Интервенция - Иван Алексин

сам Василий Григорьевич у распахнутых ворот и встретит. А из Кремля уже в спину тем, кто в Белом городе оборону держит, ударите.

— Уж проведу, в том, боярин, не сомневайся. — отлепившись от стены, поклонился до земли Лызлов. — Никто и оглянутся не успеет, как вы в Кремль ворвётесь.

— Хорошо, — кивнул Зборовский. — Но ты, князь, с нами поедешь.

— Поеду, — покладисто согласился Черкасский. — Ты только распорядись, пан полковник, чтобы моих людишек никто не тронул.

— Не тронут, — кивнул, разворачивая коня, Зборовский. — Пан Доморацкий со своим отрядом и у ворот посторожит, и за твоими людьми присмотрит.

Янис побледнел, не веря своим глазам. От устремившегося в сторону реки конного потока отделился небольшой отряд во главе с его бывшим командиром, с которым он когда-то сопровождал Лизку в Дорогобуж ко второму самозванцу.

— Пан Мацей Доморацкий.

— Янис! — в свою очередь узнал его капитан. — Ты гляди, живой! Ты же с этой шлюхой, что за царицу себя выдавала, пропал!

— Вот она меня в узилище к московитам и определила, — Янис скривился, с трудом удержавшись, чтобы тут же не заставить Доморацкого подавиться своими словами. — Еле вырвался.

— Бывает! — рассмеялся, показав крупные зубы, поляк, по своему интерпретировав гримасу ненависти, исказившую лицо литвина. — Но теперь ты с ними сможешь за всё посчитаться! Наш король этот город на три дня на разграбление отдаёт!

— Посчитаемся, — мрачно пообещал Янис, не сводя глаз с ворот, сквозь которые в город входили всё новые отряды. — Тут неподалёку усадьба купца Ивашникова стоит, — Литвинов мысленно усмехнулся, заметив вспыхнувший интерес в глазах шляхтича и во всю глотку заорал, окликнув пожилого чубатого казака с десятком сотоварищей повернувших было коней в сторону приглянувшегося дома. — Атаман, айда с нами! Я где дюже богатые хаты найти, ведаю.

— Зачем нам эти скоты? — недовольно поморщился капитан. Идея дележа трофеев с черкасами, ему явно пришлась не по душе.

— Ничего. Сегодня всем богато достанется, — успокоил его литвин и двинулся на переговоры к чубатому.

Нужно держаться подальше от ворот!

Глава 16

23 июня 1609 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.

Пепел. Он был повсюду. Он лежал под копытами, смешавшись с дорожной пылью в тёмно-серую смесь, сыпался тёмным инеем с обугленных стен, назойливо лез за ворот шубы, норовил запорошить глаза, лип к губам. Мой конь недовольно фыркал, тряся испачканной гривой, переступал беспокойно копытами, норовя сорваться в галоп.

Тошно, противно, смрадно. Ещё и трупы вдоль дороги лежат: люди, кони, собаки вперемежку с крысами; скрюченные, обугленные, вонючие. И это только те, что на виду лежат. Страшно даже подумать, сколько людей, не сумев выбраться из пылающих домов, осталось там, внутри отбушевавшего ада.

Мда. Неожиданно вспыхнувший пожар, сделал приготовленную для интервентов ловушку по настоящему смертельной. Если взрывом Чертольских ворот я хотел лишь ненадолго задержать не успевшие войти в город польские хоругви, то огненная стихия окончательно отсекла авангард от остальной части войска, не только исключив оказание хоть какой-нибудь помощи попавшим в засаду отрядам, но и отрезав им единственный путь к отступлению.

Разгром был полным. Из почти трёхтысячного польского отряда, обратно из города смогло вырваться не более пары сотен. Остальные метались, задыхаясь в удушливом дыму, гибли под пушками Белого города, вновь бросались к реке под залпы смертоносной картечи. Русские, ожесточившись за годы Смуты, пощады никому не давали. И лишь немногие везунчики, которым посчастливилось в нужный момент оказаться рядом со своим командиром, Станиславом Зборовским, были вместе с полковником взяты в плен.

Мимо проскрипела телега наполовину заваленная трупами. Два дюжих мужика, сдёрнув с головы шапки, поклонились, свернули чуть влево с дороги, к очередному лежащему возле дымящегося колодезного сруба телу. Здесь таких много трудится. Недаром ещё вчера сивуч объявил на Лобном месте о том, что царь за каждого вывезенного и похороненного за городом погибшего серебреную деньгу даёт. И при этом не важно; свой то покойник или поганый латинянин, что с войной на Москву пришёл. Дьяк, что царём за похоронами надзирать поставлен, различий в том не делает.

Нужно всех похоронить; и своих, и чужих. Мы же не варвары какие, чтобы над трупами врагов глумиться. Да и гниющие на жаре тела, прямая дорога к вспышке эпидемии. Бороться с ними здесь не умеют и та же холера или чума пострашнее вражеского войска оказаться может. Вот и решил я с этим делом не тянуть, похоронив трупы за городом, благо поляки, решив взять город штурмом, об осаде и не помышляли. Вражеских воинов в общей могиле зароем, а своих постараемся опознать и по всем правилам похоронить.

А русских, между тем, во вчерашнем огненном аду тоже не мало погибло. Я с непонятным для самого себя упорством продолжал объезжать развалины выгоревших домов, заставляя себя всматриваться в лица погибших. Лица не только мужчин-воинов, но и стариков, женщин, детей.

Специфика человеческой психологии, блин! Люди есть люди. В какую бы эпоху они не жили, мало меняются. Вот и в этот раз, несмотря на мой указ, в Белом городе укрылись не все. Кто-то понадеялся на крепкие стены и стойкость воинов, что защищали внешнюю стену города, другие посчитали, что враг начнёт штурм в другом месте (том же Замоскворечье), третьи и вовсе просто решили положиться на судьбу, не желая бросать на произвол судьбы хозяйство и понадеявшись на русский «авось».

А потом. А потом стало поздно куда-либо бежать. Сколько же христианских душ это распроклятое «авось» вчера понапрасну сгубила!

— Иван!

— Слушаю, государь.

Видя, что царь-батюшка сегодня в плохом настроении, моя свита благоразумно держалась чуть в стороне, стараясь не лезть под руку. Даже Никифор, по-видимому, что-то уловив во время утренней молитвы, моё безрассудное желание съездить на пожарище, никак не прокомментировал, просто приняв к исполнению. А большинство бояр и воевод и вовсе предпочли не отсвечивать, сославшись на подготовку к предстоящему сражению.

— Список всех домов и усадеб, что сгорели, составишь; где стояли, кто хозяева, живы ли. И людишкам объяви, что как только ляхов от Москвы прогоним, те дома за государев счёт восстанавливать будем. Но смотри, — прожёг я своего секретаря взглядом, — узнаю, что со списком мухлюешь или взятки на этом деле берёшь; не прощу.

— Так где же такие деньжищи найти, Фёдор Борисович! — опешил Семёнов. — Василий Петрович и так жалуется,