленинградского Совета и проводились в жизнь немедленно»[707].

Сразу – два вопроса.

Насколько были компетентны члены «четверок» в тех областях, которыми они – по жизни или по профессии – до войны не занимались или имели о них приблизительное представление?

Что решения «проводились в жизнь немедленно», вполне возможно, но насколько позитивен был результат?

Глава «Борьба за топливо» расположилась в середине книги, после рассмотрения вопроса о развитии индивидуального огородничества весной-летом 1942 г.

«К началу войны город располагал небольшими запасами топлива. Еще в довоенные годы снабжение топливом такого крупного индустриального центра, как Ленинград, проходило с напряжением»[708].

Автор приводит данные, что промышленные предприятия, коммунальное хозяйство и транспорт Ленинграда в предвоенном 1940 г., помимо каменного угля, нефтепродуктов и торфа, израсходовали до 4,5 млн кубометров дров[709]. В начале войны, пишет Манаков, запланировали доставить в Ленинград 785 тыс. кубометров дров, поступило к 20 августа только 167 тыс.

«В первые месяцы блокады на топливо были использованы имевшиеся в городе отходы – щепа, опилки, битум, асфальт, угольная пыль, смола, пек и многое другое»[710].

«Основная масса угля находилась на топливных складах фабрик, заводов, домохозяйств, больниц и школ. Отсюда большую часть его перевезли на электростанции и важнейшие предприятия. Другие потребители стали использовать дрова».

Н.А. Манаков констатирует, что к 1 сентября 1941 г. 370 тыс. кубометров дров, находившихся на складах, могло хватить ленинградским столовым на 22 дня и электростанциям на 18 дней.

«Еще некоторым количеством дров, оставшихся с зимы 1940/41 года, располагали жители города и многие учреждения. <…> Таким образом, город мог продержаться на имевшихся запасах топлива до ноября, в лучшем случае – до декабря».

Управление лесами охранной зоны и Леспромтрест должны были в короткий срок, до конца 1941 г., отгрузить Ленинграду в общей сложности 240 тыс. куб. древесины[711].

«Такое количество дров не решало топливной проблемы, но могло в какой-то степени разрядить обстановку и позволяло дождаться поступления каменного угля, суда с которым накапливались для Ленинграда на водных путях за Ладожским озером».

В целом ряде опубликованных источников приводятся факты, не расходящиеся в датах. С 23 октября 1941 г. на Ладожском озере начались штормы. С перерывами движение судов по озеру продолжалось до 15 ноября. Весенняя навигация по Ладоге открылась в мае 1942 г. Фотография Р.А. Мазелева «Караваны с лесом плывут в Ленинград» датирована июлем 1943 г. Суда накапливались…

«В связи с тем, что запасы топлива быстро уменьшались, горком партии вынужден был 6 октября 1941 года принять постановление о проведении лесозаготовок на специально отведенных участках лесоохранной зоны[712]. <…> Ленинградцы, направленные на заготовку дров, в основном женщины и молодежь, работали в сложных условиях. Рабочие не имели теплой одежды. Почти все они впервые держали в руках топор и пилу. Слабые от недоедания, они часто не могли выполнить нормы <…> Организованные в спешке заготовительные пункты находились в стороне от дорог, не хватало транспорта и инструментов. Рабочим приходилось вывозить дрова с лесных делянок за 4–5 километров на санках. <…>

Стремясь ускорить заготовку и доставку дров, комсомольская организация города послала на лесозаготовки 2000 человек. На необжитых и неподготовленных лесных участках, превозмогая слабость от истощения, по колено в снегу, осваивали комсомольцы тяжелую профессию лесорубов. Молодежь строила временное жилье, прокладывала лесные просеки и узкоколейки.

В этих исключительно трудных условиях комсомольцы добились решительного улучшения в заготовке дров» [713].

Упоминание про прокладку комсомольцами узкоколеек, «по колено в снегу»… Или сам автор, или редакторы рукописи сделали это не случайно. Книга вышла в период освоения целинных земель, а указанный эпизод соотносился с аналогичным в настольной книге не одного поколения – «Как закалялась сталь». Л.Н. Гумилев, обращаясь к этому эпизоду из романа, заметил, что практика внезапно спохватиться (тогда, когда все это (доставка дров) можно было сделать заранее (летом)), – типичный поведенческий признак субпассионариев. К тому же, построенная корчагинская узкоколейка в дальнейшем оказалась никому не нужна.

(Если же вспомнить и другие поведенческие признаки субпассионариев и учесть, кто был во власти и около власти в годы войны, то мотивация принятия решений управленческими структурами и причины неадекватности содержания этих решений станут намного яснее.)

О «лесозаготовительной кампании» октября 1941 г. писал сотрудник Института истории Академии наук СССР В.А. Карасев (с которым Манаков в своей книге открыто не соглашался по ряду аспектов).

«В условиях суровой непогоды, без теплой спецодежды и обуви, часто в туфельках и легких пальто, ленинградские комсомолки овладевали профессией лесоруба».

«Нам нужно во что бы то ни стало заготовить 300 тыс. кубометров дров с тем, чтобы прожить декабрь-январь месяцы, иначе мы сорвем работу промышленности и заморозим большое количество зданий с центральным отоплением», – выступал (из источника неясно, перед кем) П.С. Попков. К 24 октября 1941 г. план заготовки дров был выполнен чуть более чем на 1 (один) процент[714].